Оливер Кромвель-5
События, происшедшие в 1641 году, имели в своем истоке не столько реально существующие проблемы в обществе (их довольно быстро и почти между делом решили), сколько особенности лидеров двух мировоззрений. Джон Пим был человеком весьма умным, но ум этот был, к сожалению, деструктивного свойства. Пим понимал, что англичане в массе хотели бы нормальной конституционной монархии, и никаких парламентских революций не хотели. Но он был твердо уверен, что страной должен править парламент - и точка. Король Чарльз I, со своей стороны, будучи человеком неглупым и порядочным, решительно не разбирался в людях. Совершенно.
Один Чарльз в трех лицах: жесткого воина, истинно верующего христианина, и любящего, доброго друга
Чарльз I никогда не мог определить тип человека, находящегося перед ним, и аргументировать с этим человеком именно исходя из его типа. Прямую и громогласную конфронтацию он считал вульгарной, и, соответственно, никогда не вступал в перепалку, а просто игнорировал всё, высказанное в неподобающей форме. Он не относился к людям, способным рассмотреть ситуацию с разных сторон, потому что для него у любой ситуации сторона была одна: та, которую он, Чарльз, видел.
В результате, создалась ситуация, в которой Пим мог только давить дальше и дальше, потому что если бы он остановился, то был бы раздавлен невозмутимой уверенностью короля в своем божественном праве жить и править по-своему. Король же почти открыто повсюду говорил, что не считает себя связанным решениями парламента, и искал союзников. И нарвался на маркиза Гамильтона, которого, как он думал, знал давно и хорошо.
Каким-то образом Гамильтону удалось убедить короля, что шотландский парламент может быть ударен на всю голову идеями просвитерианства и Ковенантом, но в целом Шотландия - страна глубоко роялистская, которая любит его и ждет знака благоволения. И Чарльз отправился туда в начале августа 1641 года. Там ведь был тот Александр Лесли, который ранее служил в Швеции, и которого король сделал за славные победы графом и членом Тайного Совета в Шотландии. Он же одновременно был Лордом Генералом армии Ковенанта. Так что Чарльз, имеющий основания не сомневаться в Лесли, надеялся найти в Шотландии союзников. Через пару дней пребывания в Эдинбурге Чарльз понял, что попал сюда как кур в ощип. Нет, Лесли его не предал, но его армия была распущена, и он вообще ничего не мог сделать, чтобы помочь королю. Так что Чарльзу внезапно пришлось дать шотландскому парламенту больше юридической и исполнительной власти, чем в Вестминстере могли возмечтать.
Именно в этот момент и случилась грубая провокация, о которой все знали, что это провокация, но никто ничего не сумел сделать, чтобы как-то изящно свернуть дело о якобе заговоре роялистов, известном как "Инцидент".
Всё началось с того, что Чарльз пожаловал лидеру ковенантеров, графу Арчибальду Кэмпбеллу, титул маркиза Аргайла. Гамильтон, которого в Шотландии ещё с 1638 года не жаловали (он обозвал ковенантеров "одержимыми", и его матушка, маркиза Анна, которая была в армии Ковенанта полковником, поклялась, что пристрелит сынулю, если тот попадется ей на пути), решил с Кэмпбеллом подружиться. Дело в том, что в 1641 году он уже хотел переметнуться в ряды ковенантеров, но многие там смотрели на него весьма неласково, и поддержка Кэмпбелла была бы ему не лишней. Надо сказать, что на Гамильтона точно так же неласково глядели и оба близких советников Чарльза, так что какая муха короля укусила Гамильтону довериться - сложно сказать. Он не питал насчет Гамильтона иллюзий, нет. Сам же ядовито замечал, что тот "очень активно самосохраняется" в Шотландии. Возможно, казнь Страффорда, в которой он сам был напрямую виноват, вызвала в короле стыд, от которого пришлось бежать в Шотландию. Хотя скорее всего он обвинил в своей слабовольности других.
В любом случае, его величество сидело в Эдинбурге, и раздавало шотландцам милости, потому как ничего другого ему не оставалось. Почту он получал исправно, и предупреждения графа Монтроза (Джеймса Грэма) о том, что у него имеются доказательства предательских намерений Гамильтона, его с места не сдвинули. А потом завертелось.
Джеймс Грэм, которого в будущем будут называть Великим Монтрозом
Гамильтон обратился к шотландскому парламенту с просьбой помочь королю против английского парламента. Разумеется, получил отказ, и, как бы признав представленные аргументы, официально прибился к фракции Аргайла. После этого ему приходит вызов на дуэль от сына лорда Керра, и он информирует об этом короля. Король благородно говорит Керру "ай-яй-яй", и тот свой вызов снимает, и даже извиняется, но по столице начинают циркулировать слухи о роялистском заговоре, направленном на Аргайла и его друзей. А потом вдруг распространяется информация, что Гамильтон, его младший брат Уильям и сам Аргайл должны быть похищены роялистами на корабль, который должен будет украсть их из Эдинбурга. Некий Джон Урри, профессиональный солдат, служивший впоследствии во всех армиях участников Войны Трех Королевств (как теперь называют гражданскую войну), а в данный момент офицер-ковенантер, информирует о готовящемся похищении генерала Лесли. А вышеупомянутая троица укрывается от якобы грозящей им опасности в имении Гамильтона. У Лесли, формально командовавшего армией Ковенанта, не было другого выбора, как передать информацию парламенту, а парламент потребовал от короля объясниться и расследовать дело. Естественно, что Чарльз, будучи не в курсе интриг Гамильтона, был не в состоянии складно объяснить весь этот бред, и остался виноватым.
Но вообще-то эта общеизвестная сторона несчастного визита наивного короля в логово страшных пресвитеанцев не говорит всей правды. Король добился там освобождения графа Монтроза, находившегося то ли под арестом, то ли и вовсе в тюрьме, причем ему удалось смоделировать свое королевское помилование так, что впоследствие Монтроз "растянул" его и на прочих шотландских роялистов. И якобы выданные Чарльзом под давлением свободы пресвитерианцам оказались клином, который выбил из-под седалища Пима постамент защитника веры в Вестминстере - ведь именно за право молиться на пуританский манер лондонская толпа и была им изначально поднята. Чарльз, дав шотландцам их свободы до поры до времени, объявил в Англию, что на нынешний момент ситуация такова, а как церковь перестраивать - посмотрим потом. И одновременно повысил в статусе двух епископов, которых Пиму удалось выжить из парламента. И это был ещё один поворотный момент в истории гражданской войны, которой могло бы и не случиться, ведь поддержка Пима в парламенте и на улицах просто растаяла.
Пима спасло ирландское восстание. Дело в том, что Страффорда решительно нельзя было убирать из Ирландии, и даже убрав ненадолго, его следовало вернуть максимально быстро. И уж тем более нельзя было расформировывать его армию. Да, Страффорда в Ирландии ненавидели, но его равно ненавидели все фракции, потому что при нем правил закон, а не их интересы. Отправив Страффорда в тюрьму, а потом на эшафот, Пим, суливший всем католикам, что с ними обойдутся, как с бешеными собаками, открыл плотину всей ненависти, которая скопилась за пару столетий с времен воцарения Тюдоров, и особенно - после позорной, варварской, граничащей с геноцидом политики Элизабет I, которая выморила голодом половину населения страны, и отдала их земли английским переселенцам. И практика притеснять ирландцев в пользу "понаехавших" продолжалась при Стюартах, особенно когда религия вдруг оказалась той чертой, которая общество разделила.
Чтобы не отклоняться от сути, скажу только, что эта "Ирландская революция" 1641 года была полностью в стиле ирландской политики, то есть абсолютно варварской. Под удар, естественно, в первую очередь попали английские переселенцы, и в первые несколько месяцев были уничтожены около 4000 англичан и шотландцев, без различия пола и возраста, причем около половины умерли от голода и жестокого обращения. Но очень быстро этот конкретный гнев против конкретной политики превратился в террор, в котором стали убивать всех протестантов, как чужих, понаехавших, так и своих, ирландских. Протестанты, конечно, ответили тем же. В конце концов, какой-никакой английский гарнизон при каждой королевской крепости в Ирландии был. Ну а потом началась полномасштабная война, которая, в целом, длилась одиннадцать лет. По самым осторожным подсчетам, если верить сэру Уильяму Петти, ученому и врачу при главнокомандующем английской армией в Ирландии, который после Реставрации стал генерал-контролёром Ирландии, за весь тот период в Ирландии погибло не менее половины миллиона человек.
События в Ирландии не могли не ударить по репутации Чарльза I как правителя. В конечном итоге, перевод и гибель Страффорда были результатом его решения. Но для его подданных-протестантов, "бунт католиков" в Ирландии был прямым последствием политики короля, явно относящегося к суровым формам протестантской веры как к ереси, и не считающего католиков порождением геены огненной. Учитывая, что и его королева была католичкой, да ещё наполовину Медичи (Мария Медичи, т.к. ее величество была сестрой Луи XIII), по городам и весям понеслись слухи, что король - папист, и скоро начнет истреблять во имя Рима всех честных христиан. Подарок для Пима, не так ли?
В первую неделю ноября 1641 года Пим быстренько обвинил в случившемся покойного Страффорда и потребовал, что если король не согласится впредь назначать советниками только согласованных с парламентом людей, парламент двинется наводить в Ирландии порядок исключительно своим авторитетом, без короля. Да, снова перепуганный парламент снова сомкнул свои ряды вокруг Пима. Не все, впрочем, были перепуганы. Кромвель вот был скорее воодушевлен, и 6 ноября потребовал, чтобы парламент возложил общее командование всеми вооруженными силами к югу от Трента на графа Эссекса, Роберта Деверё, до тех пор, пока парламент посчитает нужным эти войска распустить.
Сын фаворита королевы Элизабет и дочери страстного ненавистника католиков сэра Уолсингема, этот Деверё был человеком на удивление религиозно вменяемым. Правда, репутация его была основательно загублена смолоду - родители сдуру женили сына на одной из Говардов, а это, как известно, кровь довольно-таки дурная (или горячая, как посмотреть). Так что пока 13-летний муж взрослел в двухлетнем туре, его 14-летняя жена сошлась с одним из фаворитов короля, и когда муж вернулся, подала на развод (аннуляцию брака) по причине импотенции супруга. Детали бракоразводного процесса долго веселили общество, особенно когда пылкая девица была признана на гинекологическом осмотре... девицей. Малоприличный куплет распевали потом по всему Лондону и по каждому поводу:
This maide inspected;
But fraud interjected
A Maid of more perfection:
The midwives did her handle,
While the Kn[igh]t held the candle
O there was a clear inspection!
Эссекс, правда, хорошо посмеялся в этой истории последним - когда муж его блудной жены и сама красотка оказался через три года в качестве обвиняемых в отравлении сэра Томаса Овербери, в жюри пэров сидел Деверё, и даже добился смертного приговора для обоих. Но повесили, конечно, не их, а практических исполнителей - камеристку леди и найденных ею помощников. А "благородную" парочку через шесть лет заключения выпустили. Как понимаете, причин хорошо относиться к придворным вообще и к королям в частности у него не было - из-за них и их любимчиков он дважды становился публичным посмешищем (второй брак тоже не задался, хотя дело обошлось без публичного скандала).
Деверё был военным всю свою жизнь. Хотя и это у него как-то тускло получалось, без блеска и грома. Но вряд ли кто мог обвинить его в отсутствии опыта. Тем не менее именно Кромвель стал его продвигать по причине личных связей, которые ему организовал в свое время тесть, а парламент это продвижение поддержал, потому что Эссекс не любил короля. И вот на этом достоинстве Роберт Деверё-младший взлетел аж до должности главнокомандующего. Чарльз, кстати, предвидел это, и уже в начале 1641 года сделал Деверё лордом-камергером, но искренняя неприязнь этих двоих друг к другу свела всё на нет.
Один Чарльз в трех лицах: жесткого воина, истинно верующего христианина, и любящего, доброго друга
Чарльз I никогда не мог определить тип человека, находящегося перед ним, и аргументировать с этим человеком именно исходя из его типа. Прямую и громогласную конфронтацию он считал вульгарной, и, соответственно, никогда не вступал в перепалку, а просто игнорировал всё, высказанное в неподобающей форме. Он не относился к людям, способным рассмотреть ситуацию с разных сторон, потому что для него у любой ситуации сторона была одна: та, которую он, Чарльз, видел.
В результате, создалась ситуация, в которой Пим мог только давить дальше и дальше, потому что если бы он остановился, то был бы раздавлен невозмутимой уверенностью короля в своем божественном праве жить и править по-своему. Король же почти открыто повсюду говорил, что не считает себя связанным решениями парламента, и искал союзников. И нарвался на маркиза Гамильтона, которого, как он думал, знал давно и хорошо.
Каким-то образом Гамильтону удалось убедить короля, что шотландский парламент может быть ударен на всю голову идеями просвитерианства и Ковенантом, но в целом Шотландия - страна глубоко роялистская, которая любит его и ждет знака благоволения. И Чарльз отправился туда в начале августа 1641 года. Там ведь был тот Александр Лесли, который ранее служил в Швеции, и которого король сделал за славные победы графом и членом Тайного Совета в Шотландии. Он же одновременно был Лордом Генералом армии Ковенанта. Так что Чарльз, имеющий основания не сомневаться в Лесли, надеялся найти в Шотландии союзников. Через пару дней пребывания в Эдинбурге Чарльз понял, что попал сюда как кур в ощип. Нет, Лесли его не предал, но его армия была распущена, и он вообще ничего не мог сделать, чтобы помочь королю. Так что Чарльзу внезапно пришлось дать шотландскому парламенту больше юридической и исполнительной власти, чем в Вестминстере могли возмечтать.
Именно в этот момент и случилась грубая провокация, о которой все знали, что это провокация, но никто ничего не сумел сделать, чтобы как-то изящно свернуть дело о якобе заговоре роялистов, известном как "Инцидент".
Всё началось с того, что Чарльз пожаловал лидеру ковенантеров, графу Арчибальду Кэмпбеллу, титул маркиза Аргайла. Гамильтон, которого в Шотландии ещё с 1638 года не жаловали (он обозвал ковенантеров "одержимыми", и его матушка, маркиза Анна, которая была в армии Ковенанта полковником, поклялась, что пристрелит сынулю, если тот попадется ей на пути), решил с Кэмпбеллом подружиться. Дело в том, что в 1641 году он уже хотел переметнуться в ряды ковенантеров, но многие там смотрели на него весьма неласково, и поддержка Кэмпбелла была бы ему не лишней. Надо сказать, что на Гамильтона точно так же неласково глядели и оба близких советников Чарльза, так что какая муха короля укусила Гамильтону довериться - сложно сказать. Он не питал насчет Гамильтона иллюзий, нет. Сам же ядовито замечал, что тот "очень активно самосохраняется" в Шотландии. Возможно, казнь Страффорда, в которой он сам был напрямую виноват, вызвала в короле стыд, от которого пришлось бежать в Шотландию. Хотя скорее всего он обвинил в своей слабовольности других.
В любом случае, его величество сидело в Эдинбурге, и раздавало шотландцам милости, потому как ничего другого ему не оставалось. Почту он получал исправно, и предупреждения графа Монтроза (Джеймса Грэма) о том, что у него имеются доказательства предательских намерений Гамильтона, его с места не сдвинули. А потом завертелось.
Джеймс Грэм, которого в будущем будут называть Великим Монтрозом
Гамильтон обратился к шотландскому парламенту с просьбой помочь королю против английского парламента. Разумеется, получил отказ, и, как бы признав представленные аргументы, официально прибился к фракции Аргайла. После этого ему приходит вызов на дуэль от сына лорда Керра, и он информирует об этом короля. Король благородно говорит Керру "ай-яй-яй", и тот свой вызов снимает, и даже извиняется, но по столице начинают циркулировать слухи о роялистском заговоре, направленном на Аргайла и его друзей. А потом вдруг распространяется информация, что Гамильтон, его младший брат Уильям и сам Аргайл должны быть похищены роялистами на корабль, который должен будет украсть их из Эдинбурга. Некий Джон Урри, профессиональный солдат, служивший впоследствии во всех армиях участников Войны Трех Королевств (как теперь называют гражданскую войну), а в данный момент офицер-ковенантер, информирует о готовящемся похищении генерала Лесли. А вышеупомянутая троица укрывается от якобы грозящей им опасности в имении Гамильтона. У Лесли, формально командовавшего армией Ковенанта, не было другого выбора, как передать информацию парламенту, а парламент потребовал от короля объясниться и расследовать дело. Естественно, что Чарльз, будучи не в курсе интриг Гамильтона, был не в состоянии складно объяснить весь этот бред, и остался виноватым.
Но вообще-то эта общеизвестная сторона несчастного визита наивного короля в логово страшных пресвитеанцев не говорит всей правды. Король добился там освобождения графа Монтроза, находившегося то ли под арестом, то ли и вовсе в тюрьме, причем ему удалось смоделировать свое королевское помилование так, что впоследствие Монтроз "растянул" его и на прочих шотландских роялистов. И якобы выданные Чарльзом под давлением свободы пресвитерианцам оказались клином, который выбил из-под седалища Пима постамент защитника веры в Вестминстере - ведь именно за право молиться на пуританский манер лондонская толпа и была им изначально поднята. Чарльз, дав шотландцам их свободы до поры до времени, объявил в Англию, что на нынешний момент ситуация такова, а как церковь перестраивать - посмотрим потом. И одновременно повысил в статусе двух епископов, которых Пиму удалось выжить из парламента. И это был ещё один поворотный момент в истории гражданской войны, которой могло бы и не случиться, ведь поддержка Пима в парламенте и на улицах просто растаяла.
Пима спасло ирландское восстание. Дело в том, что Страффорда решительно нельзя было убирать из Ирландии, и даже убрав ненадолго, его следовало вернуть максимально быстро. И уж тем более нельзя было расформировывать его армию. Да, Страффорда в Ирландии ненавидели, но его равно ненавидели все фракции, потому что при нем правил закон, а не их интересы. Отправив Страффорда в тюрьму, а потом на эшафот, Пим, суливший всем католикам, что с ними обойдутся, как с бешеными собаками, открыл плотину всей ненависти, которая скопилась за пару столетий с времен воцарения Тюдоров, и особенно - после позорной, варварской, граничащей с геноцидом политики Элизабет I, которая выморила голодом половину населения страны, и отдала их земли английским переселенцам. И практика притеснять ирландцев в пользу "понаехавших" продолжалась при Стюартах, особенно когда религия вдруг оказалась той чертой, которая общество разделила.
Чтобы не отклоняться от сути, скажу только, что эта "Ирландская революция" 1641 года была полностью в стиле ирландской политики, то есть абсолютно варварской. Под удар, естественно, в первую очередь попали английские переселенцы, и в первые несколько месяцев были уничтожены около 4000 англичан и шотландцев, без различия пола и возраста, причем около половины умерли от голода и жестокого обращения. Но очень быстро этот конкретный гнев против конкретной политики превратился в террор, в котором стали убивать всех протестантов, как чужих, понаехавших, так и своих, ирландских. Протестанты, конечно, ответили тем же. В конце концов, какой-никакой английский гарнизон при каждой королевской крепости в Ирландии был. Ну а потом началась полномасштабная война, которая, в целом, длилась одиннадцать лет. По самым осторожным подсчетам, если верить сэру Уильяму Петти, ученому и врачу при главнокомандующем английской армией в Ирландии, который после Реставрации стал генерал-контролёром Ирландии, за весь тот период в Ирландии погибло не менее половины миллиона человек.
События в Ирландии не могли не ударить по репутации Чарльза I как правителя. В конечном итоге, перевод и гибель Страффорда были результатом его решения. Но для его подданных-протестантов, "бунт католиков" в Ирландии был прямым последствием политики короля, явно относящегося к суровым формам протестантской веры как к ереси, и не считающего католиков порождением геены огненной. Учитывая, что и его королева была католичкой, да ещё наполовину Медичи (Мария Медичи, т.к. ее величество была сестрой Луи XIII), по городам и весям понеслись слухи, что король - папист, и скоро начнет истреблять во имя Рима всех честных христиан. Подарок для Пима, не так ли?
В первую неделю ноября 1641 года Пим быстренько обвинил в случившемся покойного Страффорда и потребовал, что если король не согласится впредь назначать советниками только согласованных с парламентом людей, парламент двинется наводить в Ирландии порядок исключительно своим авторитетом, без короля. Да, снова перепуганный парламент снова сомкнул свои ряды вокруг Пима. Не все, впрочем, были перепуганы. Кромвель вот был скорее воодушевлен, и 6 ноября потребовал, чтобы парламент возложил общее командование всеми вооруженными силами к югу от Трента на графа Эссекса, Роберта Деверё, до тех пор, пока парламент посчитает нужным эти войска распустить.
Сын фаворита королевы Элизабет и дочери страстного ненавистника католиков сэра Уолсингема, этот Деверё был человеком на удивление религиозно вменяемым. Правда, репутация его была основательно загублена смолоду - родители сдуру женили сына на одной из Говардов, а это, как известно, кровь довольно-таки дурная (или горячая, как посмотреть). Так что пока 13-летний муж взрослел в двухлетнем туре, его 14-летняя жена сошлась с одним из фаворитов короля, и когда муж вернулся, подала на развод (аннуляцию брака) по причине импотенции супруга. Детали бракоразводного процесса долго веселили общество, особенно когда пылкая девица была признана на гинекологическом осмотре... девицей. Малоприличный куплет распевали потом по всему Лондону и по каждому поводу:
This maide inspected;
But fraud interjected
A Maid of more perfection:
The midwives did her handle,
While the Kn[igh]t held the candle
O there was a clear inspection!
Эссекс, правда, хорошо посмеялся в этой истории последним - когда муж его блудной жены и сама красотка оказался через три года в качестве обвиняемых в отравлении сэра Томаса Овербери, в жюри пэров сидел Деверё, и даже добился смертного приговора для обоих. Но повесили, конечно, не их, а практических исполнителей - камеристку леди и найденных ею помощников. А "благородную" парочку через шесть лет заключения выпустили. Как понимаете, причин хорошо относиться к придворным вообще и к королям в частности у него не было - из-за них и их любимчиков он дважды становился публичным посмешищем (второй брак тоже не задался, хотя дело обошлось без публичного скандала).
Деверё был военным всю свою жизнь. Хотя и это у него как-то тускло получалось, без блеска и грома. Но вряд ли кто мог обвинить его в отсутствии опыта. Тем не менее именно Кромвель стал его продвигать по причине личных связей, которые ему организовал в свое время тесть, а парламент это продвижение поддержал, потому что Эссекс не любил короля. И вот на этом достоинстве Роберт Деверё-младший взлетел аж до должности главнокомандующего. Чарльз, кстати, предвидел это, и уже в начале 1641 года сделал Деверё лордом-камергером, но искренняя неприязнь этих двоих друг к другу свела всё на нет.