"Град обреченный"
Это уже не повесть, это роман на целый том, и роман, который лично мне было безумно тяжело читать. И ещё тяжелее понять, зачем и к чему он писался Стругацкими, причем писался в несколько приемов и долго: 1970-1972, 1975, 1987. Отчасти - это рефлексия, отчасти - своего рода психотерапия, когда человек выталкивает вслух мучающие его воспоминания далекого прошлого. Те скупые, немногословные и убийственные воспоминания Андрея о блокадных днях - это биографическое, несомненно. Роман этот также абсолютно беспросветен. Я не знаю, в каком отчаянии нужно было быть, чтобы такое написать.
Нам дан некий Город, нечто типа ковчега Ноя, где какими-то таинственными Наставниками, ради какого-то неопределенного Эксперимента, собрана удивительно разношерстная компания. Что такое этот Город - живущие в нем не знают. Солнце там не всходит, его включают. Почему в этот город вытащены всякой твари не всегда по паре - тоже никто не понимает. В Городе ведь и преступность, и воровство, и коррупция. Значит - всех преступников, воров и коррупционеров тоже притащили сюда их Наставники. Андрей Воронин, впрочем - доброволец. Он действительно пламенно верит в идеи прогресса темных масс в людей одухотворенных, если только этих людей образовать в правильной идеологии и развернуть в нужном направлении. Вновь прибывшие начинают с самых тяжелых работ, с уборки мусора. Потом, через определенное время, им приходит повестка явиться на биржу труда, где машина указывает следующее направление на работу, обычно повышение. Андрея, например, из мусорщиков машина произвела в следователи, а оттуда - в главные редакторы. На все робкие вздохи об отсутствии специальной подготовки следует ответ: Эксперимент есть Эксперимент.
Первая часть, "Мусорщик", ещё не очень мрачная. Хотя начинается жутковато - с нашествия серебристых павианов на Город. Тем не менее, ангст сначала сдобрен юмористичным описанием поведения павианов, и быстро превращается в фарс, когда городское руководство решает проблему распоряжением надеть на каждого павиана ошейник и приписать к определенному жителю города в качестве питомца. Как ни парадоксально, ошейники превращают потенциально грозных павианов в обычных попрошаек.
Заканчивается первая часть грандиозной попойкой в квартире Андрея, где собрались вечный его противник в спорах Изя Кацман, шведская шлюха Сельма, "крепкий хозяин", крестьянин дядя Юра, жертва "культурной революции" китаец Ван, фашист Фриц Гейгер (бывший унтер-офицер), солдат вермахта Отто Фрижей, и бывший в своем мире редактором газеты японец Кэнси. Не хватает только американца Дональда, который уже несколько дней с чего-то куксится. Андрей полагает, что у Дональда болят зубы. Андрея также мучает вопрос, надо ли заявить, что у Дональда есть пистолет, хотя оружие в Городе запрещено. Запрещено даже полиции, чтобы не попало в руки преступников. На самом же деле, редко у какого крестьянина нет пулемета, когда он пускается в путь, а уж преступники-то и вовсе вооружены, да и на черном рынке можно хоть базуку купить, не проблема. Получается, что безоружные не-преступники изначально находятся в роли жертвы. Андрей это понимает, и его это возмущает, но поскольку оружее запрещено, чувствует своим долгом донести на Дональда - ведь Эксперимент есть Эксперимент, и надо играть по его правилам. Веселье прекращается, когда Кэнси, в данный момент полицейскому, сообщают, что Дональд застрелился.
Как водится, под пьяную лавочку было много споров, всё как мы любим. И о смысле Эксперимента, и о сомнениях Дональда в том, что Эксперимент давно провалился. Что интересно, у пылкого комсомольца Андрея и фашиста Гейгера удивительно идентичны взгляды на интеллигенцию: "лакейская прослойка, служит тем, у кого власть", "хлюпики и болтуны, вечный источник расхлябанности и дезорганизации". Кстати, цитирующие фразу "когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет", цитируют фашиста Фрица Гейгера.
Вторая часть, "Следователь", начинается с допроса Андреем уголовника. Машина биржи труда определила его в следователи, и он честно старается следователем быть. Там же работает и Фриц Гейгер, но у Фрица-то проблем нет, он допрашиваемых раскалывает в два счета. Просто говорит, что работал в гестапо и демонстрирует пару интересных болевых приемов. Андрею это и неприятно, но где-то он Фрицу и слегка завидует. В конце главы он, опять же, как в случае с Дональдом, морально мучается, но отдает Фрицу в обработку их приятеля Изю Кацмана. Не со зла, конечно, хотя Изю он не любит. Во-первых, Изя не слишком приятен на вид и в манерах, а во-вторых, он - дитя эпохи уже Хрущева, из 1967 года, и легко затыкает своими колкостями и эрудицией Андрея, который попал в Город из 1951 года, и весь пропитан идеями товарища Сталина. Андрей искренне считает Изю опасным для Эксперимента человеком, сеющим сомнения, разброд и шатания, чуть ли ни диверсантом. Хотя в Городе и без идей Изи живется всё хуже. Теперь там на ночь выпускают "психов", которые охотятся на павианов и всех, кто выглядит слабее их. По утрам их снова загоняют в больницы.
Второй важный момент - приключения Андрея в Красном Здании. Там он играет в шахматы с Великим Стратегом (Сталиным), и за каждой шахматной фигурой - судьба человека. Здесь проходятся по всем, от Троцкого до Тухачевского, но для Андрея стоит задача не выиграть, а просто зацитить любой ценой пешку, в которой он узнал китайца Вана. Всё описано достаточно по-булгаковски, очень горячечно и очень образно, но тут по-настоящему важно то "переобувание в прыжке", которое совершает в своем сознании Андрей. Он думает: "как же это он попал в противники великого стратега, он, верный солдат его армии, готовый в любую минуту умереть за него, готовый убивать за него, не знающий никаких иных целей, кроме его целей... не отличающий замыслов великого стратега от замыслов Вселенной", а потом, выпив шампанского: "Ну конечно же, он никакой не противник великого стратега... Он его союзник, его верный помощник, вот оно, главное правило этой игры! Играют не противники, играют именно партнеры, союзники... никто не проигрывает, все только выигрывают". Но потом видит, что и его ноги стоят в луже крови (которую не слишком успешно замывает какой-то карлик (Ежов? Я, честно говоря, не все фигуры в той игре опознала).
В общем, Андрей уполз. В буквальном смысле. И даже спас Вана, которого действительно арестовали в тот момент, когда Андрей прервал игру в Красном Здании. Арестовали, как ни смешно, за уклонение от труда. Машина на бирже определила Вану следующую должность директора обувной фабрики, в он просто хотел оставаться дворником. Просто потому, что ниже падать уже некуда, и поэтому не надо бояться боли, которую подобные падения приносят. Чем же было Красное Здание? По мнению Изи Кацмана - бредом взбудораженной совести, ведь сам Изя бывал там постоянно.
В третьей части, "Редактор", внезапно гаснет солнце, что провоцирует бунт и переворот, в результате которого к власти приходит Фриц Гейгер. Гейгер повесил весь состав мэрии на фонарных столбах, пострелял и сжег всех психов и павианов, объявил Эксперимент провалившимся, а себя сделал президентом Города. Включается солнце. Андрей оказался совершенно не готов к такому повороту событий и к тому ужасу, который он увидел в ночь переворота. В конце главы погибает принципиальный Кэнси. От случайного выстрела глупого человека, присланного в редакцию Гейгером.
Я всё думала, зачем эта ужасная, натуралистическая глава? Скорее всего, для контраста со следующей. И потому, что явление Наставника в этой главе ставит большой знак вопроса - так кто они, эти Наставники? Наставник Андрея совершенно потерян, совершенно ничего не понимает в происходящем, и даже не может сказать, провалился ли Эксперимент. И, если подумать, то при каждой встрече Андрея с Наставником, тот только подтверждал мысли и догадки самого Андрея.
В главе "Советник" Андрей уже сделал карьеру - теперь он советник президента Гейгера, которого продолжает считать, в глубине души, солдафоном, но которого побаивается. Гейгера все побаиваются. Хотя город процветает, с преступностью, голодом и грязью покончено, всех, включая советника, гоняют на озеленение Города, и ни о каком терроре речи быть не может. Всем хорошо. Андрей коллекционирует оружие, он женат на Сельме, которая уже не шлюха, а супруга господина советника, устраивающая званые вечера в самом изысканном обществе. Отто стал снабженцем, только что спроворившим шикарный ковер г-ну советнику, а Ван - дворником в элитном районе, где он стрижет траву и по-прежнему абсолютно счастлив своим положением внизу социальной иерархии. Но почему-то взрывает себя перед Стеклянным Домом идеалист Дэнни Ли: "Вы превратили Город в благоустроенный хлев, а жителей Города - в сытых свиней. Я не хочу быть сытой свиноей, но не хочу быть и свинопасом, а третьего в вашем чавкающем мире не дано... Господь да покарает вашу скуку!"
Фриц, обедающий с Андреем и Изей, которого он называет "мой еврей" (и которому Изя весело возражает "я - свой собственный еврей!") в некотором недоумении - по какому поводу теперь-то можно бунтовать, когда всё вокруг так хорошо и упорядоченно? "Будут покушения... будет взрыв наркомании. Будут сытые бунты. Хиппи уже появились, я о них и не говорю. Будут самоубийства протеста, самосожжения, самовзрывания... И чем дальше, тем больше, потому что вы отнимаете у людей заботу о хлебе насущном и ничего не даете им взамен. Людям становится тошно и скучно", - объясняет Изя. Фриц, со своей стороны, озабочен странным феноменом Города - в нем не появляются таланты. Нет талантливых литераторов, музыкантов, архитекторов и прочих. При миллионном населении и с учетом факта, что больше половины этого населения - люди молодые. Ученые талантливые есть, инженеры есть, а талантливых представителей изящных искусств - нет. Причина может быть в том, что их сюда не приглашают, но ведь и родившиеся в самом Городе - посредственности.
Андрей, конечно, давно уже извинился перед Изей, которого переворот освободил, как уголовного (!) заключенного. Андрей сказал, что был болваном. "Ты не был болваном, ты был оболванен. С тобой же невозможно разговаривать было", - отмахивается Изя, явно не держащий зла ни на Андрея, ни на Фрица, который, к слову, своих рук о него и не пачкал, а поручил обработку своей горилле Румеру.
В общем, Фриц посылает своего господина советника в поход. В экспедицию. Чтобы понять, в каком мире они живут, и есть ли жизнь на севере, и существует ли страшный Антигород, и не найдется ли там, извне, какой-то такой угрозы, против которой можно объединиться. Андрею идти не хочется. У него ковер, у него жена дома и любовница-секретарша на работе, он привык к комфорту, хорошей пище и чистоте. Он уже давным-давно не радеет за "массы", он их презирает. Но Фриц говорит, что Андрей - один-единственный, кому он такую задачу может доверить, а с Фрицем не поспоришь. Перед отъездом, Андрей видит Красное Здание у себя в саду и снова входит в него. Только Здание уже опустело, сгнило внутри, и там живут только крысы. "Бред взбудораженной совести", - снова говорит Изя, которому Андрей рассказывает об увиденном. Да, идеалов больше не осталось, и если Красное Здание было храмом души туда заходящего, то содержание души Андрея перед походом было руинами, под которыми прошлое уже почти не угадывалось.
В двух последних главах (Разрыв непрерывности и Исход), описывается поход. Понос, недостаточный паек, скудные порции воды. Андрей даже не воспринимает своих спутников больше людьми, его поражает только Изя, чувствующий себя как рыба в воде и неожиданно любимый всеми. Сам же Андрей утешается только в компании британского полковника Сент-Джеймса, который в самых мерзких условиях, когда все вокруг воняют потом и дерьмом, умудряется быть подтянутым и чистым, выбритым и благоухающим одеколоном. Андрей, не в силах больше выносить окружающих его людей, идет вперед в разведку, оставив остальных на большом привале. А то, что происходит дальше, происходит, скорее всего, в бреду Андрея. Но когда они с Изей вернулись, то обнаружили, что полковник умер, остальные спутники перестреляли друг друга, и несколько человек драпанули назад на единственном исправном тракторе. И что отсутствовали они 4 дня, а не несколько часов.
И тут снова является Наставник Андрея, в обличии сопровождавшего их таинственного Немого. На истерику Андрея он говорит, что так было нужно для следующей ступени развития - Понимания. И тут Андрей не выдерживает: "Всё на свете я теперь понимаю. Тридцать лет до этого понимания доходил, и вот теперь дошел. Никому на свете я не нужен. Есть я, нет меня, сражаюсь я, лежу на диване - никакой разницы. Ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Можно только устроиться - лучше или хуже. Всё идет само по себе, а я здесь ни при чем. Вот оно, ваше понимание, и больше понимать мне нечего. Вы мне лучше скажите, что я с этим пониманием должен делать? На зиму его засолить или сейчас кушать?" Наставник заводит своё обычное, что задача в том и состоит, что надо решить этот вопрос - что делать с пониманием, и вдруг до Андрея доходит. "Поддакиваете много, господин Наставник. Слишком уж вы беспардонно поддакиваете мне, господин Воронин-второй, совесть моя желтая, резиновая, использованный ты презерватив. Всё тебе, Воронин, ладно, всё тебе,родимый, хорошо. Главное, чтобы все мы были здоровы, а они нехай все подохнут".
В общем, после того, как перед домом внезапно упал с неба тот трактор, на котором пытались вернуться в Город дезиртиры, Андрей и Изя окончательно поняли, что хода назад нет, и пошли вперед. Так разрешилась загадка "падающих звезд" - людей, которых иногда находили у Стены в таком виде, словно они упали с большой высоты. Они с Изей побывали и в Башне, и в Хрустальном Дворце, и на Плантации, которые упоминаются мельком, нашли библиотеку, много чего нашли. Пока не пришли к плато, и не увидели сквозь марево стоявших перед ними вдалеке двух человек. Андрей выхватывает пистолет, и тот человек выхватывает пистолет, Андрей стреляет, и тот человек стреляет. Вот чем был тот сказочный Антигород, и вот почему он был опасен. Андрей падает - и приходит в себя на своей кухне, в своем 1951 году. "Ну вот Андрей, - слышит он голос Наставника, - первый круг вами пройден".
- Первый? Почему первый?
- Потому что их ещё много впереди.
Это, конечно, отсыл к разговору, который состоялся после визита в Красное Здание у Андрея с недоброй памяти Иудой-Ступальским, выдавшим в Лодзи гестапо 248 человек. Ступальский утверждал, что они находятся в Преисподней, и проходит всего лишь первый круг.
Ну вот, пока писала, и сама окончательно разобралась в сюжете. Что же касается смысла - не уверена. То есть, смысл романа я понимаю, конечно, но вот как его примерять к себе и своей жизни, и можно ли в принципе именно эту вещь примерять на себя - не знаю.
Нам дан некий Город, нечто типа ковчега Ноя, где какими-то таинственными Наставниками, ради какого-то неопределенного Эксперимента, собрана удивительно разношерстная компания. Что такое этот Город - живущие в нем не знают. Солнце там не всходит, его включают. Почему в этот город вытащены всякой твари не всегда по паре - тоже никто не понимает. В Городе ведь и преступность, и воровство, и коррупция. Значит - всех преступников, воров и коррупционеров тоже притащили сюда их Наставники. Андрей Воронин, впрочем - доброволец. Он действительно пламенно верит в идеи прогресса темных масс в людей одухотворенных, если только этих людей образовать в правильной идеологии и развернуть в нужном направлении. Вновь прибывшие начинают с самых тяжелых работ, с уборки мусора. Потом, через определенное время, им приходит повестка явиться на биржу труда, где машина указывает следующее направление на работу, обычно повышение. Андрея, например, из мусорщиков машина произвела в следователи, а оттуда - в главные редакторы. На все робкие вздохи об отсутствии специальной подготовки следует ответ: Эксперимент есть Эксперимент.
Первая часть, "Мусорщик", ещё не очень мрачная. Хотя начинается жутковато - с нашествия серебристых павианов на Город. Тем не менее, ангст сначала сдобрен юмористичным описанием поведения павианов, и быстро превращается в фарс, когда городское руководство решает проблему распоряжением надеть на каждого павиана ошейник и приписать к определенному жителю города в качестве питомца. Как ни парадоксально, ошейники превращают потенциально грозных павианов в обычных попрошаек.
Заканчивается первая часть грандиозной попойкой в квартире Андрея, где собрались вечный его противник в спорах Изя Кацман, шведская шлюха Сельма, "крепкий хозяин", крестьянин дядя Юра, жертва "культурной революции" китаец Ван, фашист Фриц Гейгер (бывший унтер-офицер), солдат вермахта Отто Фрижей, и бывший в своем мире редактором газеты японец Кэнси. Не хватает только американца Дональда, который уже несколько дней с чего-то куксится. Андрей полагает, что у Дональда болят зубы. Андрея также мучает вопрос, надо ли заявить, что у Дональда есть пистолет, хотя оружие в Городе запрещено. Запрещено даже полиции, чтобы не попало в руки преступников. На самом же деле, редко у какого крестьянина нет пулемета, когда он пускается в путь, а уж преступники-то и вовсе вооружены, да и на черном рынке можно хоть базуку купить, не проблема. Получается, что безоружные не-преступники изначально находятся в роли жертвы. Андрей это понимает, и его это возмущает, но поскольку оружее запрещено, чувствует своим долгом донести на Дональда - ведь Эксперимент есть Эксперимент, и надо играть по его правилам. Веселье прекращается, когда Кэнси, в данный момент полицейскому, сообщают, что Дональд застрелился.
Как водится, под пьяную лавочку было много споров, всё как мы любим. И о смысле Эксперимента, и о сомнениях Дональда в том, что Эксперимент давно провалился. Что интересно, у пылкого комсомольца Андрея и фашиста Гейгера удивительно идентичны взгляды на интеллигенцию: "лакейская прослойка, служит тем, у кого власть", "хлюпики и болтуны, вечный источник расхлябанности и дезорганизации". Кстати, цитирующие фразу "когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет", цитируют фашиста Фрица Гейгера.
Вторая часть, "Следователь", начинается с допроса Андреем уголовника. Машина биржи труда определила его в следователи, и он честно старается следователем быть. Там же работает и Фриц Гейгер, но у Фрица-то проблем нет, он допрашиваемых раскалывает в два счета. Просто говорит, что работал в гестапо и демонстрирует пару интересных болевых приемов. Андрею это и неприятно, но где-то он Фрицу и слегка завидует. В конце главы он, опять же, как в случае с Дональдом, морально мучается, но отдает Фрицу в обработку их приятеля Изю Кацмана. Не со зла, конечно, хотя Изю он не любит. Во-первых, Изя не слишком приятен на вид и в манерах, а во-вторых, он - дитя эпохи уже Хрущева, из 1967 года, и легко затыкает своими колкостями и эрудицией Андрея, который попал в Город из 1951 года, и весь пропитан идеями товарища Сталина. Андрей искренне считает Изю опасным для Эксперимента человеком, сеющим сомнения, разброд и шатания, чуть ли ни диверсантом. Хотя в Городе и без идей Изи живется всё хуже. Теперь там на ночь выпускают "психов", которые охотятся на павианов и всех, кто выглядит слабее их. По утрам их снова загоняют в больницы.
Второй важный момент - приключения Андрея в Красном Здании. Там он играет в шахматы с Великим Стратегом (Сталиным), и за каждой шахматной фигурой - судьба человека. Здесь проходятся по всем, от Троцкого до Тухачевского, но для Андрея стоит задача не выиграть, а просто зацитить любой ценой пешку, в которой он узнал китайца Вана. Всё описано достаточно по-булгаковски, очень горячечно и очень образно, но тут по-настоящему важно то "переобувание в прыжке", которое совершает в своем сознании Андрей. Он думает: "как же это он попал в противники великого стратега, он, верный солдат его армии, готовый в любую минуту умереть за него, готовый убивать за него, не знающий никаких иных целей, кроме его целей... не отличающий замыслов великого стратега от замыслов Вселенной", а потом, выпив шампанского: "Ну конечно же, он никакой не противник великого стратега... Он его союзник, его верный помощник, вот оно, главное правило этой игры! Играют не противники, играют именно партнеры, союзники... никто не проигрывает, все только выигрывают". Но потом видит, что и его ноги стоят в луже крови (которую не слишком успешно замывает какой-то карлик (Ежов? Я, честно говоря, не все фигуры в той игре опознала).
В общем, Андрей уполз. В буквальном смысле. И даже спас Вана, которого действительно арестовали в тот момент, когда Андрей прервал игру в Красном Здании. Арестовали, как ни смешно, за уклонение от труда. Машина на бирже определила Вану следующую должность директора обувной фабрики, в он просто хотел оставаться дворником. Просто потому, что ниже падать уже некуда, и поэтому не надо бояться боли, которую подобные падения приносят. Чем же было Красное Здание? По мнению Изи Кацмана - бредом взбудораженной совести, ведь сам Изя бывал там постоянно.
В третьей части, "Редактор", внезапно гаснет солнце, что провоцирует бунт и переворот, в результате которого к власти приходит Фриц Гейгер. Гейгер повесил весь состав мэрии на фонарных столбах, пострелял и сжег всех психов и павианов, объявил Эксперимент провалившимся, а себя сделал президентом Города. Включается солнце. Андрей оказался совершенно не готов к такому повороту событий и к тому ужасу, который он увидел в ночь переворота. В конце главы погибает принципиальный Кэнси. От случайного выстрела глупого человека, присланного в редакцию Гейгером.
Я всё думала, зачем эта ужасная, натуралистическая глава? Скорее всего, для контраста со следующей. И потому, что явление Наставника в этой главе ставит большой знак вопроса - так кто они, эти Наставники? Наставник Андрея совершенно потерян, совершенно ничего не понимает в происходящем, и даже не может сказать, провалился ли Эксперимент. И, если подумать, то при каждой встрече Андрея с Наставником, тот только подтверждал мысли и догадки самого Андрея.
В главе "Советник" Андрей уже сделал карьеру - теперь он советник президента Гейгера, которого продолжает считать, в глубине души, солдафоном, но которого побаивается. Гейгера все побаиваются. Хотя город процветает, с преступностью, голодом и грязью покончено, всех, включая советника, гоняют на озеленение Города, и ни о каком терроре речи быть не может. Всем хорошо. Андрей коллекционирует оружие, он женат на Сельме, которая уже не шлюха, а супруга господина советника, устраивающая званые вечера в самом изысканном обществе. Отто стал снабженцем, только что спроворившим шикарный ковер г-ну советнику, а Ван - дворником в элитном районе, где он стрижет траву и по-прежнему абсолютно счастлив своим положением внизу социальной иерархии. Но почему-то взрывает себя перед Стеклянным Домом идеалист Дэнни Ли: "Вы превратили Город в благоустроенный хлев, а жителей Города - в сытых свиней. Я не хочу быть сытой свиноей, но не хочу быть и свинопасом, а третьего в вашем чавкающем мире не дано... Господь да покарает вашу скуку!"
Фриц, обедающий с Андреем и Изей, которого он называет "мой еврей" (и которому Изя весело возражает "я - свой собственный еврей!") в некотором недоумении - по какому поводу теперь-то можно бунтовать, когда всё вокруг так хорошо и упорядоченно? "Будут покушения... будет взрыв наркомании. Будут сытые бунты. Хиппи уже появились, я о них и не говорю. Будут самоубийства протеста, самосожжения, самовзрывания... И чем дальше, тем больше, потому что вы отнимаете у людей заботу о хлебе насущном и ничего не даете им взамен. Людям становится тошно и скучно", - объясняет Изя. Фриц, со своей стороны, озабочен странным феноменом Города - в нем не появляются таланты. Нет талантливых литераторов, музыкантов, архитекторов и прочих. При миллионном населении и с учетом факта, что больше половины этого населения - люди молодые. Ученые талантливые есть, инженеры есть, а талантливых представителей изящных искусств - нет. Причина может быть в том, что их сюда не приглашают, но ведь и родившиеся в самом Городе - посредственности.
Андрей, конечно, давно уже извинился перед Изей, которого переворот освободил, как уголовного (!) заключенного. Андрей сказал, что был болваном. "Ты не был болваном, ты был оболванен. С тобой же невозможно разговаривать было", - отмахивается Изя, явно не держащий зла ни на Андрея, ни на Фрица, который, к слову, своих рук о него и не пачкал, а поручил обработку своей горилле Румеру.
В общем, Фриц посылает своего господина советника в поход. В экспедицию. Чтобы понять, в каком мире они живут, и есть ли жизнь на севере, и существует ли страшный Антигород, и не найдется ли там, извне, какой-то такой угрозы, против которой можно объединиться. Андрею идти не хочется. У него ковер, у него жена дома и любовница-секретарша на работе, он привык к комфорту, хорошей пище и чистоте. Он уже давным-давно не радеет за "массы", он их презирает. Но Фриц говорит, что Андрей - один-единственный, кому он такую задачу может доверить, а с Фрицем не поспоришь. Перед отъездом, Андрей видит Красное Здание у себя в саду и снова входит в него. Только Здание уже опустело, сгнило внутри, и там живут только крысы. "Бред взбудораженной совести", - снова говорит Изя, которому Андрей рассказывает об увиденном. Да, идеалов больше не осталось, и если Красное Здание было храмом души туда заходящего, то содержание души Андрея перед походом было руинами, под которыми прошлое уже почти не угадывалось.
В двух последних главах (Разрыв непрерывности и Исход), описывается поход. Понос, недостаточный паек, скудные порции воды. Андрей даже не воспринимает своих спутников больше людьми, его поражает только Изя, чувствующий себя как рыба в воде и неожиданно любимый всеми. Сам же Андрей утешается только в компании британского полковника Сент-Джеймса, который в самых мерзких условиях, когда все вокруг воняют потом и дерьмом, умудряется быть подтянутым и чистым, выбритым и благоухающим одеколоном. Андрей, не в силах больше выносить окружающих его людей, идет вперед в разведку, оставив остальных на большом привале. А то, что происходит дальше, происходит, скорее всего, в бреду Андрея. Но когда они с Изей вернулись, то обнаружили, что полковник умер, остальные спутники перестреляли друг друга, и несколько человек драпанули назад на единственном исправном тракторе. И что отсутствовали они 4 дня, а не несколько часов.
И тут снова является Наставник Андрея, в обличии сопровождавшего их таинственного Немого. На истерику Андрея он говорит, что так было нужно для следующей ступени развития - Понимания. И тут Андрей не выдерживает: "Всё на свете я теперь понимаю. Тридцать лет до этого понимания доходил, и вот теперь дошел. Никому на свете я не нужен. Есть я, нет меня, сражаюсь я, лежу на диване - никакой разницы. Ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Можно только устроиться - лучше или хуже. Всё идет само по себе, а я здесь ни при чем. Вот оно, ваше понимание, и больше понимать мне нечего. Вы мне лучше скажите, что я с этим пониманием должен делать? На зиму его засолить или сейчас кушать?" Наставник заводит своё обычное, что задача в том и состоит, что надо решить этот вопрос - что делать с пониманием, и вдруг до Андрея доходит. "Поддакиваете много, господин Наставник. Слишком уж вы беспардонно поддакиваете мне, господин Воронин-второй, совесть моя желтая, резиновая, использованный ты презерватив. Всё тебе, Воронин, ладно, всё тебе,родимый, хорошо. Главное, чтобы все мы были здоровы, а они нехай все подохнут".
В общем, после того, как перед домом внезапно упал с неба тот трактор, на котором пытались вернуться в Город дезиртиры, Андрей и Изя окончательно поняли, что хода назад нет, и пошли вперед. Так разрешилась загадка "падающих звезд" - людей, которых иногда находили у Стены в таком виде, словно они упали с большой высоты. Они с Изей побывали и в Башне, и в Хрустальном Дворце, и на Плантации, которые упоминаются мельком, нашли библиотеку, много чего нашли. Пока не пришли к плато, и не увидели сквозь марево стоявших перед ними вдалеке двух человек. Андрей выхватывает пистолет, и тот человек выхватывает пистолет, Андрей стреляет, и тот человек стреляет. Вот чем был тот сказочный Антигород, и вот почему он был опасен. Андрей падает - и приходит в себя на своей кухне, в своем 1951 году. "Ну вот Андрей, - слышит он голос Наставника, - первый круг вами пройден".
- Первый? Почему первый?
- Потому что их ещё много впереди.
Это, конечно, отсыл к разговору, который состоялся после визита в Красное Здание у Андрея с недоброй памяти Иудой-Ступальским, выдавшим в Лодзи гестапо 248 человек. Ступальский утверждал, что они находятся в Преисподней, и проходит всего лишь первый круг.
Ну вот, пока писала, и сама окончательно разобралась в сюжете. Что же касается смысла - не уверена. То есть, смысл романа я понимаю, конечно, но вот как его примерять к себе и своей жизни, и можно ли в принципе именно эту вещь примерять на себя - не знаю.