Очерки о Вьетнаме: Ханой
Автобус прибыл в центр Ханоя ранним утром. Улицы пустовали, город еще только просыпался, стряхивая с себя ночную дымку. В парке прохладный воздух раскачивали незамысловатые электронные ритмы с вьетнамским речитативом. Под опавшими красными флагами и созерцательным взглядом Конфуция мужчины и женщины, бабушки и дедушки синхронно делали зарядку. Они шагали забавным утиным шагом в такт из стороны в сторону, взмахивая руками и вращая бедрами. Большинство атлетов явно не сильно заботились о технике, для них суть была в другом - выйти со всеми, быть со всеми, двигаться со всеми в едином порыве. И это чертовски похвально! Выглядело одновременно комично и завораживающе. Молодцы!
Вскоре солнце разогнало остатки утренней свежести, город зашумел, закопошился. Рецепторы воспалены непрерывным катарсисом, жажда открытий сама направляла меня к новому, местами даже как будто против сознательной воли, которой хотелось паузы. На этой волне я заправился наваристым супом фо и продолжил путь, отдав себя на откуп несущему меня потоку. Вынес он меня снова к истории: сначала в музей войны, а после в музей-тюрьму Хоа Ло, где в свое время томился американский сенатор Дж.Маккейн, ныне обезумевший или силящийся представить себя таковым обществу. Надо сказать, военный музей впечатлил не так сильно, как его хошиминский аналог, а вот побывать во вьетконговских застенках прямо в сердце столицы оказалось сильным опытом.
Сложно себе представить, что переживает человеческое существо, ставшее участником или свидетелем войны. Вьетнам открывает множество возможностей окунуться в атмосферу кошмара, прошедшего по вьетнамской земле всего несколько десятилетий назад, уже в наше время, в эпоху гуманизма…который оказался лишь ширмой безжалостных злодеяний. Эти чувства и опыт, по-видимому, и руководили вьетнамскими художниками, архитекторами и скульпторами, перед которыми стояла задача материально запечатлеть память о войне для будущих поколений и всего мира. Восстановленные камеры заключения заселены жуткими фигурами узников в натуральную величину. Хоть это были всего лишь манекены, страдание на их изможденных застывших лицах выглядело вполне естественным. Многие из ныне живущих вьетнамцев знают эти чувства не понаслышке. По спине пробегает жуткий холод.
Вообще интересно то, как США воспринимают в регионе. Складывается впечатление, что в большинстве стран американцев чуть ли не на руках готовы носить. То и дело звездно-полосатая символика проскакивает в местной моде, оформлении кафе и других интерьеров. Это не говоря об ассортименте кинотеатров и музыкальных чартов. В Японии - так и вовсе слепое поклонение, на грани с раболепием. О Вьетнаме же такого не скажешь. Хотя те же японцы сильнее других пострадали от американского оружия. Но им как будто старательно подтерли память об этом. У вьетнамцев же дело обстоит иначе: масса монументов, особенно скульптур, грубостью линий и форм будто кричит потомкам: никогда не забывайте об этом ужасе! И они не забывают.
Отдельная история - фотографии вьетнамской войны, о которых я уже упоминал в предыдущих очерках. С большим интересом открыл для себя, что работы Ларри Бэрроуза и других военных фотографов того времени, некоторые из которых сами пали жертвами кровопролитных боев, стали могучей силой, во многом положившей конец этой постыдной империалистической авантюре американцев и давшей миру фото-журналистику в ее современном виде. Если бы не зоркие объективы этих храбрецов, то как знать, чем и когда все это закончилось бы.
Жаркое солнце, встретившее меня на выходе из этого холодного склепа, вернуло надежды на лучшее. Остаток дня бесцельно бродил по улицам, разглядывал дома, людей, проезжающие машины. О чем-то думал. Вероятно, о том, что в этом муравейнике на философской ноте завершалось мое грандиозное путешествие по Вьетнаму. Путешествие, которое пришлось как нельзя кстати по времени и внутреннему состоянию. Путешествие, которое стало первой спонтанной поездкой без какой-либо теоретической подготовки и конкретного плана. Путешествие, которое дало почувствовать сладкий вкус свободного полета к неизвестному.
