Бескаравайный "Красная утопия - проблемы начала следующего витка".
08. КРАСНАЯ УТОПИЯ - ПРОБЛЕМЫ НАЧАЛА СЛЕДУЮЩЕГО ВИТКА
19:55 / 18.06.2017
Номинация: литературно-критическая статья
Специфика утопии, как жанра, состоит в гармоничном сочетании проекта и мечты: если перегнуть палку с детализацией, то получится нудный и сухой текст, а если же мечта будет единственным ответом на все сомнения и вопросы - то книга станет навязчивыми фантазиями автора. Это если «пересаливать». Но ведь может случиться и недостача: авторы начнут мечтать без вдохновения …
Никакая утопия не может бесконечно развиваться - мечта в своём литературном воплощении переживает как оптимистические, так и безрадостные времена.
К концу советского периода возник не только дефицит веры в коммунизм - но стали бронзоветь образы грядущего.
Примеры из литературы и кино были равно тревожными:
«Полет урагана» и прочие ранние романы В. Головачева. При максимально ярких описаниях - иных миров, пришельцев, космических кораблей - совершенно невнятные образы земного общества. Да, люди живут хорошо, не болеют, у них много бытовой техники, и даже куда-то делся капитализм - но общая картина совершенно не складывается. Были и повести вроде «Казаков-разбойников» Н. Романецкого: коммунизм в будущем подразумевался - с Мировым советом и всеобщим благополучием - но детали становились невнятными или просто наивными.
Фильм «Через тернии к звёздам» - рисует очень похожий, прянично-размытый образ. Персонажи выбелены до неразличимости, а Земля лишена внутренних конфликтов - все равно хороши, и никто не лучший. В том мире просто нечего делать, он становится куда более сказкой, чем реальностью.
Сохранилась возможность создавать разве что хорошие детские истории - про Алису Селезнёву.
Конец 80-х - это не только приход сюжетов, «чуждых советскому человеку», но и нежелание продолжать работу в сюжетах старых.
Добрая повесть Л. Козинец «Полёты на метле» - рисует картину сложных, неумелых попыток писательской тусовки «работать по-новому», использовать не советские темы, и одновременно «жить по-новому», прощаясь со старыми порядками. Муза в мечтах видела себя редактором, отчасти издателем. Грядущий вал переводной литературы, проблемы сети распространения, пиратства и копирайтерства - всё это казалось маленькими тучками на горизонте. Или даже за горизонтом…
Союз кончился.
Четверть века пролетела, как один день - и образ мечтаний вертелся, как стрелка компаса рядом с магнитом. В пятом году фильм «Жмурки» сняли о прошлой эпохе, о девяностых… Да и финальная сцена с депутатами Госдумы - тогда вполне актуальная - сегодня кажется уходящей натурой.
К темам социалистических обществ авторы обращались редко. Можно вспомнить «Звезды - холодные игрушки» С. Лукьяненко - попытку на образе планеты Геометров чуть более реалистично и критически препарировать мир Стругацких. Анализ был эпизодическим, будто для антуража и экзотики - одна из линий развития выдуманной вселенной. Причем линия тупиковая - геометры опасаются будущего галактики, в котором все разумы могут жить вечно и переселяться на подходящие для них планеты, бегут от сети порталов.
«Евразийская симфония» Хольма ван Зайчика - одна из лучших утопий постСоюзного времени - не социалистическая. «Пандем» Дьяченок - базируется на мистическом допущении.
Но как в Италии, после поражения Флорентийской республики и превращения её в герцогство Тосканское - спустя какое-то время начали пробиваться идеи народовластия, так и постСоюзном пространстве начался ренессанс советской образности.
В последние годы возникла не просто ностальгия, но тенденция повторять советский эксперимент литературными средствами. Попытка отыграть проект на новом витке. Нарисовать Утопию.
И тут же обнаружилась Проблема: авторы, воображая коммунизм - вынуждены решать задачу соотношения формы и содержания.
Форма - не сводится лишь к звездочке и красному знамени. Важнее ощущение «советской античности»: если при Союзе время обращались к русской культуре XIX века (с оговорками) как инструменту индивидуального развития - то сейчас обращаются к советской культуре как инструменту потенциального развития общества. Требуется настрой коллективного созидания, который воплощался в сотнях песен и фильмов, в оптимистическом реализме живописи.
Конкурсы «СССР-2061» - самая яркая попытка отразить именно форму. При всей проработанности сеттинга, при всей деталировке условий конкурса - перед нами именно попытка сделать яркую и красивую картинку. Вплоть до того, что по иллюстрациям к рассказу-победителю проводится отдельный конкурс.
Вылилось это в серию книг «СССР XXІ», где наивно-созидательный настрой объединяет тексты О. Дивова и А. Евтушенко. Идёт замещение внутриобщественных проблем - пусть даже борьбы лучшего с хорошим - чисто вне-человеческими конфликтами. Покорением природы, заселением космоса. Да хоть борьбой с демонами. Неудивительно, что М. Савеличев, развивая тематику - получил уже полумистический «Красный космос», где «поле коммунизма» противостоит «некро-полю». Сложности между людьми не исчезают окончательно, но становятся вторичными - если решить главные проблемы со вселенной, то и прочие утрясутся.
Содержание - попытка рассмотреть общество в деталях, без розовых очков, и серьезно подумать над его справедливым устройством. Смоделировать реальный коммунизм. С равенством, но без уравниловки, с карьерными лестницами и неизбежными внутренними проблемами. И тут самая серьезная попытка - это «Факап» М. Харитонова.
Если «СССР-2061» - двигался от содержания к форме, то тут наоборот: за основу взята художественная форма - мир Полдня Стругацких - который воплощен в достаточно устойчивой социальной модели, где есть место практически всему. В результате получается весьма объемная вещь, настоящая энциклопедия жизни XXII века. И там реалистично показано, как отрицательные качества отдельных людей были взяты под контроль.
Есть попытки противопоставить форму и содержание. "Союз нерушимый" Юрия Силоча - это ударный советский киберпанк, где при тотальном копировании формы, при только советских песнях по радио и старых названиях должностей - вообще-то случилась ядерная катастрофа и буквально мутанты ходят по улицам.
Но почему форму и содержание пока не получается органично слить, спаять в проекте «СССР-2.0»?
Во-первых - мечта спотыкается о геополитику.
Поражение социализма в ХХ веке будто отбросило страны-носители это проекта - Союз-Россию и сателлиты - от основных линий исторического развития. При небольшой доле пессимизма можно ощутить себя латинской Америкой: громадным и специфическим регионом, который, однако, сейчас может реализовывать преимущественно догоняющие проекты развития. Не участвует в основных конфликтах или не играет там решающей роли. Да, в РФ есть опережающие исследования в части отраслей, впечатляющие стройки и т.п. Но там, где Российская Империя была в числе великих держав просто по доле населения и площади, по величине своей армии, там, где Союз был технологическим лидером и развивал почти все направления в науке - позиции Российской Федерации куда скромнее. Как по доле населения в мире, по проценту от глобальной экономики, так и по части передовых технологий. И в неблагоприятных сценариях - можно лишиться почти всего.
Как следствие ограниченных возможностей в настоящем - «стандартным» фантастическим допущением становится война или острейший мировой кризис. Политкорректный апокалипсис. Линии развития Индии, Китая, Штатов - стираются. Или о них предпочитают не говорить.
Потому, если мы хотим отыгрывать следующий виток утопии - надо различать проект России в социалистической фазе (в ХХ веке потерпел геополитическое поражение) и проект социалистического устройства общества для людей вообще, для человечества.
Их плохо различают не только у нас. В сериале «Скользящие», в одном из прыжков между параллельными мирами, показано именно поражение США - торжество идей социализма увязано с проигрышем холодной войны и с весьма клюквенными образами советской оккупации. Идея о том, что социалистические США могут соперничать с СССР не хуже маоистского Китая - отчего-то не пришла в голову создателям сериала.
Но на новом витке истории - мы можем столкнуться с социализацией не только бывшего Союза.
Отыгран ли в фантастической литературе сюжет жителя России, который через полвека приезжает в социалистическую Индию? Или в красную Бразилию? Там развивают науку, смогли построить справедливое общество - и для них РФ стала периферией, захолустьем?
Эта потенциальная проблема с образом будущего маскируется в российской фантастике ренессансом идеи империи. Страна видится централизованным, могущественным государством, которое стало домом для многих народов. Такое государство наверняка сможет получить достойное место в мировом табеле о рангах. Дополнительный бонус: «у империи нет границ, у неё есть только горизонт», - в очередной раз внутренние противоречия заменяются освоением каких-то неизвестных пространств либо же просто внешней борьбой.
Но если не маскировать проблему, то мы приходим к необходимости сочетать реальные возможности постСоюзного пространства - и его потенциальную роль среди других стран. Что в варианте «единственного социалистического государства, окруженного врагами», что «всемирного социализма»…
Во-вторых - у мечты плохо с футурологией.
Социализма ХХ века строился на железобетонных основаниях - индустриальных. Предприятия с тысячами рабочих, города-заводы, урбанизация, классовая борьба… Но сейчас в глаза нам смотрит роботизация, причем не какая-то выборочная, не просто «машины для грязной и тяжелой работы», а тотальная. Трудовой коллектив, который сплачивал людей в цехах и конторах, пролетариат как основной класс, и «чистая» работа с бумагами как мечта «среднего человека» - это почти прошлое. Сейчас на стройках автоматизированных заводов ещё нужны десятки тысяч рабочих. Завтра - беспилотные грузовики будут подвозить материалы для работы строительных 3D-принтеров.
Сочетание проект и мечты - не складывается. Еще в 1960-х политэкономические выкладки марксистов были самыми известными, по сути не оспаривались. Авторы добавляли к ним немного истории, экологии, непременно гуманизма - и получался холст, на котором можно было рисовать мечту, понятную читателям. Что Ефремов, что Стругацкие - создавали картины идеализированного индустриального общества.
Но теперь «футурологического холста», известного бОльшей части читателей - просто нет. Где найти новые основания?
Авторы пробуют заменители.
Львиная доля социалистических утопий опирается на мотив восстановления нормальной жизни после войны. Расселения по космосу для получения, опять-таки, новых, нормальных условий для жизни. Созидание без разрушения. Но сам по себе этот механизм снятия социального напряжения не сможет остановить создание новых схем эксплуатации. Разложение «военного коммунизма» хорошо показано в романе Ю. Латыниной «Нелюдь»: только кризис миновал, и вместо распределения по карточкам вернулись деньги - так сразу начали расти будущие олигархи. Несколько десятков лет, полтора поколения, и вот уже самый что ни на есть дикий капитализм, где старые полу-социалистические, мобилизационные лозунги становятся фиговыми листками для злодейств и хищений. М. Харитонов в своей вариации мира Полдня решил проблему с помощью ментоскопии и долгожительства: планетой управляют люди, которые застали тяжелейшее восстановление после ядерной войны, взросление обновленного Союза, и они всегда будут отстаивать идеи равенства, потому как в них видят основание своих идеалов. Ментоскопия позволяет отсеять не только маньяков, но и властолюбцев, и алчных лентяев, и просто подлецов. Оздоровляет ситуацию конкурентная борьба спецслужб. Быстрый прогресс позволяет увеличивать нормы потребления - робототехника функционирует превосходно. А идеология «деятельного гуманизма» маскирует проблемы, вроде ощущения ненужности, которое, однако, многие топят в бутылке. Но и тут мы видим, что исторический период существования «развитого социализма» - ограничен.
Золотой век, рожденный преодолением кризиса - рано и поздно кончается.
Да и контроль над разумом может легко превратить ситуацию в чистой воды антиутопию: «Этот идеальный день» А. Левина или «Футурологический конгресс» С. Лема.
Увы, преодоление катастрофы - это пока самый лучший, продвинутый заменитель «индустриального будущего».
Получается, что социально-экономические основания нового витка справедливого равенства - ищут «на троечку».
Показателен «СССРтм» Ш. Идиатуллина - описывается некий социальный эксперимент, персонажи пытаются организовать научно-техническую революцию в буквально «свободной коммунистической зоне». Но эксперимент подавляется внешними силами. Почему? Он воспроизводит образ единичного промышленного скачка, который идёт в рамках локального проекта. И такие единичные скачки без громадной военной мощи - уязвимы. Их затаптывают конкуренты. Хорошо ещё, что в романе всё кончилось не как в Парагвае в XIX-го века, с истребление большей части мужского населения.
Но что может стать новыми основаниями утопии?
Если исходить из предпосылок какого-то разделения общества, и конфликта в нём, как источника развития, то нужен новый производящий класс. Промышленные рабочие уже сейчас заменяются роботами, в среднесрочной перспективе эта замена будет только ускоряться. А как только проект изделия и автоматический комплекс под его производство будут проектироваться в одном флаконе (чего позволяют достичь 3D-принтеры), пролетарий станет технически нерациональным.
Обозначение нового класса применяется довольно давно - когнитариат.
Традиционно когнитариев описывают как «людей, работающих с информацией». Но работник на кассе Макдональдса - тоже работает с информацией, причем использует компьютер. Чиновник, плодящий новые запретительные параграфы - тем более винтик информационной эпохи. К пустому тасованию килобайтов требуется ещё какое-то созидание.
Вероятно, когнитарий - человек, работающий в цепочке «открытие-внедрение». Начиная от философа, придумывающего новую область деятельности, через ученого, открывающего новые законы физики, и завершая инженером, проектирующим новые станки.
Причем монотонную, однообразную работу в лаборатории возьмёт на себя компьютер. В рамках уже созданных алгоритмов анализа данных и автоматического проектирования. И в роли ассистента, младшего научного сотрудника, он станет работать лучше человека. Настоящий инженер и ученый обязаны входить за грань - трансцендентировать - но не от глупости, жадности или употребления грибов. А потому что открытие и есть их основная работа.
Совсем не обязательно, что эти люди будут жить в условиях «города-сада». Как раньше был вопрос о земле и о собственности на станки, так и уже сейчас есть вопрос об авторском праве, о собственности на лаборатории и стоимости разработок новых лекарств и двигателей…
Смоделировать социальный конфликт, равно как и общество, построенное на решении этого конфликта в пользу труда - вполне реально.
Сейчас в российской фантастике вместо когнитариев - попаданцы. Персонажи, которые постоянно используют качественно новое знание. У них получается переделывать общество, внедряя новые технологии, нормы поведения и даже методы исследований. Прогрессорство вмонтировано в попаданчество как базовая установка. Только знания эти не созданные, не открытые, а привезенные с собой - халява из будущего. Конечно, попаданцы почти всегда - это одиночки, которые молчат о своём происхождении, изображают гениев. И модель «когнитивной революции» в попаданческих романах отработана на два порядка хуже модели революции промышленной. Но идея качественного скачка, как основы существования государства и общества - косвенно начала осмысляться. Её надо дорабатывать и переносить из прошлого в будущее. Переходить от утопии «индивидуалиста-прогрессора» к относительно реалистичной картине больших социальных групп, которые могут существовать благодаря когнитивному труду.
И, разумеется, если вы не желаете превращать утопию в конец истории, в золоченый аквариум с бальзамирующей жидкостью - нужен не только конфликт завтрашнего дня, но представление о послезавтрашних проблемах. В «Полдне» Стругацких им выступило биологическое разделение человечества - люденов не впечатляют достижения homo sapiens, что в технике, что в устройстве общества. Сегодня такой потенциальной угрозой становится технологическая сингулярность. Скачок в развитии ИИ, которые станут умнее людей, причем прогресс в технике пойдет настолько быстро, что сегодня почти бесполезно прогнозировать ту эпоху.
Можно воспринимать сингулярность через призму сбережения экологии и уникального статуса человека. Тогда надо либо начинать длинную и безнадёжную борьбу за ограничение мощности процессоров, либо сразу брать на вооружение лозунги нео-луддизма, бутлерианского джихада и прочих технофобских движений. Тут мы скатываемся к отказу от цивилизации, а если представить несколько тысячелетий хоть с какой-то наукой, но без машин, то в итоге мы всё равно получим биологическое расслоение человечества. Какой-то из евгенических проектов достигнет успеха. Будут ли это эльфы, Атридесы или просто белокурые бестии - не суть важно.
Потенциальная угроза сингулярности - вытеснение человека из цивилизации вообще. В эпоху ИИ мы столкнёмся с фундаментальной проблемой: разница в качествах субъектов будет настолько велика, что их даже теоретически невозможно будет представить как равных. Возможности обработки информации и скорость принятия решений окажутся несопоставимы от слова «совсем». Использование разных носителей разума - биологических, электронных, каких-то еще - неизбежно откроет возможность кому-то реально быть сверхсуществом, а для кого-то ограничит возможности разума.
Но если пирамида электронных разумов будет построена на едином технологическом стандарте, будет предусматривать почти неограниченную скорость обмена информацией - она станет уязвима для поглощения единственным субъектом. Моносубъектом. В таком случае Земля может стать Солярисом. Что-то разумное на планете будет, но не станет развивается - исчезнут актуальные противоречия. Или начнётся распространение «техножизни» по вселенной, как в «Ложной слепоте» П. Уоттса.
Если же такого конца истории не случится, мы увидим колебания маятника исторических масштабов: между стандартностью и уникальностью, между роем и абсолютизмом. Это вечные колебания, потому как они выражают противоречия в развитии. Эволюция даёт нам множество примеров: от муравьев и пчел, живущих только коллективом, до одиночных животных, вроде медведей. Человечество эти колебания сопровождают с момента нашего формирования как биологического вида. На фоне предельно жесткой иерархической структуры, которую воплощали конкуренты человеческих предков - павианы-гелады - пришлось выигрывать за счет интеллектуального и трудового развития, что получилось благодаря иным отношениям в социальных группах. Жесткая иерархия сменилась у наших предков частичной специализацией, в которой не могло быть единственного вожака на все случаи жизни... Периодически общество приходило к тем или иным формам равенства, потом отказывалось от них. И людям придётся регулярно возвращаться к идеям равенства и коллективизма, если они хотят повернуть вперёд колесо истории.
Подобные этапы развития и надо искать в будущем - если авторы желают воплотить принципиально новый образ утопии. Тогда можно представить социализм, не просто как кризисный проект, который используется в самых крайних ситуациях - подготовка к мировой войне и восстановление после неё - но как этап роста чего-то качественного нового, небывалого.
Иногда авторы пытаются не конструировать идеальное общество целиком, а прорисовывать фрагменты - будто заглядывают в окошко. Но и с поисками «окон социализма» дело обстоит неважно.
Создано множество образов благополучия - как чисто потребительских, так и профессиональных. В такое будущее стремится перерасти любое описание уюта, семейной идиллии или просто хэппи-энда. Проблема в том, что берутся образчики благополучия - в прошлом. Отсюда попытка использовать альтернативную историю, параллельную реальность, скачки во времени - взять лучшие черты Союза, и хоть тушкой, хоть чучелком, протащить их в будущее.
В книгах можно найти отдельные элементы «социалистического проекта». Тут примером для отечественных авторов выступают романы Ч. Мьевиля: в нагромождениях мистики, параллельных миров и совершенно фантастических существ - он легко может изобразить забастовку фамильяров, которые требуют у магов создать лучшие условия труда. Британский автор переносит в тексты не умершую традицию социального противостояния, в которой понятия «стачка», «профсоюз», «классовая борьба» - сохранили какую-то часть своего смысла, потому что за ними стоит реальная практика.
ПостСоюзные авторы на традицию социальной борьбы в обществе, на представление читателей о этой борьбе, как о чем-то ежедневно-привычном - опираться не могут.
Ещё больше заимствований модных антиутопий - зомби-апокалипсисов, глобальных войн - в которых мелькают элементы коллективизма и обобществления. В цикле «Ночная смена» Н. Берга описано становление нескольких видов общин - зомби-вирус выкосил львиную долю населения во вполне современном мире, и надо как-то организовываться. Увы, это очередная версия «военного коммунизма», пусть и реалистичная. Роман «Метро 2033», и последующие проектные фанфики - демонстрируют социальные структуры, где равенство существует перед лицом каждодневной смерти, в самых критических и отчаянных условиях.
Из всех антиутопий о не-катастрофическом будущем - в первую голову идёт заимствование киберпанка. Цивилизация развивается, а на её фоне идёт почти необратимый социальный распад человечества, за которым последует и техно-биологическое расслоение. Начало процесса показано У. Гибсона - от «Нейромантика» до «Периферийных устройств». Финал тоже прописан: «Эхопраксия» П. Уоттса, «Квантовый вор» Х. Райаниеми или «Счет по головам» Д. Марусека - человечество чахнет в тени новых разумов, компьютеры становятся буквально новыми богами.
Нельзя сказать, что российские авторы работают плохо, без огонька. Если взять многочисленные заметки И. Николаева - он рассказывает, что значит в его понимании писать хороший «циберпунк», и рисует гонку за эффектами, за сюжетными поворотами. Его книга «Город тьмы и дождя», это очередная попытка совместить часть советской эстетики с киберпанком. Увы, там сложно ощутить, почувствовать переживания персонажей - люди оказались в тени микропроцессоров и пистолетов. И это вполне объяснимо. Дополнительная сложность киберпанка, как типичного заимствованного жанра: технофобия упакована в оболочку западной культуры. Корректно совместить её с реалиями бывшего Союза, просто описывая «хакеров» и «злобные корпорации» - получается плохо.
Когда за дело берутся мастера аллюзий - они создают отличную культурную «подложку». Но выйти за рамки деградационных сценариев им тоже сложно. «Любовь к трём цукербринам» В. Пелевина - кошмар индивидуалиста, переходная стадия к совершенно антиутопическому миру «S.N.U.F.F.». «Война за Асгард» К. Бенедиктова - это хороший литературный эксперимент, но с тем же распадом человечества, элитой и концлагерями, генетическими вариациями черепомерок.
Чтобы вырастить на киберпанковской основе «левый проект» - надо ломать стереотипы и штампы жанра. А убедительно это можно сделать лишь хорошо изучив IT-субкультуры и представляя себе экономические модели «когнитивной экономики». Без подобного основания авторы будут оказываться в положении коллег-утопистов XIX века: тем было проще описать сельскую идиллию, очередную Аркадию, или, подобно Жюль-Верну, создавать образы отдельных проектов и успешных предприятий.
Попытка сделать «периферийный коммунизм» - роман «Я. Хобо» Жарковского. Отлично показана субкультура тех нескольких тысяч людей, которые путем невероятных усилий строят новые порталы. Персонажи как живые. Но когда прилетает чиновник с Земли - становится ясно, что первопроходцы-космачи равны в своей нищете.
Попытка писать биопанк тоже ничего не меняет. Скажем, М. Харитонов в «Золотом ключе» даёт образ принципиального неравенства живых существ по умственному развитию. После глобальной вирусной атаки остались только биотехнические поделки, которые унаследовали Землю, и строят свою цивилизацию. Они могут и муравьями стать, однако автор еще не показал, каким видит лучший вариант общества…
Просто сама возможность свободно редактировать генетический код человека - открывает ящик Пандоры, в котором лежат элои и морлоки, расовые войны и много чего ещё. В рамках политэкономических моделей XIX века этот ящик не закрыть - нужны новые модели.
Итак, российские фантасты, конструируя «красное будущее», используют: либо отработанные модели «индустриального скачка»; либо в очередной раз описывают преодоление катастрофы через «военный коммунизм»; либо рисуют попытки сохранить человечность и справедливость на фоне дегуманизированной цивилизации. Порой получаются очень яркие тексты и живые образы. Напротив, попытки показать «цифровой колхоз», университет-общину или какую-то новую социальную формацию - ещё не дали впечатляющих результатов.
Где же новый виток утопии? Пока виден лишь спрос на новую мечту, который авторы удовлетворяют не за счет футурологии, а через ностальгию.