Генри III - 43: короли уходят, но история продолжается
Окончание Второй баронской войны получило завершающий штрих в сентябре 1267 года, когда Генри III, принц Эдвард и легат Оттобуоно встретились с Лливелином Уэльским, чтобы подписать мирный приговор. Надо сказать, что договор тот был договорен всё-таки исключительно благодаря усилиям легата - Эдвард достаточно повоевал в Уэльсе, чтобы на дух не переносить Лливелина, а король, похоже, всё ещё находился в состоянии "что воля, что неволя - всё едино". Один Лливелин бурлил энергией, как вечный двигатель, да Оттобуоно отдыхал в местной откровенно драчливой атмосфере после тайных континентальных интриг.
По сути, особого простора для переговоров и не было. Лливелин был по факту властелином Уэльса, и хотел признания этого факта от англичан. Англичанам никаких там местечковых королей на "своей" территории признавать не хотелось, но войну с Лливелином они в данный момент позволить себе не могли. Легат Оттобуоно смог найти компромисс: Лливелин признавался властелином Уэльса, но признавал Генри III своим льеж лордом, то есть сеньором. И приносил в этом формальную вассальную клятву. Как ни странно, этот мирный договор действительно продержался до самой смерти Генри, Лливелин его не нарушил. Впрочем, никто не сомневался, что с Эдвардом ему договориться не удастся, но это было делом будущего.
А пока мир с Уэльсом был обеспечен, мятежные бароны занялись сбором штрафов за свой мятеж, периодически потирая шеи чтобы убедиться: их глупые головы всё ещё были на месте, то есть жизнь продолжалась. От войны никто ничего не выиграл, но все проиграли. Генри III был вынужден признаться себе, что, просидев полвека на троне, он не сумел выиграть ни сердец, ни уважения своих подданных. Бароны оказались в долгах и в раздрае. Оксфордские Уложения, за которые сражался де Монфор, и все его реформы оказались выброшены на свалку истории. То есть, королевство продолжало жить согласно Винчестерским Уложениям да хартиям, как и до войны. Более того, большинство этих уложений и хартий остались в качестве действующих законов на века, и четыре из них действительны на сегодняшний день. Стоила ли овчинка выделки, спрашивается?
Впрочем, принц Эдвард заложил за мятежные годы фундамент своей будущей власти. Все поняли, что имеют дело с человеком более чем решительным, и к тому же не без талантов. А он сделал кое-какие выводы о том, как не надо царствовать, причем больше на примере де Монфора, чем своего отца. Король никогда не был популярен и всю свою сознательную жизнь щелкал по лбу собственных баронов. Де Монфор же был признанным лидером баронских амбиций, но ухитрился потерять популярность за год. Тут было о чем подумать будущему королю. Ну а на данный момент Эдвард стал мечом режима своего отца, от чего немножечко всё-таки выиграл и сам отец, которого перестали задирать по поводу и без.
Также, как ни громко это звучит, в целом выиграла нация, потому что в кои-то годы законы и правила были подняты над амбициями и чувством собственной важности, и король был признан лицом, подчиняющимся этим законам, как и любой из его подданных. Собственно, Кодекс Мальборо, принятый парламентом 19 ноября 1267, по своей значимости и конкретности важнее пресловутой Магна Карта, хотя на слуху он значительно меньше. Желающие могут ознакомиться с текстом здесь: https://www.legislation.gov.uk/aep/Hen3cc1415/52/1
В 1268 году ситуация выглядела достаточно стабильной, чтобы легат Оттобуоно тактично напомнил английской знати, что пора бы и выполнить свой христианский долг, а заодно и получить прощение за нагрешенное - перед свои отъездом, он наложил крест крестоносца на принцев Эдварда и Эдмунда, на Гилберта де Клера и прочих знатных баронов. Сборы были на этот раз сравнительно короткими, во всяком случае для Эдварда, который отплыл уже в августе 1270 года. До Святой земли он, правда, добрался далеко не сразу, но в этом не было его вины. Де Клер, кстати, вообще никуда не поехал.
Что касается Генри III, то хоть какой-то внутренний покой он обрел в 1269 году, когда перестройка Вестминтерского аббатства была, наконец, завершена. То есть, это аббатство в целом ещё лет 400 продолжали строить, но та часть, в которой король построил золотую усыпальницу для своего кумира, Эдварда Исповедника, была готова, и Генри сам, вместе с братом Ричардом и его сыновьями, переносил останки своего кумира на новое место. Усыпальница действительно была прекрасна. Правда, в 1500-х, в процессе роспуска монастырей, с нее бесцеремонно ободрали всё дорогое, заменив золото деревом. Королева Мэри украсила усыпальницу драгоценностями заново, но, естественно, при Кромвеле Эдварда Исповедника обокрали снова, во славу Реформации, заодно и порушив всех "идолов". Но хотя бы оставили гроб на месте, и то дело. Французским королям во время тамошней революции повезло значительно меньше.
Где-то так оно было. Усыпальница немедленно стала местом паломничества
Так оно стало. Могло быть и хуже, конечно, но все равно варварство. Впрочем, в часовни публику всё равно больше не пускают
Поскольку принцы и все, кто собирался отправиться в крестовый поход, уже были на старте, так сказать, парламент 1270 года одобрил налог на финансирование экспедиции без каких-либо возражений. В том же году папа освободил самого короля от принятого им когда-то креста, по причине возраста. Не то чтобы 63 года были каким-то индикатором дряхлости, тот же Раймунд Тулузский из Первого крестового был старше Генри, когда осаждал Триполи. Просто год плена подкосил его более чем основательно. Его величество несколько встряхнулся только во время свадьбы своего второго сына, Эдмунда, но в целом, судя по его письмам к Эдварду, чувствовал себя опустошенным и больным, и очень по Эдварду тосковал.
Вообще, этот рывок наследного принца в Святую землю пока мне не очень-то понятен. Дело в том, что в крестовый поход должен был отправиться Эдмунд - и по планам легата, и по желанию Эдмунда, и и по соображениям здравого смысла. На 1269 год у Эдварда была история плохой выживаемости их с Элеанорой Кастильской детей, сын Джон трёх лет от роду, и годовалый Генри. Царствующий король, Генри III, явно угасал. Вопрос: как можно было поставить под угрозу королевство, отправившись воевать в зону повышенного риска? Конечно, на крайний случай был любимый дядюшка, Ричард Корнуольский со своими сыновьями, но и его старшенький рванул за кузенами в Святую землю.
С финансами тоже был полный караул. Естественно оба принца были богаты, да и король не на паперти себе на проекты собирал. И парламент финансирование одобрил. Но иметь свободные финансы в звонкой монете, после гражданской войны и предыдущих испытаний - это совершенно другое дело. Эдмунду собирались добыть денег через брак, а деньги были у вдовы Изабель де Форс (урожденной де Редверс, причем с мамой из де Клеров). За Изабель и ее ресурсами велась охота и раньше - Симон де Монфор так охотился за ней, чтобы поженить упорно желающую оставаться свободной вдову со своим старшим сыном, что той пришлось укрыться сначала в аббатстве, где ее тут же сдали, а потом за укреплениями о-ва Вайт, находившегося в ее владении. Не согласилась Изабель и на брак с принцем Эдмундом.
Поскольку с Эдмундом она и после 1269 года оставалась в большой дружбе, вряд ли причиной отказа Изабель была неприязнь. Более того, поскольку она предложила Эдмунду в жены свою дочь Авелину, дело не было в желании попридержать деньги. Но поскольку трое ее детей (Томас, Уильям и Ависа) умерли в апреле 1269 года, по-видимому из-за какого-то поветрия, Изабель могла быть в трауре. Вообще, страшная ей досталась доля. Она умела обращать в золото всё, к чему прикасалась, и умела за себя постоять, но иметь шесть детей и потерять их всех - не та судьба, которой можно позавидовать. В любом случае, частично проблема финансирования крестового похода для Эдмунда была решена. Частично - потому что Авелине было 10 лет, и ни о какой консуммации брака и речи быть не могло, так что, видимо, Изабель отдала Эдмунду те свободные деньги, которые смогла. Похоже, что этот брак так и остался формальным, и никогда не был консуммирован - через несколько лет девочка умерла, и ее приданое никогда не было выплачено.
А вот Эдвард вскочил в историю с крестовым походом так резко, что ему пришлось просить денег у короля Франции. Благо, у Луи они нашлись, и в достаточном количестве. Теперь надо написать о странном Восьмом крестовом, плавно перетекшим в Девятый. Восьмой крестовый часто называют Крестовым походом Людовика IX. Вообще, панорама событий региона в тот момент была невероятна интересна, потому что в ней участвовали потрясающе интересные персонажи. Но сюда даже беглый обзор не вместится, такой политический клубок там был сплетен. Так что ограничимся сакральным "Восток - дело тонкое".
Как мы знаем, Луи уже участвовал в одном крестовом походе, в Седьмом, но тогда его с двумя братьями взяли в плен после битвы при Фарискуре, и отпустили только за большой выкуп. Надо сказать, Луи это приключение не обескуражило, и он, отбыв в Сирию, просидел там целых четыре года, укрепляя Яффу, Акко, Кесарию и Сидон, и заводя вокруг дипломатические отношения. В целом он на рубеже 1250-х в тех краях шесть лет провел. И вот сейчас он тоже в Сирию отправился. Дело было в марте 1270. В Тунисе он надеялся обождать прочих участников, и в процессе ожидания оживить старые связи. Увы, в лагере случилось поветрие дизентерии, и в первые дни августа Луи заболел. Тем не менее, в свои 56 он боролся с болезнью ещё три недели, и даже работал, принимая послов.
Эдвард же прибыл 17 июля в Карфаген/Картаж. И там его армию поразила та же участь - дизентерия. По какой-то причине, англичане как-то справлялись с этой напастью лучше. И те, кто был уже в армии Луи, и те, кто был с Эдвардом. Поэтому задержка с прибытием англичан в Тунис объяснялась ещё и здравым нежеланием оказаться в зоне эпидемии. А когда Эдвард добрался до Туниса в ноябре, остальные крестоносцы в буквальном смысле поднимали уже паруса. Как ни странно, Тунисский договор, который подписали Филипп III Французский, Шарль I Сицилийский и Теобальд II Наваррский, содержал параграф о том, что они воспрепятствуют атаке Эдварда Английского на Тунис, хотя того в Тунисе ещё и близко не было. В целом, крестоносцам просто заплатили, чтобы они оставили в покое ближневосточные дела, оговорив, опять же, отдельно, что принцу Эдварду из этих денег не должно достаться ничего. Интересно, не так ли?
В результате Эдвард отправился с французами на Сицилию, по дороге они попали в шторм, разбивший объединенную флотилию, и весь 1271 год Эдвард оставался на Сицилии, слегка участвуя в местных делах. В этот период и случилась трагедия, затронувшая всю королевскую семью. Кузен Эдварда, Генри Алеманский, отпросился домой, потому что его отец, Ричард Корнуэльский, заболел, и он хотел бы поспешить, чтобы застать того живым. На самом деле Ричард тогда чувствовал себя распрекрасно - он, король Германии, съездил туда в 1268 году, на следующий год женился на "самой красивой женщине своего времени" Беатрис Фалькенбург (ей было 15, ему 61, но, говорят, это был брак по обоюдной любви, что вполне вероятно, если принять во внимание харизму Плантагенетов и умение Ричарда заговорить, извиняюсь, зубы кому угодно), а в 1270 снова значительно округлил свое состояние очередной крупной сделкой.
На самом деле тот период истории описан совершенно отвратительно и противоречиво. Возможно потому, что его писали несколько летописцев, у каждого из которых было свое мнение относительно Восьмого крестового и его продолжения, Девятого крестового/Крестового похода лорда Эдварда. В скором будущем надеюсь отыскать более углубленное описание событий в биографии Эдварда. На данный момент позволю только себе удивиться утверждению, что Генри Алеманский своему кузену, собственно, солгал о причине желания вернуться в Англию. Эта версия событий изложена Мэттью Льюисом с ссылкой на Мэттью Парижского, хотя тот умер в 1259 году и никак не мог писать с того света репортажи о событиях 1271 года. К тому же, в этом описании дан неправильный возраст Генри Алеманского, 41 год, хотя ему было 35.
В любом случае, фактом остается, что на пути домой Генри Алеманский 13 марта 1271 года слушал мессу в Кьеза-ди-Сан-Сильвестро, Витербо, где его убили кузены, сыновья Симона де Монфора Ги и Симон-младший. Ги, в общем-то, процветал. Он служил на Сицилии под началом Шарля Анжуйского, получил за службу владения и чины, удачно женился. С Симоном-то младшим понятно: он прибился к более удачливому брату, хотя мог жить припеваючи на пенсион, назначенный ему Генри III. Зачем им в 1271 году понадобилось убивать кузена, как бы мстя за смерть отца в 1265 года, причем отца, павшего в битве и чуть было не угробившего коварным маскарадом короля страны? Более того, Генри Алеманского они убили совершенно публично, в церкви, в присутствии и Шарля Анжуйского, и нового короля Франции Филиппа III, и кардиналов. И никто не вмешался в ситуацию? Более того, с наказанием убийц тоже всё довольно никак. Ну отлучили в какой-то момент от церкви, но по тем временам это вообще было ни о чем. Но пока ничего не утверждаю из-за кучи противоречивых утверждений. Симон, вроде, умер в заключении, а Ги вполне себе процветал, отделавшись годом заключения в папской тюрьме с последующим помилованием. Как такое возможно-то?
Что касается королевской семьи, то Ричарда Корнуэльского разбил паралич, когда он узнал о случившемся. Для него старший сын, единственный выживший ребенок от брака с Изабель Маршалл, был не просто сыном, но и ближайшим другом. Генри III был вне себя от горя, а тут ещё скоропостижно умер пятилетний Джон, старший сын принца Эдварда. Ричард умер 2 апреля 1272 года. Король пережил брата на полгода. Он тянул свою лямку, даже подавил восстание в Нориче, но он больше не хотел жить. Собственно, это было долгое угасание, растянутое на годы, так что вполне можно сказать, что Генри III ушел в знак конца эпохи. Что он чувствовал в финале, пережив всё, что было для него важно, и вражду и дружбу? Говорят, что не умиротворение, но достоверно об этом не известно. Смерть освободила его от земных тягот 16 ноября 1272 года, и через 4 дня, в день св. Эдмунда, он был положен в свою усыпальницу в часовне своего любимого святого.
О смертях отца, дяди и сына Эдвард узнал от Шарля Анжуйского. Говорят, что тот был поражен, отчего Эдвард так тяжело воспринял именно смерть отца, а не сына. На вопрос об этом Эдвард ответил предельно откровенно: "мужчина может иметь много сыновей, но отец у него только один". Кстати, ему понадобилось ещё два года, прежде чем он вернулся в Англию. На состояние дел на родине это не повлияло - Генри III оставил страну спокойной и хорошо управляемой, и было согласовано, что правительство будет управлять Англией от имени Эдварда I, покуда новому королю не будет угодно вернуться и короноваться.
Создается впечатление, что хотя Вторая баронская война была выиграна довольно малой кровью, все члены королевской семьи перенесли ход событий удивительно тяжело, получив даже в те далеко не нежные времена что-то вроде пост-травматического синдрома. Надеюсь узнать больше фактов из биографии Эдварда, которая и продолжит нашу сагу о былых временах и ушедших королях, о свирепых сражениях, предательствах и преданности, и о том, что власть - это прежде всего тяжкая ноша огромного груза обязанностей на плечах обычного человека, но тяжесть эту может почувствовать только тот, кто власти достоен.
По сути, особого простора для переговоров и не было. Лливелин был по факту властелином Уэльса, и хотел признания этого факта от англичан. Англичанам никаких там местечковых королей на "своей" территории признавать не хотелось, но войну с Лливелином они в данный момент позволить себе не могли. Легат Оттобуоно смог найти компромисс: Лливелин признавался властелином Уэльса, но признавал Генри III своим льеж лордом, то есть сеньором. И приносил в этом формальную вассальную клятву. Как ни странно, этот мирный договор действительно продержался до самой смерти Генри, Лливелин его не нарушил. Впрочем, никто не сомневался, что с Эдвардом ему договориться не удастся, но это было делом будущего.
А пока мир с Уэльсом был обеспечен, мятежные бароны занялись сбором штрафов за свой мятеж, периодически потирая шеи чтобы убедиться: их глупые головы всё ещё были на месте, то есть жизнь продолжалась. От войны никто ничего не выиграл, но все проиграли. Генри III был вынужден признаться себе, что, просидев полвека на троне, он не сумел выиграть ни сердец, ни уважения своих подданных. Бароны оказались в долгах и в раздрае. Оксфордские Уложения, за которые сражался де Монфор, и все его реформы оказались выброшены на свалку истории. То есть, королевство продолжало жить согласно Винчестерским Уложениям да хартиям, как и до войны. Более того, большинство этих уложений и хартий остались в качестве действующих законов на века, и четыре из них действительны на сегодняшний день. Стоила ли овчинка выделки, спрашивается?
Впрочем, принц Эдвард заложил за мятежные годы фундамент своей будущей власти. Все поняли, что имеют дело с человеком более чем решительным, и к тому же не без талантов. А он сделал кое-какие выводы о том, как не надо царствовать, причем больше на примере де Монфора, чем своего отца. Король никогда не был популярен и всю свою сознательную жизнь щелкал по лбу собственных баронов. Де Монфор же был признанным лидером баронских амбиций, но ухитрился потерять популярность за год. Тут было о чем подумать будущему королю. Ну а на данный момент Эдвард стал мечом режима своего отца, от чего немножечко всё-таки выиграл и сам отец, которого перестали задирать по поводу и без.
Также, как ни громко это звучит, в целом выиграла нация, потому что в кои-то годы законы и правила были подняты над амбициями и чувством собственной важности, и король был признан лицом, подчиняющимся этим законам, как и любой из его подданных. Собственно, Кодекс Мальборо, принятый парламентом 19 ноября 1267, по своей значимости и конкретности важнее пресловутой Магна Карта, хотя на слуху он значительно меньше. Желающие могут ознакомиться с текстом здесь: https://www.legislation.gov.uk/aep/Hen3cc1415/52/1
В 1268 году ситуация выглядела достаточно стабильной, чтобы легат Оттобуоно тактично напомнил английской знати, что пора бы и выполнить свой христианский долг, а заодно и получить прощение за нагрешенное - перед свои отъездом, он наложил крест крестоносца на принцев Эдварда и Эдмунда, на Гилберта де Клера и прочих знатных баронов. Сборы были на этот раз сравнительно короткими, во всяком случае для Эдварда, который отплыл уже в августе 1270 года. До Святой земли он, правда, добрался далеко не сразу, но в этом не было его вины. Де Клер, кстати, вообще никуда не поехал.
Что касается Генри III, то хоть какой-то внутренний покой он обрел в 1269 году, когда перестройка Вестминтерского аббатства была, наконец, завершена. То есть, это аббатство в целом ещё лет 400 продолжали строить, но та часть, в которой король построил золотую усыпальницу для своего кумира, Эдварда Исповедника, была готова, и Генри сам, вместе с братом Ричардом и его сыновьями, переносил останки своего кумира на новое место. Усыпальница действительно была прекрасна. Правда, в 1500-х, в процессе роспуска монастырей, с нее бесцеремонно ободрали всё дорогое, заменив золото деревом. Королева Мэри украсила усыпальницу драгоценностями заново, но, естественно, при Кромвеле Эдварда Исповедника обокрали снова, во славу Реформации, заодно и порушив всех "идолов". Но хотя бы оставили гроб на месте, и то дело. Французским королям во время тамошней революции повезло значительно меньше.
Где-то так оно было. Усыпальница немедленно стала местом паломничества
Так оно стало. Могло быть и хуже, конечно, но все равно варварство. Впрочем, в часовни публику всё равно больше не пускают
Поскольку принцы и все, кто собирался отправиться в крестовый поход, уже были на старте, так сказать, парламент 1270 года одобрил налог на финансирование экспедиции без каких-либо возражений. В том же году папа освободил самого короля от принятого им когда-то креста, по причине возраста. Не то чтобы 63 года были каким-то индикатором дряхлости, тот же Раймунд Тулузский из Первого крестового был старше Генри, когда осаждал Триполи. Просто год плена подкосил его более чем основательно. Его величество несколько встряхнулся только во время свадьбы своего второго сына, Эдмунда, но в целом, судя по его письмам к Эдварду, чувствовал себя опустошенным и больным, и очень по Эдварду тосковал.
Вообще, этот рывок наследного принца в Святую землю пока мне не очень-то понятен. Дело в том, что в крестовый поход должен был отправиться Эдмунд - и по планам легата, и по желанию Эдмунда, и и по соображениям здравого смысла. На 1269 год у Эдварда была история плохой выживаемости их с Элеанорой Кастильской детей, сын Джон трёх лет от роду, и годовалый Генри. Царствующий король, Генри III, явно угасал. Вопрос: как можно было поставить под угрозу королевство, отправившись воевать в зону повышенного риска? Конечно, на крайний случай был любимый дядюшка, Ричард Корнуольский со своими сыновьями, но и его старшенький рванул за кузенами в Святую землю.
С финансами тоже был полный караул. Естественно оба принца были богаты, да и король не на паперти себе на проекты собирал. И парламент финансирование одобрил. Но иметь свободные финансы в звонкой монете, после гражданской войны и предыдущих испытаний - это совершенно другое дело. Эдмунду собирались добыть денег через брак, а деньги были у вдовы Изабель де Форс (урожденной де Редверс, причем с мамой из де Клеров). За Изабель и ее ресурсами велась охота и раньше - Симон де Монфор так охотился за ней, чтобы поженить упорно желающую оставаться свободной вдову со своим старшим сыном, что той пришлось укрыться сначала в аббатстве, где ее тут же сдали, а потом за укреплениями о-ва Вайт, находившегося в ее владении. Не согласилась Изабель и на брак с принцем Эдмундом.
Поскольку с Эдмундом она и после 1269 года оставалась в большой дружбе, вряд ли причиной отказа Изабель была неприязнь. Более того, поскольку она предложила Эдмунду в жены свою дочь Авелину, дело не было в желании попридержать деньги. Но поскольку трое ее детей (Томас, Уильям и Ависа) умерли в апреле 1269 года, по-видимому из-за какого-то поветрия, Изабель могла быть в трауре. Вообще, страшная ей досталась доля. Она умела обращать в золото всё, к чему прикасалась, и умела за себя постоять, но иметь шесть детей и потерять их всех - не та судьба, которой можно позавидовать. В любом случае, частично проблема финансирования крестового похода для Эдмунда была решена. Частично - потому что Авелине было 10 лет, и ни о какой консуммации брака и речи быть не могло, так что, видимо, Изабель отдала Эдмунду те свободные деньги, которые смогла. Похоже, что этот брак так и остался формальным, и никогда не был консуммирован - через несколько лет девочка умерла, и ее приданое никогда не было выплачено.
А вот Эдвард вскочил в историю с крестовым походом так резко, что ему пришлось просить денег у короля Франции. Благо, у Луи они нашлись, и в достаточном количестве. Теперь надо написать о странном Восьмом крестовом, плавно перетекшим в Девятый. Восьмой крестовый часто называют Крестовым походом Людовика IX. Вообще, панорама событий региона в тот момент была невероятна интересна, потому что в ней участвовали потрясающе интересные персонажи. Но сюда даже беглый обзор не вместится, такой политический клубок там был сплетен. Так что ограничимся сакральным "Восток - дело тонкое".
Как мы знаем, Луи уже участвовал в одном крестовом походе, в Седьмом, но тогда его с двумя братьями взяли в плен после битвы при Фарискуре, и отпустили только за большой выкуп. Надо сказать, Луи это приключение не обескуражило, и он, отбыв в Сирию, просидел там целых четыре года, укрепляя Яффу, Акко, Кесарию и Сидон, и заводя вокруг дипломатические отношения. В целом он на рубеже 1250-х в тех краях шесть лет провел. И вот сейчас он тоже в Сирию отправился. Дело было в марте 1270. В Тунисе он надеялся обождать прочих участников, и в процессе ожидания оживить старые связи. Увы, в лагере случилось поветрие дизентерии, и в первые дни августа Луи заболел. Тем не менее, в свои 56 он боролся с болезнью ещё три недели, и даже работал, принимая послов.
Эдвард же прибыл 17 июля в Карфаген/Картаж. И там его армию поразила та же участь - дизентерия. По какой-то причине, англичане как-то справлялись с этой напастью лучше. И те, кто был уже в армии Луи, и те, кто был с Эдвардом. Поэтому задержка с прибытием англичан в Тунис объяснялась ещё и здравым нежеланием оказаться в зоне эпидемии. А когда Эдвард добрался до Туниса в ноябре, остальные крестоносцы в буквальном смысле поднимали уже паруса. Как ни странно, Тунисский договор, который подписали Филипп III Французский, Шарль I Сицилийский и Теобальд II Наваррский, содержал параграф о том, что они воспрепятствуют атаке Эдварда Английского на Тунис, хотя того в Тунисе ещё и близко не было. В целом, крестоносцам просто заплатили, чтобы они оставили в покое ближневосточные дела, оговорив, опять же, отдельно, что принцу Эдварду из этих денег не должно достаться ничего. Интересно, не так ли?
В результате Эдвард отправился с французами на Сицилию, по дороге они попали в шторм, разбивший объединенную флотилию, и весь 1271 год Эдвард оставался на Сицилии, слегка участвуя в местных делах. В этот период и случилась трагедия, затронувшая всю королевскую семью. Кузен Эдварда, Генри Алеманский, отпросился домой, потому что его отец, Ричард Корнуэльский, заболел, и он хотел бы поспешить, чтобы застать того живым. На самом деле Ричард тогда чувствовал себя распрекрасно - он, король Германии, съездил туда в 1268 году, на следующий год женился на "самой красивой женщине своего времени" Беатрис Фалькенбург (ей было 15, ему 61, но, говорят, это был брак по обоюдной любви, что вполне вероятно, если принять во внимание харизму Плантагенетов и умение Ричарда заговорить, извиняюсь, зубы кому угодно), а в 1270 снова значительно округлил свое состояние очередной крупной сделкой.
На самом деле тот период истории описан совершенно отвратительно и противоречиво. Возможно потому, что его писали несколько летописцев, у каждого из которых было свое мнение относительно Восьмого крестового и его продолжения, Девятого крестового/Крестового похода лорда Эдварда. В скором будущем надеюсь отыскать более углубленное описание событий в биографии Эдварда. На данный момент позволю только себе удивиться утверждению, что Генри Алеманский своему кузену, собственно, солгал о причине желания вернуться в Англию. Эта версия событий изложена Мэттью Льюисом с ссылкой на Мэттью Парижского, хотя тот умер в 1259 году и никак не мог писать с того света репортажи о событиях 1271 года. К тому же, в этом описании дан неправильный возраст Генри Алеманского, 41 год, хотя ему было 35.
В любом случае, фактом остается, что на пути домой Генри Алеманский 13 марта 1271 года слушал мессу в Кьеза-ди-Сан-Сильвестро, Витербо, где его убили кузены, сыновья Симона де Монфора Ги и Симон-младший. Ги, в общем-то, процветал. Он служил на Сицилии под началом Шарля Анжуйского, получил за службу владения и чины, удачно женился. С Симоном-то младшим понятно: он прибился к более удачливому брату, хотя мог жить припеваючи на пенсион, назначенный ему Генри III. Зачем им в 1271 году понадобилось убивать кузена, как бы мстя за смерть отца в 1265 года, причем отца, павшего в битве и чуть было не угробившего коварным маскарадом короля страны? Более того, Генри Алеманского они убили совершенно публично, в церкви, в присутствии и Шарля Анжуйского, и нового короля Франции Филиппа III, и кардиналов. И никто не вмешался в ситуацию? Более того, с наказанием убийц тоже всё довольно никак. Ну отлучили в какой-то момент от церкви, но по тем временам это вообще было ни о чем. Но пока ничего не утверждаю из-за кучи противоречивых утверждений. Симон, вроде, умер в заключении, а Ги вполне себе процветал, отделавшись годом заключения в папской тюрьме с последующим помилованием. Как такое возможно-то?
Что касается королевской семьи, то Ричарда Корнуэльского разбил паралич, когда он узнал о случившемся. Для него старший сын, единственный выживший ребенок от брака с Изабель Маршалл, был не просто сыном, но и ближайшим другом. Генри III был вне себя от горя, а тут ещё скоропостижно умер пятилетний Джон, старший сын принца Эдварда. Ричард умер 2 апреля 1272 года. Король пережил брата на полгода. Он тянул свою лямку, даже подавил восстание в Нориче, но он больше не хотел жить. Собственно, это было долгое угасание, растянутое на годы, так что вполне можно сказать, что Генри III ушел в знак конца эпохи. Что он чувствовал в финале, пережив всё, что было для него важно, и вражду и дружбу? Говорят, что не умиротворение, но достоверно об этом не известно. Смерть освободила его от земных тягот 16 ноября 1272 года, и через 4 дня, в день св. Эдмунда, он был положен в свою усыпальницу в часовне своего любимого святого.
О смертях отца, дяди и сына Эдвард узнал от Шарля Анжуйского. Говорят, что тот был поражен, отчего Эдвард так тяжело воспринял именно смерть отца, а не сына. На вопрос об этом Эдвард ответил предельно откровенно: "мужчина может иметь много сыновей, но отец у него только один". Кстати, ему понадобилось ещё два года, прежде чем он вернулся в Англию. На состояние дел на родине это не повлияло - Генри III оставил страну спокойной и хорошо управляемой, и было согласовано, что правительство будет управлять Англией от имени Эдварда I, покуда новому королю не будет угодно вернуться и короноваться.
Создается впечатление, что хотя Вторая баронская война была выиграна довольно малой кровью, все члены королевской семьи перенесли ход событий удивительно тяжело, получив даже в те далеко не нежные времена что-то вроде пост-травматического синдрома. Надеюсь узнать больше фактов из биографии Эдварда, которая и продолжит нашу сагу о былых временах и ушедших королях, о свирепых сражениях, предательствах и преданности, и о том, что власть - это прежде всего тяжкая ноша огромного груза обязанностей на плечах обычного человека, но тяжесть эту может почувствовать только тот, кто власти достоен.