Петр Гуляр "Забытое королевство"
"Еще в детские годы я начал интересоваться Востоком, в особенности Китаем, Монголией, Туркестаном и Тибетом. Должно быть, этот интерес был у меня врожденным - и, несомненно, со стороны матери. Её отец и дед на протяжении предыдущего столетия были великими, прославленными купцами, водившими караваны в Кобдо, Кяхту и даже далекий Ханькоу за китайскими чаями и шелком".
Петр Гуляр родился в предреволюционной России, в конце "сказочной" эпохи. Воспоминания об этом чудесном времени есть коллаж из открыток с персонажами из окружения матери в лице писателей и философов. Декорации к детским играм - сундуки вдоль стен, в которых:
"хранились странные одежды из Монголии и Тибета, а в углу стояли монгольские самовары, которыми пользовались в дороге караванщики. Я до сих пор вижу, словно наяву, шаманские бубны и флейты, висевшие на стенах".
Воспитывался Петр бабушкой и матерью - женщиной, по словам сына, выдающейся и во многом талантливой. После смерти бабушки - носительницы тех самых удивительных сказок, пропитанных запахом пряностей и ароматом чая, озвученных ударами шаманских бубном и флейт - Петр со своей матерью бежали от переворота большевиков на восток. После долгого и страшного пути по стране, охваченной террором, они оказались в Шанхае.
К тридцати годам этот удивительный человек, переживший невыносимую горечь от потери матери и исцеливший рану утраты близкого человека в даосском монастыре, овладел китайским языком и зарабатывал в качестве эксперта по китайским древностям, нефриту и редким сортам чая, сопровождал иностранцев в поездках по Китаю, Индокитаю и Японии. В дальнейшем откомандировавшись от китайского правительства чиновником, он отправился с караваном в отдаленный регион на юго-западе страны, на территорию, населяемую древними и весьма специфическим в своих культурных проявлениях народами. Народ наси составлял превалирующую часть населения Лицзяна.
"Женщины не должны были сидеть в присутствии мужчин или есть вместе с ними. Им также запрещалось спать в комнатах второго этажа или подолгу там задерживаться. Согласно традиции, женщины считались "грязными" существами, поэтому не полагалось, чтобы они ходили над головами у мужчин. Местные законы не давали женщинам практически никакой защиты, а вдовы были беззащитны перед старшими сыновьями, которые могли от них бесцеремонно избавиться, хотя на практике подобное случалось весьма редко и осуждалось как проявление низости. Женским уделом был постоянный ручной труд. Женщины не роптали - и даже не возражали. Вместо этого они тихо, незаметно, как деревья, которые по мере роста пускают корни все глубже и глубже, сосредоточили в себе столько власти, что полностью поработили мужчин. Они изучили все тонкости коммерции и стали заключать сделки, вести торговлю землей, открывать лавки и торговать. Они поощряли ленность и праздность мужчин и отдавали детей им на попечение. И они же пожинали богатые плоды своих трудов, в то время как их мужья и сыновья вынуждены были выпрашивать у них деньги, даже если речь шла о сущих копейках на покупку сигарет".
Книга состоит из объемных глав, красочно повествующих о народах, проживающих в окресностях Лицзяна, их обычаях, о культуре и устройству быта. Интересны размышления автора о жизненной стойкости того или иного народа, о его взгляде на какой стадии развития либо упадка находится конкретная нация. Выводы напрашиваются сами собой.
Петр прожил в Линцзяне девять счастливых лет, исходя из авторского изложения, в трудах и заботе о местном населении, в стараниях поддержать уникальность и благосостояние коренных жителей. Покинуть обретенное пристанище вынудило наступление красной чумы, разрушившей все устоявшиеся столетиями конъюктурные и культурные связи, осквернившей священные монастыри, возвысившей самых ничтожных субъектов.
"... Однако они одевались в какую-то форму. очень простую, темно-синего цвета, а на головах носили необычные фуражки. Они возвещали конец эры землевладельцев, гегемонию бедноты и избавление от всяческой роскоши. Рассказывали, что для начала они реквизировали ряд лучших городских домов и установили в городе строжайший комендантский час. Покидать город дозволялось лишь с особого разрешения, а землевладельцам в нем обычно отказывали. Все проходящие через город караваны обыскивались, некоторые товары и оружие изымались. Они запретили пользоваться паланкинами мужчинам до шестидесяти лет, так что некоторых путешественников из Линцзяна в Сягуань грубо вытаскивали из паланкинов, заставляли расплачиваться с носильщиками по половинному тарифу и продолжать путь пешком. Они избрали комитет, состоявший из беднейших людей города, который и начал управлять им в тесном сотрудничестве с таинственной группой.
Из слухов и свидетельств очевидцев складывалась совершенно определенная картина - я не мог избавиться от ощущения, что уже сталкивался с чем-то подобным. Почерк таинственных реформаторов был хорошо мне знаком. Сердце моё сжалось от ужасного предчувствия".
Петр Гуляр родился в предреволюционной России, в конце "сказочной" эпохи. Воспоминания об этом чудесном времени есть коллаж из открыток с персонажами из окружения матери в лице писателей и философов. Декорации к детским играм - сундуки вдоль стен, в которых:
"хранились странные одежды из Монголии и Тибета, а в углу стояли монгольские самовары, которыми пользовались в дороге караванщики. Я до сих пор вижу, словно наяву, шаманские бубны и флейты, висевшие на стенах".
Воспитывался Петр бабушкой и матерью - женщиной, по словам сына, выдающейся и во многом талантливой. После смерти бабушки - носительницы тех самых удивительных сказок, пропитанных запахом пряностей и ароматом чая, озвученных ударами шаманских бубном и флейт - Петр со своей матерью бежали от переворота большевиков на восток. После долгого и страшного пути по стране, охваченной террором, они оказались в Шанхае.
К тридцати годам этот удивительный человек, переживший невыносимую горечь от потери матери и исцеливший рану утраты близкого человека в даосском монастыре, овладел китайским языком и зарабатывал в качестве эксперта по китайским древностям, нефриту и редким сортам чая, сопровождал иностранцев в поездках по Китаю, Индокитаю и Японии. В дальнейшем откомандировавшись от китайского правительства чиновником, он отправился с караваном в отдаленный регион на юго-западе страны, на территорию, населяемую древними и весьма специфическим в своих культурных проявлениях народами. Народ наси составлял превалирующую часть населения Лицзяна.
"Женщины не должны были сидеть в присутствии мужчин или есть вместе с ними. Им также запрещалось спать в комнатах второго этажа или подолгу там задерживаться. Согласно традиции, женщины считались "грязными" существами, поэтому не полагалось, чтобы они ходили над головами у мужчин. Местные законы не давали женщинам практически никакой защиты, а вдовы были беззащитны перед старшими сыновьями, которые могли от них бесцеремонно избавиться, хотя на практике подобное случалось весьма редко и осуждалось как проявление низости. Женским уделом был постоянный ручной труд. Женщины не роптали - и даже не возражали. Вместо этого они тихо, незаметно, как деревья, которые по мере роста пускают корни все глубже и глубже, сосредоточили в себе столько власти, что полностью поработили мужчин. Они изучили все тонкости коммерции и стали заключать сделки, вести торговлю землей, открывать лавки и торговать. Они поощряли ленность и праздность мужчин и отдавали детей им на попечение. И они же пожинали богатые плоды своих трудов, в то время как их мужья и сыновья вынуждены были выпрашивать у них деньги, даже если речь шла о сущих копейках на покупку сигарет".
Книга состоит из объемных глав, красочно повествующих о народах, проживающих в окресностях Лицзяна, их обычаях, о культуре и устройству быта. Интересны размышления автора о жизненной стойкости того или иного народа, о его взгляде на какой стадии развития либо упадка находится конкретная нация. Выводы напрашиваются сами собой.
Петр прожил в Линцзяне девять счастливых лет, исходя из авторского изложения, в трудах и заботе о местном населении, в стараниях поддержать уникальность и благосостояние коренных жителей. Покинуть обретенное пристанище вынудило наступление красной чумы, разрушившей все устоявшиеся столетиями конъюктурные и культурные связи, осквернившей священные монастыри, возвысившей самых ничтожных субъектов.
"... Однако они одевались в какую-то форму. очень простую, темно-синего цвета, а на головах носили необычные фуражки. Они возвещали конец эры землевладельцев, гегемонию бедноты и избавление от всяческой роскоши. Рассказывали, что для начала они реквизировали ряд лучших городских домов и установили в городе строжайший комендантский час. Покидать город дозволялось лишь с особого разрешения, а землевладельцам в нем обычно отказывали. Все проходящие через город караваны обыскивались, некоторые товары и оружие изымались. Они запретили пользоваться паланкинами мужчинам до шестидесяти лет, так что некоторых путешественников из Линцзяна в Сягуань грубо вытаскивали из паланкинов, заставляли расплачиваться с носильщиками по половинному тарифу и продолжать путь пешком. Они избрали комитет, состоявший из беднейших людей города, который и начал управлять им в тесном сотрудничестве с таинственной группой.
Из слухов и свидетельств очевидцев складывалась совершенно определенная картина - я не мог избавиться от ощущения, что уже сталкивался с чем-то подобным. Почерк таинственных реформаторов был хорошо мне знаком. Сердце моё сжалось от ужасного предчувствия".