"Константин Райкин. Вечер с Достоевским"
Долгожданная премьера. Ждали, гадали, строили предположения и гипотезы. И вот - дождались.
Сразу скажу - спектакль превзошел все ожидания. К тому же, все ожидания он обошел и вышел неожиданным, дерзким, непредсказуемым. Непредсказуемо в нем все, в каждый момент спектакля - неясно, куда выведет следующий поворот сценического действа, что еще обрушится на зрителя и как это будет выражено. И оттого - безумно интересно буквально каждую секунду спектакля.
Сначала - о Достоевском. Честно говоря, "Записки из подполья" я не читала. Если судить по спектаклю, то мы с этой повестью весьма друг от друга далеки. Теоретически история мне вполне понятна, но история эта - не про меня. Ничего своего, личного в исповеди героя я не нашла. Это не хорошо и не плохо. Но для меня "Вечер с Достоевским" был скорее "Вечером с Райкиным".
А теперь - о спектакле. Первое, что бросается в глаза - это, естественно, сценография.
Константину Аркадьевичу оставили лишь полтора метра авансцены (а в какой-то момент он и вовсе спрыгивает со сцены и носится по залу). Момент интересный и важный, так как вся энергетика, весь мощнейший поток энергии, излучаемый Райкиным, идет непосредственно в зал, не рассеивается даже частично, что было бы неизбежно в пространстве большой сцены (и как это было, скажем, в «Контрабасе»). Полметра авансцены, а дальше - серая панельная стена, внешне точь-в-точь повторяющая стены зрительного зала. Перед спектаклем мы все размышляли: разъедется ли она в стороны, как занавес или, может, «уедет» вверх, а то и вовсе рухнет, не приведи Бог, в зал… Но нет - все осталось на месте, только обнаружились в стене узкие дверцы. Из них появляется, за считанные секунды переодеваясь-перевоплощаясь, Райкин (заставляя нас вспомнить, конечно же, о Райкине-старшем), из них появляется трио музыкантов - они то лихо аккомпанируют монологу-речетативу, то заводят тихую, словно откуда-то из подсознания пришедшую мелодию, и она вызывает неясную тревогу, выматывает душу.
А потом стена превращается в огромный экран, и по этому экрану то летят вихри мокрого снега, то бесконечно убегает прочь хрупкая, тоненькая тень девушки... То тень самого Подпольного отделяется от него и живет собственной жизнью - жутковатый, сильный момент. Словно нечто сверхъестественное вмешивается в отлаженный ход спектакля и начинает происходить что-то странное, необъяснимое.
Но главное - это, конечно же, великолепный, неистовый, неудержимый КАР. Начинается спектакль в манере несколько эстрадной. Райкин выходит на сцену из зрительного зала, в костюме, с галстуком-бабочкой. Начинает требовать побольше света, стул, микрофон. Корчит рожи, передразнивает зрителей… И тут он как никогда ярко напоминает собственного великого отца. Аркадий Исаакович - только в другом, более серьезном и глубоком материале.
Но материал обязывает, и спектакль идет «вглубь», через эпатаж и безумные режиссерские выверты. КАР мастерски балансирует между ёрничеством, кривлянием и глубочайшей трагедией. Между эстрадой и исповедью. И чем глубже, чем серьезнее - тем больше восхищаешься отточенностью мастерства, мощной энергетикой и великолепной формой Актера.
Сразу скажу - спектакль превзошел все ожидания. К тому же, все ожидания он обошел и вышел неожиданным, дерзким, непредсказуемым. Непредсказуемо в нем все, в каждый момент спектакля - неясно, куда выведет следующий поворот сценического действа, что еще обрушится на зрителя и как это будет выражено. И оттого - безумно интересно буквально каждую секунду спектакля.
Сначала - о Достоевском. Честно говоря, "Записки из подполья" я не читала. Если судить по спектаклю, то мы с этой повестью весьма друг от друга далеки. Теоретически история мне вполне понятна, но история эта - не про меня. Ничего своего, личного в исповеди героя я не нашла. Это не хорошо и не плохо. Но для меня "Вечер с Достоевским" был скорее "Вечером с Райкиным".
А теперь - о спектакле. Первое, что бросается в глаза - это, естественно, сценография.
Константину Аркадьевичу оставили лишь полтора метра авансцены (а в какой-то момент он и вовсе спрыгивает со сцены и носится по залу). Момент интересный и важный, так как вся энергетика, весь мощнейший поток энергии, излучаемый Райкиным, идет непосредственно в зал, не рассеивается даже частично, что было бы неизбежно в пространстве большой сцены (и как это было, скажем, в «Контрабасе»). Полметра авансцены, а дальше - серая панельная стена, внешне точь-в-точь повторяющая стены зрительного зала. Перед спектаклем мы все размышляли: разъедется ли она в стороны, как занавес или, может, «уедет» вверх, а то и вовсе рухнет, не приведи Бог, в зал… Но нет - все осталось на месте, только обнаружились в стене узкие дверцы. Из них появляется, за считанные секунды переодеваясь-перевоплощаясь, Райкин (заставляя нас вспомнить, конечно же, о Райкине-старшем), из них появляется трио музыкантов - они то лихо аккомпанируют монологу-речетативу, то заводят тихую, словно откуда-то из подсознания пришедшую мелодию, и она вызывает неясную тревогу, выматывает душу.
А потом стена превращается в огромный экран, и по этому экрану то летят вихри мокрого снега, то бесконечно убегает прочь хрупкая, тоненькая тень девушки... То тень самого Подпольного отделяется от него и живет собственной жизнью - жутковатый, сильный момент. Словно нечто сверхъестественное вмешивается в отлаженный ход спектакля и начинает происходить что-то странное, необъяснимое.
Но главное - это, конечно же, великолепный, неистовый, неудержимый КАР. Начинается спектакль в манере несколько эстрадной. Райкин выходит на сцену из зрительного зала, в костюме, с галстуком-бабочкой. Начинает требовать побольше света, стул, микрофон. Корчит рожи, передразнивает зрителей… И тут он как никогда ярко напоминает собственного великого отца. Аркадий Исаакович - только в другом, более серьезном и глубоком материале.
Но материал обязывает, и спектакль идет «вглубь», через эпатаж и безумные режиссерские выверты. КАР мастерски балансирует между ёрничеством, кривлянием и глубочайшей трагедией. Между эстрадой и исповедью. И чем глубже, чем серьезнее - тем больше восхищаешься отточенностью мастерства, мощной энергетикой и великолепной формой Актера.