Братец, Питер.
У меня с Питером особые взаимоотношения.
Мы ссоримся, при том, не миримся. Напоминает девочку и мальчика, которые встречаются, но не ставят друг друга в известность об этом, ведь и так все понятно.
Без лишних слов.
Вот так и я - ссорюсь, а примирение наступает само собой и город это понимает.
Он в ответ на мои странные порывы вдохновения иногда заряжает депрессию у погоды на две-три недели: только дождь и ничего кроме дождя. И чувствуется в этом сером цвете чуждая душность, не душевность, а именно душность. Как проказник - делает на зло.
И когда уже накатит и невозможно сдержаться, высказываешь городу все - за бесконечный серый цвет, за длинные зимние ночи, да мало ли за что.
И уезжая из него в таком настроении, не тоскую по нему. Иногда делаю это с таким надрывом, что кажется, не вернусь больше. Заброшу, как книгу на пыльную антресоль.
Забуду и не вернусь.
Знаю, что он будет скучать, но в момент душевного взрыва это не волнует.
Москва своей площадью трех вокзалов, кажется гостеприимной, но томиться в разлуке не будет - факт. Даже вспоминать себя не заставит.
А Питер - будет: как мальчишка будет стоять на перроне с шариком, а шарик будет колебать балтийский бриз. Будет стоять и молча ждать. Не постареет, не поседеет - повзрослеет, но не забудет и не перестанет любить тебя такого. Такого вот импульсивного, со всплесками настроения, подобные накатам волн на набережную и во всем этом близкого по духу.
И сидя в поезде Москва-Санкт-Петербург будешь думать о Москве, думать и скучать по ней, но точно знать: Питер не ревнует.
Ведь он уверен в себе. Этот дерзкий юнец.
Встретит тебя перроном Московского вокзала с присущим только ему настроением.
Не будет рыдать, а вонзиться пальцами в волосы, потреплет их и все, слова-то нам не нужны. Уже помирились.
Сколько пафоса и спеси в разговорах об этом городе, а он такой простой, незатейливый и в жилах у него течет Нева.
