Когда ухоженность стала статусной - 1
Совсем не моя тема, но наткнулась в ноябрьском номере History Today на статью Алана Витни, и одна мысль показалась мне очень важной. Поскольку об уходе за телом громко и много заговорили только в восемнадцатом веке, у людей почему-то сложилось впечатление, что до этого момента народ не то, что не занимался подобными материями, но и вообще не мылся. На самом же деле, мы имеем дело с феноменом подведения теоретической базы под внешний вид, которое случилось именно в георгианскую эпоху.
"скандальный" автопортрет Элизабет Виже-Лебрён с дочерью
Например, лондонский подолог ("мозольный оператор", собственно) д-р Лоу выпустил книгу, в которой утверждал, что форма рук является меркой благородства или вульгарности человека, а Николас Эндри в своей Orthopédie (1741) подчеркивал важность хорошей формы и безупречного цвета ногтей как одного из признаков утонченности. Он же утверждал, что густые брови выдают склонность человека к кривлянию (неискренности, театральности), а густые и нависающие предупреждают, что перед нами - человек с доминирующей чертой скаредности.
Таким образом, неправильная форма рук, недостаточно рафинированная форма ногтей или "неправильные" брови превратились в настоящую социальную катастрофу для тех, кто хотел преуспеть.
А в 1760-х, в Париже грянула так называемая Smile Revolution. До этого момента, рот считался, можно сказать, приватной зоной, границей внутренней зоны тела и внешнего мира. У культивированных людей, разумеется. Разумеется, ухмылки и улыбки сомкнутыми губами допускались в качестве приправы к речи, но, в принципе, рафинированные господа и дамы с младых ногтей, можно сказать, учились держать лица неподвижными и малоэмоциональными. Дамы, расхватавшие вышедшую в 1761 году "Элоизу" Руссо, и перечитывающие её чаще, чем библию, мечтали научиться той самой улыбке-сквозь-слезы, которой умирающая Юлия подбадривала окружающих. Тут же популярной стала и вышедшая несколько раньше книга Ричардсона "Кларисса", в которой интересовал, конечно, не сюжет, а живое описание прелестной улыбки героини.
Хозяйки популярных парижских салонов, Сюзанна Неккер и Мария Тереза Жофрен, стали встречать гостей с приподнятыми в улыбке уголками рта. Потому что публично обнажать зубки дамы не решались аж до самого 1788 года. Когда художница Элизабет Виже-Лебрён выставила в 1786 году своё полотно, с улыбкой, в которой видны зубы, публика была скандализирована, глубоко и искренне. Они настолько не поняли, сошла ли художница с ума, объявила себя женщиной легкого поведения, или затеяла какую-то очередную кампанию, что картину просто проигнорировали. Но через два года все светские женщины стали считать своим долгом улыбаться именно в этой манере.
А красивая улыбка требовала не просто здоровых, но и красивых зубов. К счастью, "отец современной дантистики" Пьер Фошар уже опубликовал в 1728 году свой труд Le Chirurgien Dentiste, и дантисты были готовы встретить требования внезапно ставшей социальным маркером улыбки не только лечением и предупреждением заболеваний зубов, но и их трансплантацией.[/MORE]
Волна террора, которую теперь назвали Великой Французской Революцией, изменила стандарты улыбчивости, но вернемся в георгианский Лондон.
"скандальный" автопортрет Элизабет Виже-Лебрён с дочерью
Например, лондонский подолог ("мозольный оператор", собственно) д-р Лоу выпустил книгу, в которой утверждал, что форма рук является меркой благородства или вульгарности человека, а Николас Эндри в своей Orthopédie (1741) подчеркивал важность хорошей формы и безупречного цвета ногтей как одного из признаков утонченности. Он же утверждал, что густые брови выдают склонность человека к кривлянию (неискренности, театральности), а густые и нависающие предупреждают, что перед нами - человек с доминирующей чертой скаредности.
Таким образом, неправильная форма рук, недостаточно рафинированная форма ногтей или "неправильные" брови превратились в настоящую социальную катастрофу для тех, кто хотел преуспеть.
А в 1760-х, в Париже грянула так называемая Smile Revolution. До этого момента, рот считался, можно сказать, приватной зоной, границей внутренней зоны тела и внешнего мира. У культивированных людей, разумеется. Разумеется, ухмылки и улыбки сомкнутыми губами допускались в качестве приправы к речи, но, в принципе, рафинированные господа и дамы с младых ногтей, можно сказать, учились держать лица неподвижными и малоэмоциональными. Дамы, расхватавшие вышедшую в 1761 году "Элоизу" Руссо, и перечитывающие её чаще, чем библию, мечтали научиться той самой улыбке-сквозь-слезы, которой умирающая Юлия подбадривала окружающих. Тут же популярной стала и вышедшая несколько раньше книга Ричардсона "Кларисса", в которой интересовал, конечно, не сюжет, а живое описание прелестной улыбки героини.
Хозяйки популярных парижских салонов, Сюзанна Неккер и Мария Тереза Жофрен, стали встречать гостей с приподнятыми в улыбке уголками рта. Потому что публично обнажать зубки дамы не решались аж до самого 1788 года. Когда художница Элизабет Виже-Лебрён выставила в 1786 году своё полотно, с улыбкой, в которой видны зубы, публика была скандализирована, глубоко и искренне. Они настолько не поняли, сошла ли художница с ума, объявила себя женщиной легкого поведения, или затеяла какую-то очередную кампанию, что картину просто проигнорировали. Но через два года все светские женщины стали считать своим долгом улыбаться именно в этой манере.
А красивая улыбка требовала не просто здоровых, но и красивых зубов. К счастью, "отец современной дантистики" Пьер Фошар уже опубликовал в 1728 году свой труд Le Chirurgien Dentiste, и дантисты были готовы встретить требования внезапно ставшей социальным маркером улыбки не только лечением и предупреждением заболеваний зубов, но и их трансплантацией.[/MORE]
Волна террора, которую теперь назвали Великой Французской Революцией, изменила стандарты улыбчивости, но вернемся в георгианский Лондон.