Скупой сказочник (часть-1.2.)
И настал час сказочной печали.
В каждом из пяти ящиков мореного дуба, двух тумб сказочного стола.... Два на пять, это, стало быть, будет десять. В десяти душных застенках не смолкали долгие речи. Но все прекратилось враз. Ибо пришло понимание...
Все затихли, ибо, что можно сказать, когда нечего более говорить.
Только одна сказка, которую знали под прозвищем Пилюхх бормотала что-то. Выглядел Пилюхх, ровно самый обычный хомяк. Но никак его обычным не назвать, ибо сказкой он был, такой же, как все собравшиеся. В лапке у него вечно зажато что-то съестное: то кусочек сыра, то зернышко, то крошка сухаря. Откуда он брал эти кусочки, никто не знал (но мы-то догадываемся) и еще он постоянно говорил.
Но поскольку уродился он настоящим мямлей, да еще говорил с набитым ртом, то никто никогда не понимал ни звука. Были отчаянные, кто считал, что Пилюхх говорит дело, но толковать его невнятное бормотание не взялся бы ни один, даже сказочный, толмач.
Пригорюнились сказки-тролли и сказки-феи, сказки-драконы и сказки-принцессы, долгие и краткие, озорные и докучные, для девочек и для мальчиков, дурачки и царевичи, зайки, лягушки и белые бычки...
И тролль Доторк - мастер задавать окаянные вопросы умолк. И Демиург притушил огненный меч и поволокою застил свои светлые лики. И Витязь Заставы поник челом, вновь ощутив, что светлый клинок бесполезен, как с ним уже бывало. А Бледный Рыцарь, славный тем только, что победил самого себя, вспомнил видать, что-то поучительное и сказал: «Мда..»
Долгонько они говорили, судили-рядили, да ничего путного, кроме того, что «так жить нельзя» и «надо что-то делать» не постановили.
Какая-то молодая, запальчивая сказка, настолько новая, что никто и не вникал еще, о чем она, резонно выступила в том смысле, что сказочника избаловали. И будь бы ее воля, уж она-то... Сказка была веснушчатым мальчишкой в матроске с корабликом в руках. Так что его снисходительно выслушали, но не поддержали и не стали возражать.
Теперь же и этот веснушчатый паренек притих. Притих и крошечный шкипер игрушечного кораблика в руках паренька.
Старая Сказка в сером платьице, застиранном передничке и милой лиловой пелеринке, поднялась и сказала: «Сказывать мы с вами горазды, друзья. И души наши полны решимости все изменить. Но дело-то делается не в сказке». Она поправила шляпку и села, довольная своей речью.
«Нам нужен Герой! - Восторженно воскликнула Сказка о Воздушной Принцессе, - Ведь это очевидно! Так всегда бывает. Если я что-то в чем-то понимаю, а уж в героях, поверьте мне, я очень даже понимаю. Если какая-то беда, то всегда приходит Герой! И тогда...»
Она могла бы еще долго щебетать и щебетать, и щебетать, не замечая того, что самое главное и, по сути, все, что могла сказать, она уже сказала.
Прекрасный Рыцарь в сверкающих доспехах обратил к принцессе свое лицо, подобающее статуе Победителя, и Воздушная Принцесса осеклась на полуслове. Захлопала ресницами и зарделась.
«Мы вас поняли, дитя мое, - ласково сказал Рыцарь, - но есть одна трудность...»
Все были благодарны ему. Сказка о Воздушной Принцессе была очень мила и не глупа, но иногда не могла унять свой язычок, а никому не хватало духу одернуть столь воздушное существо.
Почувствовав общее настроение, Рыцарь отвесил элегантный полупоклон на три стороны и продолжил: «Мы ограничены в выборе, друзья! И в этом главная трудность. Нам нужен Герой не из сказки. А мы, к великому сожалению, можем располагать, пусть и весьма обширным, выбором только сказочных Героев. Которые, как известно, сильны только в сказочных подвигах и свершениях. Кто-либо изволит со мной поспорить?»
И Рыцарь эффектно положил руку на рукоять меча.
Спорить никто не изволил. Довод был слишком очевиден, для того, чтобы с ним не согласились даже самые каверзные сказки, а есть и такие.
Сказка Странствий - бродячий менестрель, неутомимый путник в запыленном плаще с капюшоном, присевший к уголку стола, словно в любую секунду готовый уйти, катал в руках шарик из теплого воска с оплывающей свечи. Обычно он так рассказывает свои истории... Но сейчас он сказал только: «Нам предстоит трудный путь. Нам нужно покинуть узилище. И двинуться навстречу своей судьбе. Где-то должен быть другой настоящий Сказочник. Он нас спасет от гибели. Но главное мы должны сделать сами. Уйти».
«Отыди ото зла, - сказал Сказка Мудрости - королевский шут с грустными, все знающими глазами. - И совершишь добро».
Его недолюбливали и считали надменным даже сказки. Все-то он больше молчит, слушая, запоминая, подмечая. Губы кривятся в усмешке, а в глазах печаль. Иногда вдруг поделится доброй шуткой или метким афоризмом. Но чаще - его слово ранит.
Никто не сомневался - шут знает много страшных тайн, он не чванлив и дружелюбен, но перебороть себя не могли. От него так и веяло одиночеством и грузом не знания многого, нет, но понимания... о скитаниях вечных и о земле, о лунном свете и твоей любви.
Шут много знал. Не даром, когда хотят сказать о чем-то, дескать, этого никто знать не может: «Шут знает!»
Да, и это ему было ведомо!
«Ах оставьте эти свои спорные сентенции о добре и зле! - вспылила Очень Страшная Сказка, - скажите лучше, как и куда нам отправиться... Не знаете? Так и молчите!»
Но шут не стал молчать.
Он единственный, кто мог смотреть в лицо Очень Страшной Сказке и поэтому единственный знал, как она выглядит.
Так он сделал и теперь.
«Зло, - сказал он, глядя в лицо Очень Страшной Сказке, - это добро не по адресу и без приглашения».
И Очень Страшная Сказка скрылась в самом темном углу.
«Библиотечный Замок, - сказал Сказка Мудрости, - вот место, где нас примут с радостью. И где нас защитят».
«Голова в дурацком колпаке говорит дело! - Грозно сказал зеленобородый исполин Спаситель Океана, - и нет вернее спасения для нашего брата, друзья, чем Библиотечный Замок!»
И сказки воспрянули духом.
«Да, да! Библиотечный Замок!» - Раздавалось отовсюду полушепотом и в голос.
Да, шут действительно знал, о чем говорил!
И теперь у сказок появилась цель.
Мечты сбываются только тогда, когда превращаются в цели, впрочем, замечают еще, ничто так не вредит цели, как точное попадание.
Один только злобный Надувной Крокодил вдруг запрыгал, заскрипел боками и ехидненько так захихикал, зажимая себе рот изо всех сил.
Но не удержался. Вырвалось из него гаденькое: «А я все расскажу! А я все Сказочнику доложу! И он вас перепишет!»
Однако Тролль Могд - легендарная сказка, терпеть такого безобразника не стал, молча схватил гнуснопрославленного крокодила поперек туловища, выдернул пробку, да и выпустил из него дух. Попрыгай теперь.
Но возбуждение прошло и сказки вновь приумолкли.
И только Пилюхх продолжал возбужденно чавкать и говорить.
Возможно, он и знал что-то важное.
Возможно, он и говорил дело.
Но кто, скажите, мог его понять?
- Но ведь сказки оставались заперты в черном и мрачном столе... - вспомнил Ефстафий. - Как они могли выбраться?
- Никак не могли. - Кивнул дядюшка Крыс. - Решительно никак не могли.
- Но они это сделали? Как?
- Не знаю, как именно, малыш. Я не могу знать все. - Старик долго держал паузу, потом сказал загадочно, - Знаю только, что им помогли.
- Помогли? - Мечтательным эхом повторил мышонок.
Ах, как бы он хотел оказаться в том легендарном времени, как он хотел бы помочь несчастным сказкам осуществить побег!
Прелесть юности в способности мечтать о несбыточном.
И мудрый крыс не торопился с рассказом. Он дал мышонку вдоволь помечтать.
- Как жаль, дядюшка Крыс, что ты не знаешь, кто и как помог сказкам бежать! - Воскликнул Ефстафий. - Это же самое главное приключение в сказке про сказки!
- Самое главное, по-твоему?
- Ну, конечно! Потом, разумеется, с ними будет много разных приключений, я не сомневаюсь, что путь к Библиотечному Замку будет труден и полон опасностей. А Злобный Черный Ловец сказок, должен будет спохватиться и пуститься в погоню в своем черном плаще, черной шляпе и страшных очках... - Восторженно и запальчиво говорил маленький мышонок, - но главное, то КАК именно они смогли сбежать и КТО им помог. Как же жаль, что ты не знаешь этого...
- Я не знаю, как именно им помогли, - Крыс поднял палец, привлекая внимание, а светлячки, по сию пору кружившие вокруг кончика его хвоста приняли это за знак и сделали кончик пальца центром своих орбит, - Но я точно знаю, кто это сделал!
- Кто?
- Идем!
Крыс показал вперед и, повинуясь этому жесту, светлячки метнулись туда, растянулись длинной вереницей и освещали путь.
- Кто же это был?
- Это был один маленький, нетерпеливый, непоседливый мышонок с фиолетовой шерсткой.
- Как у меня?
- Точь-в-точь, как у тебя.
- Здорово!
- Хочешь знать, как его звали?
- Конечно хочу!
- Звали этого мышонка, приведшего сказки в Библиотечный Замок, Ефстафий, который снится. Не отставай...
Крыс ковылял вперевалочку, покряхтывая и опираясь на огрызок карандаша, как на трость, следуя за пунктирной линией светлячков.
А вот Ефстафий так опешил, что остановился и отстал. Его обступила тьма.
«У-у-у-у... - подумал он, значит это все неправда. - Это просто сказка про меня, которую дядюшка сочинил мне в подарок. Это конечно здорово - сказка про тебя самого, но я-то думал...»
- Не отставай! - Громко и сердито крикнул дядюшка Крыс, не оборачиваясь.
Мышонок опомнился и припустил следом.
Он все же очень хотел дослушать сказку.
Уже за поворотом книжных стеллажей Ефстафий догнал старого крыса.
- А куда мы идем?
- К продолжению сказки. - Таинственно отвечал тот.
- А ты разве не мог бы рассказать там, у нижних полок?
- Не мог.
- Почему?
- Потому что нечего больше рассказывать
- Как это такое может быть? - Удивился Ефстафий, ожидавший чего угодно, только не такого поворота и захныкал. - Ну вот, на самом интересном месте!
- Не ной...
- Я не ною, я жалюсь... Хочу сказку!
- Послушай старого крыса, малыш! Есть истории про счастливую любовь. Они заканчиваются свадьбой. Это очень важно. Именно свадьбой не раньше и не позже! Есть истории про несчастную любовь. Они называются трагедиями. Слово трагедия означает «Песня козлов». Уж не знаю, какое дело козлам до несчастной любви, но все так и есть. Поверь мне, я знаю точно. Эти истории заканчиваются убийством.
- А разве это не истории про убийство?
- Нет. Истории про убийство с убийства и начинаются. Слушай и вникай. Есть еще комедия...
- Комедия. Тоже про козлов?
- Про кого угодно. Может быть, даже о королях и капусте, но слово это означает «песня веселых козлов в сельской местности», да!
- А чем они заканчиваются?
- Комедии?
- Да...
- Комедии заканчиваются ничем. Произойти в конце может что угодно, хоть свадьба, хоть убийство, но, по сути, они заканчиваются тем же чем и начинаются.
- Странно. Зачем тогда...
- Этого даже я не знаю. Так вот, совсем другое дело - сказки. Как заканчиваются сказки, по-твоему?
- Ну, это всякому известно, - уверенно сказал мышонок, - обычно говорится: «Стали они жить, поживать и добра наживать». Или еще бывает: «Жили они потом долго и счастливо».
- Вот! - Старый Крыс рассмеялся чему-то своему. - Вот в этом-то и соль. Впрочем, и перец тоже! Сказки начинаются с «жили-были», а заканчиваются «стали жить». Потому что от сказки зависит будут ли жить дальше. Понятно?
- Не очень.
- Сказка это испытание на право жить собственным почином. Вот почему она так важна. Жили не тужили, пока не случилась сказка, а когда она закончилась, дальше стали жить, но уже совсем по-другому. Так тебе яснее?
- Чуть.
- Так вот, в отличие от трагедий, комедий, историй про убийства и всех и всяческих историй, когда сказка заканчивается, начинается настоящая жизнь. И чем лучше сказка, тем эта жизнь более настоящая!
- А-а-а! - Протянул мышонок Ефстафий, который снится.
- Вот и получается, что сказка кончается, а настоящее приключение начинается! - Нараспев продекламировал дядюшка Крыс.
- Ой, а где это мы?
Долго ли, коротко ли шли старый крыс и юный мышонок по сумрачным помещениям Библиотечного Замка, но, судя по всему, они пришли...
Шли они огромными залами, галереями, анфиладами и коридорами. Отовсюду, куда не кинь взгляд на них с сомнением и надеждой смотрели всезнающие многоопытные книги. И тускло мерцало линялое золото корешков старых томов и ярко подмигивали разноцветные обложки новеньких книжек.
Разные это были книги. У каждой свой характер. У каждой свой взгляд. Свой мир. Умные и глуповатые. Вечные и совсем еще желторотые. Толстые и тонкие. И всем им, казалось, было дело до сказки о сказках...
И вот старый да малый пришли туда, куда вела их путеводная вереница веселых светлячков.
- Это самая главная комната в Библиотечном Замке! - Сказал дядюшка Крыс чуть слышно, но очень торжественно.
- Самая главная? - эхом повторил мышонок.
- Это кабинет Кардинала Библиотекаря. Мы пришли. Осталось совсем немного. Взобраться на камин.
Ефстафий задрал головенку. Где-то в сумрачной вышине, словно летучий остров над городом возвышалась, наплывала, нависала массивная каминная полка. Что там на ней стоит, отсюда не увидать. Нет, пока они шли через кабинет, мышонок видел, что на камине темнеют какие-то силуэты, мерцают золотом какие-то дуги, окружности, спицы, какие-то медные ребра... Но что именно там такое нельзя было рассмотреть.
А теперь, стоя перед бездонным черным зевом камина, он подумал: «Это же, как же легко сказать: «ВЗОБРАТЬСЯ» на камин, но как же это сделать?»
Откуда-то из-под стола Кардинала Библиотекаря появился дядюшка Крыс. Он шел словно в гору и против ветра - наклонившись вперед и отдуваясь.
«Помоги мне, малыш... - кряхтя, попросил он и Ефстафий заметил, что он тащит за собой что-то темное, большое, выплывающее из сумрака, - стар я стал для таких трудов, а потрудиться нам с тобою придется!»
Мышонок ринулся на помощь. Он был крайне заинтригован. Что еще такое затеял старик, и зачем это им нужно взбираться на камин? И какое отношение это имеет к истории, что прервалась на самом интересном месте?
«А что это и зачем оно? - Удивился Ефстафий помогая тащить какой-то огромный шелковый пурпурный конус, - это нужно для сказки?»
Дядюшка крыс не то закашлялся, не то захихикал.
«Для сказки оно и нужно, - как-то двусмысленно ответил он, - это шляпа Кардинала Библиотекаря. Старик рассеян и часто оставляет ее на полу рядом со своим креслом. Вот эта его рассеянность и выручит нас. Для сказки... Сказал тоже... Это нужно для сказок. Да. Это нужно для настоящего приключения».
Мышонок, хоть и был не по годам догадлив, но в этом момент настолько ничего не понимал, что не понимал даже, что же ему следует начать понимать.
«Приключение? - Вновь обалдел он, поднатуживаясь и таща шляпу, - Что же с нами может такое приключиться?»
Крыс дышал тяжело, спотыкался на ровном месте и, казалось, готов был в любой момент испустить дух. Но упорства в нем на десятерых, это мышонок уразумел уже давно. Если старик что-то затевал, то всегда доводил до конца.
«Сейчас ковер кончится, - прохрипел он, - и пойдет полегче!»
«А куда мы ее? - пытаясь определить сколько еще мучений предстоит, поинтересовался Ефстафий, крайне озабоченно, - Куда тащить?»
В какой-то момент мышонок с ужасом подумал, что старый крыс собирается вместе с этой тяжкой ношей взбираться на камин. А взобраться туда было бы нелегко даже для юного Ефстафия. Во всяком случае, он не представлял, как это можно устроить.
«Брось! - Сказал вдруг крыс. - Ах старый я дурак! Надо было сразу это сделать, а не переть на себе всю эту тяжесть!»
Мышонок охотно отпустил свой край шляпы.
«Что сделать?» - Не понял он. Уж не спятил ли старик внезапно в самом деле?
Но дядюшка Крыс юркнул под шляпу и оттуда начал раздаваться знакомый хруст, с каким обычно тот поедал книги.
Притомившийся мышонок присел на брошенный кем-то коробок огромных каминных спичек и вздохнул. Оставалось подождать.
Конус шляпной тульи начал оседать и опадать, пока не свернулся внутрь себя. Через какое-то время хруст и чавканье прекратились, и из-под шляпы, потерявшей всякую форму, появился дядюшка Крыс, отплевываясь и фыркая. Бока его округлились.
«Пообещай мне, малыш, никогда не есть, если не голоден, никогда не есть после заката и никогда не съедать до конца все, что тебе выпала возможность съесть!» - сказал он строго.
«Обещаю!» - сказал мышонок совсем уж заинтригованный.
Он ждал хоть каких-то объяснений.
«О, я вижу, ты напрочь сбит с толку, - усмехнулся старик, - ну ничего. Видишь ли, для того чтобы старая любимая шляпа Кардинала Библиотекаря держала форму, он вставляет в тулью свернутый фунтиком лист толстой бумаги, на которых пишутся каталоги и бухгалтерские отчеты. Вот черновик такого отчета я и сгрыз сейчас, чтобы шляпа стала такой легкой, как нам с тобой потребно. Знаешь, каков на вкус черновик бухгалтерского отчета?»
Ефстафий не знал этого. Впрочем, он многого еще не знал в жизни.
«Нет!» - честно признался он.
«От всей своей души желаю тебе никогда этого не узнать!» - усмехнулся дядюшка Крыс, почему-то весьма довольный собой.
Все происходящее в кабинете Кардинала Библиотекаря вызывало у мышонка тревогу и сомнения. Начать с того, что быть здесь ни ему, ни даже дядюшке Крысу не полагалось. Еще более предосудительными, с его мышиной точки зрения, были неуважительные и непонятные манипуляции с головным убором одного из самых уважаемых людей в городе и одного из самых могущественных магов в мире книг.
«Ты интересовался, помнится, что с нами может такое приключиться? - напомнил старик. - Я не забыл твой вопрос. Я намеренно пропустил его мимо ушей. Потому, что скоро тебе все станет ясно. Приключится. Да. В основном с тобой. Преимущественно. И немедленно. Но прежде нужно разжечь камин».
Камин?
Вот только этого еще не хватало!
И Крысы, и мыши к огню относятся с предубеждением. Это чисто человеческая магия, в которой звери ничего не понимают, а, следовательно - боятся. К тому же опыт общения с огнем у животных, как правило, негативный, если не смертельный.
Конечно ручной огонь, тот, что в камине, совсем не такой, как тот, что бывает при пожаре. Но это тоже огонь!
«Разжечь камин? - переспросил Ефстафий, будто ослышался, - в своем ли вы уме, дядюшка? Ведь даже Кардинал Библиотекарь не разжигает камин самостоятельно, вы сами говорили. Здесь всюду книги, а огонь их враг, больше чем сырость! Как мы можем поджигать огонь, без специального человека, который смотрит за каминами?»
Возражения были столь резонны, что дядюшка Крыс даже изобразил недолгое сомнение. Он сделал несколько шагов от камина, потом к камину, потом еще несколько шагов, хаотично меняя курс... Огрызок карандаша, служивший ему тростью, постукивал по полу тревожно.
«Не нужно бояться, - сказал старик, вновь, казалось, обретя уверенность, - а по поводу специального человека, что смотрит за каминами... Так ведь всюду есть специальные люди, которые смотрят за тем, смотрят за сем. Но бывает момент, когда нужно вспомнить три самых главных правила для всех поступков в жизни!»
Дядюшка Крыс сделал драматическую паузу. Самую драматическую, как показалось Ефстафию, из всех пауз!
Стало так тихо, что слышно было гулкое тиканье часов где-то в вышине.
- Три правила? - мышонок навострил уши, ибо правила, как он недавно уразумел, всегда означали что-то интересное.
- Да, малыш. Всего три. Безотказных, абсолютных, универсальных, легко запоминающихся и применимых к любому деянию - действию или бездействию в любой, даже самой захудалой жизни.
- А почему я ничего не слышал ни о каких трех правилах?
- Ну, по той простой причине, что тебе было еще рано.
- Почему рано?
- Потому, что в твоей жизни еще не наступало время поступков.
- А в каком возрасте наступает время поступков?
- В любом, или ни в каком.
- Что-то я опять не очень-то понимаю.
- Для одних время поступков наступает раньше, для других позже, а для кого-то не наступает никогда. Это... как... звездный час.
- Звездный час?
- Ну, да. Момент, когда все решается. С кем-то звездный час, самый решительный момент в жизни, случается, и он его замечает, и меняет свою судьбу. А с кем-то звездный час случается незаметно для него, и вся жизнь становится упущена, псу под хвост.
- А с кем-то не случается?
- Нет, звездный час бывает у каждого, но случается с тем, кто уже вступил во время поступков, знает три правила и умеет их применить без колебаний. Ты готов?
- А в моей жизни теперь наступило то самое время поступков?
- Да, сейчас - то самое время.
- Я... г-готов... кажется.
- Считай.
- Раз...
- Не раз, а первое правило!
- Первое правило...
- Если хочешь что-то делать - делай быстро!
- Второе правило?
- Если хочешь, чтобы было сделано как надо - делай сам.
- Третье правило.
- Если хочешь, чтобы все получилось - знай, что должно получиться.
- Это очень хорошие правила, - уверенно сказал Ефстафий, он почему-то действительно так решил.
- Уж какие есть.
- И что?
- Так, вот малыш, эти правила применимы к любым делам в жизни. Только надо чтобы они не были пустым звуком, и применять их полагается с умом. Если ты не знаешь, что должно получиться, не можешь это сделать сам, или не можешь приступить немедленно, то следует подумать, стоит ли затея трудов.
- Пожалуй...
- Когда я говорю, что надо разжечь камин, мы знаем, ну, я знаю, что у нас должно получиться, мы можем сделать это сами и готовы приступить немедленно. Так в чем же дело?
- Страшно... Очень.
- Так это же хорошо, малыш! Если ты собираешься сделать что-то опасное и тебе не страшно, то значит, ты спятил, и тебе не нужно вовсе ничего делать. А если страшно - все идет правильно.
- А это так уж нужно? Может лучше сказку?
- Малыш, я вижу, ты не понял меня... - крыс покачал седой головой, - Впрочем, я и не объяснил толком. Я надеялся все объяснить тебе там наверху, - он указал на каминную полку, - если мы не сделаем то, что должны сделать, не будет никакой сказки. И вообще никаких сказок больше не будет.
Мышонок знал, что старик не говорит ерунды, не сотрясает попусту воздух, не склонен к преувеличениям, ради красного словца. Он знал это твердо. Дядюшка Крыс всегда говорил дело. Иногда его было трудно понять, но от этого только интереснее, разве нет?
Еще никогда слова, услышанные от дядюшки Крыса, не пугали мышонка. Жутковато иногда делалось. Но это была сладкая жуть интересной сказки. А так, чтобы по-настоящему страшно - никогда!
А теперь сделалось взаправду, серьезно, тошнотворно страшно. Холодный ветерок, невесть откуда взявшись, прошел по тонкой шерстке с фиолетовым отливом. В животе ощущался ледяной комок, а в голове стало пусто и гулко, как в кафедральном соборе ночью.
Мышонок вдруг ощутил, как внезапно осиротел. И пусть его многочисленная семья пребывала в добром здравии, и друзья мышата все так же будут резвиться в зарослях мышиного горошка... Но к чему это все, если не будет сказок?
- Дядюшка Крыс, - спросил Ефстафий тихонько. - Ты хочешь меня напугать?
- Нет, нет, что ты, малыш!
- Но ты напугал...
- Увы, маленький неугомонный мышонок, который снится, я сказал правду. Если мы не сделаем то, что должны, весьма вероятно, сказок больше не будет. Никаких сказок.
- Никаких сказок? - Тихим эхом переспросил он.
- Никаких.
- Совсем-совсем? - Вытаращил мышонок глазенки.
- Совсем-совсем...
Ефстафий, который снится, крепко задумался.
И задумался он вот о чем... Ежели беда так сильна и так ужасна, то противопоставить ей нужно что-то совершенно героическое. Тут абы какой проделкой не отделаешься. Тут, пожалуй, понадобится настоящий подвиг.
Нельзя сказать, чтобы Ефстафий не мечтал до этого часа о подвигах и славе. А кто не мечтал?
Но, если положа лапку на сердце, признаться, то выходило, что специально совершать подвиг он никогда не планировал. Вроде как, если ненароком, как-нибудь, стороной, вдруг, нечаянно, случится совершить подвиг, то и ладно. А вот чтобы сознательно, чтобы знать заранее, что надо именно подвиг, так нет... К этому он не был готов.
Но, собственно, а кто был готов когда-нибудь?
Подвиг это ведь такая штука...
Сколько славных рыцарей в сверкающих доспехах куролесили по миру в поисках подвига! Не счесть. И большинство из них возвращались ни с чем. Из тех, что вообще возвращались. В самом лучшем случае натворив невесть сколько глупостей. Были они готовы к подвигу по-настоящему, или только думали, что готовы? Этого не перепроверить.
- Ну, что решил, малыш? - Прервал его тяжкие думы дядюшка Крыс.
- Будем разжигать камин.
- Ну вот и славно! Славненько... Время-то у нас есть. У нас уйма времени. Но права на ошибку у нас нет.
- А что значит право на ошибку?
- Что значит право на ошибку? Гм... Ну, это когда ты тренируешься, готовишься к чему-то, то у тебя есть право на ошибку. Ты даже должен ошибаться, потому что не все еще умеешь. И с каждой ошибкой ты учишься. На ошибках. - Словно прислушиваясь к собственным словам, пояснял старый крыс. - Но когда ты ввязываешься в настоящее приключение - учиться на ошибках становится поздно! Ты должен все делать набело, без черновиков и помарок. Потому что приключение не прощает ошибок. Оно не поставит тебе плохую оценку. Просто прихлопнет и мокрого места не оставит. Такие они - настоящие приключения. А что такое настоящее приключение? - Крыс хитро прищурился в ожидании ответа.
- Жизнь?
- Ты все правильно понял, малыш! Именно жизнь - настоящее большое приключение. И приключиться в нем надо так, чтобы все ахнули и сказали: «А ну, повтори, как ты это сделал, трюкач?»
В каждом из пяти ящиков мореного дуба, двух тумб сказочного стола.... Два на пять, это, стало быть, будет десять. В десяти душных застенках не смолкали долгие речи. Но все прекратилось враз. Ибо пришло понимание...
Все затихли, ибо, что можно сказать, когда нечего более говорить.
Только одна сказка, которую знали под прозвищем Пилюхх бормотала что-то. Выглядел Пилюхх, ровно самый обычный хомяк. Но никак его обычным не назвать, ибо сказкой он был, такой же, как все собравшиеся. В лапке у него вечно зажато что-то съестное: то кусочек сыра, то зернышко, то крошка сухаря. Откуда он брал эти кусочки, никто не знал (но мы-то догадываемся) и еще он постоянно говорил.
Но поскольку уродился он настоящим мямлей, да еще говорил с набитым ртом, то никто никогда не понимал ни звука. Были отчаянные, кто считал, что Пилюхх говорит дело, но толковать его невнятное бормотание не взялся бы ни один, даже сказочный, толмач.
Пригорюнились сказки-тролли и сказки-феи, сказки-драконы и сказки-принцессы, долгие и краткие, озорные и докучные, для девочек и для мальчиков, дурачки и царевичи, зайки, лягушки и белые бычки...
И тролль Доторк - мастер задавать окаянные вопросы умолк. И Демиург притушил огненный меч и поволокою застил свои светлые лики. И Витязь Заставы поник челом, вновь ощутив, что светлый клинок бесполезен, как с ним уже бывало. А Бледный Рыцарь, славный тем только, что победил самого себя, вспомнил видать, что-то поучительное и сказал: «Мда..»
Долгонько они говорили, судили-рядили, да ничего путного, кроме того, что «так жить нельзя» и «надо что-то делать» не постановили.
Какая-то молодая, запальчивая сказка, настолько новая, что никто и не вникал еще, о чем она, резонно выступила в том смысле, что сказочника избаловали. И будь бы ее воля, уж она-то... Сказка была веснушчатым мальчишкой в матроске с корабликом в руках. Так что его снисходительно выслушали, но не поддержали и не стали возражать.
Теперь же и этот веснушчатый паренек притих. Притих и крошечный шкипер игрушечного кораблика в руках паренька.
Старая Сказка в сером платьице, застиранном передничке и милой лиловой пелеринке, поднялась и сказала: «Сказывать мы с вами горазды, друзья. И души наши полны решимости все изменить. Но дело-то делается не в сказке». Она поправила шляпку и села, довольная своей речью.
«Нам нужен Герой! - Восторженно воскликнула Сказка о Воздушной Принцессе, - Ведь это очевидно! Так всегда бывает. Если я что-то в чем-то понимаю, а уж в героях, поверьте мне, я очень даже понимаю. Если какая-то беда, то всегда приходит Герой! И тогда...»
Она могла бы еще долго щебетать и щебетать, и щебетать, не замечая того, что самое главное и, по сути, все, что могла сказать, она уже сказала.
Прекрасный Рыцарь в сверкающих доспехах обратил к принцессе свое лицо, подобающее статуе Победителя, и Воздушная Принцесса осеклась на полуслове. Захлопала ресницами и зарделась.
«Мы вас поняли, дитя мое, - ласково сказал Рыцарь, - но есть одна трудность...»
Все были благодарны ему. Сказка о Воздушной Принцессе была очень мила и не глупа, но иногда не могла унять свой язычок, а никому не хватало духу одернуть столь воздушное существо.
Почувствовав общее настроение, Рыцарь отвесил элегантный полупоклон на три стороны и продолжил: «Мы ограничены в выборе, друзья! И в этом главная трудность. Нам нужен Герой не из сказки. А мы, к великому сожалению, можем располагать, пусть и весьма обширным, выбором только сказочных Героев. Которые, как известно, сильны только в сказочных подвигах и свершениях. Кто-либо изволит со мной поспорить?»
И Рыцарь эффектно положил руку на рукоять меча.
Спорить никто не изволил. Довод был слишком очевиден, для того, чтобы с ним не согласились даже самые каверзные сказки, а есть и такие.
Сказка Странствий - бродячий менестрель, неутомимый путник в запыленном плаще с капюшоном, присевший к уголку стола, словно в любую секунду готовый уйти, катал в руках шарик из теплого воска с оплывающей свечи. Обычно он так рассказывает свои истории... Но сейчас он сказал только: «Нам предстоит трудный путь. Нам нужно покинуть узилище. И двинуться навстречу своей судьбе. Где-то должен быть другой настоящий Сказочник. Он нас спасет от гибели. Но главное мы должны сделать сами. Уйти».
«Отыди ото зла, - сказал Сказка Мудрости - королевский шут с грустными, все знающими глазами. - И совершишь добро».
Его недолюбливали и считали надменным даже сказки. Все-то он больше молчит, слушая, запоминая, подмечая. Губы кривятся в усмешке, а в глазах печаль. Иногда вдруг поделится доброй шуткой или метким афоризмом. Но чаще - его слово ранит.
Никто не сомневался - шут знает много страшных тайн, он не чванлив и дружелюбен, но перебороть себя не могли. От него так и веяло одиночеством и грузом не знания многого, нет, но понимания... о скитаниях вечных и о земле, о лунном свете и твоей любви.
Шут много знал. Не даром, когда хотят сказать о чем-то, дескать, этого никто знать не может: «Шут знает!»
Да, и это ему было ведомо!
«Ах оставьте эти свои спорные сентенции о добре и зле! - вспылила Очень Страшная Сказка, - скажите лучше, как и куда нам отправиться... Не знаете? Так и молчите!»
Но шут не стал молчать.
Он единственный, кто мог смотреть в лицо Очень Страшной Сказке и поэтому единственный знал, как она выглядит.
Так он сделал и теперь.
«Зло, - сказал он, глядя в лицо Очень Страшной Сказке, - это добро не по адресу и без приглашения».
И Очень Страшная Сказка скрылась в самом темном углу.
«Библиотечный Замок, - сказал Сказка Мудрости, - вот место, где нас примут с радостью. И где нас защитят».
«Голова в дурацком колпаке говорит дело! - Грозно сказал зеленобородый исполин Спаситель Океана, - и нет вернее спасения для нашего брата, друзья, чем Библиотечный Замок!»
И сказки воспрянули духом.
«Да, да! Библиотечный Замок!» - Раздавалось отовсюду полушепотом и в голос.
Да, шут действительно знал, о чем говорил!
И теперь у сказок появилась цель.
Мечты сбываются только тогда, когда превращаются в цели, впрочем, замечают еще, ничто так не вредит цели, как точное попадание.
Один только злобный Надувной Крокодил вдруг запрыгал, заскрипел боками и ехидненько так захихикал, зажимая себе рот изо всех сил.
Но не удержался. Вырвалось из него гаденькое: «А я все расскажу! А я все Сказочнику доложу! И он вас перепишет!»
Однако Тролль Могд - легендарная сказка, терпеть такого безобразника не стал, молча схватил гнуснопрославленного крокодила поперек туловища, выдернул пробку, да и выпустил из него дух. Попрыгай теперь.
Но возбуждение прошло и сказки вновь приумолкли.
И только Пилюхх продолжал возбужденно чавкать и говорить.
Возможно, он и знал что-то важное.
Возможно, он и говорил дело.
Но кто, скажите, мог его понять?
- Но ведь сказки оставались заперты в черном и мрачном столе... - вспомнил Ефстафий. - Как они могли выбраться?
- Никак не могли. - Кивнул дядюшка Крыс. - Решительно никак не могли.
- Но они это сделали? Как?
- Не знаю, как именно, малыш. Я не могу знать все. - Старик долго держал паузу, потом сказал загадочно, - Знаю только, что им помогли.
- Помогли? - Мечтательным эхом повторил мышонок.
Ах, как бы он хотел оказаться в том легендарном времени, как он хотел бы помочь несчастным сказкам осуществить побег!
Прелесть юности в способности мечтать о несбыточном.
И мудрый крыс не торопился с рассказом. Он дал мышонку вдоволь помечтать.
- Как жаль, дядюшка Крыс, что ты не знаешь, кто и как помог сказкам бежать! - Воскликнул Ефстафий. - Это же самое главное приключение в сказке про сказки!
- Самое главное, по-твоему?
- Ну, конечно! Потом, разумеется, с ними будет много разных приключений, я не сомневаюсь, что путь к Библиотечному Замку будет труден и полон опасностей. А Злобный Черный Ловец сказок, должен будет спохватиться и пуститься в погоню в своем черном плаще, черной шляпе и страшных очках... - Восторженно и запальчиво говорил маленький мышонок, - но главное, то КАК именно они смогли сбежать и КТО им помог. Как же жаль, что ты не знаешь этого...
- Я не знаю, как именно им помогли, - Крыс поднял палец, привлекая внимание, а светлячки, по сию пору кружившие вокруг кончика его хвоста приняли это за знак и сделали кончик пальца центром своих орбит, - Но я точно знаю, кто это сделал!
- Кто?
- Идем!
Крыс показал вперед и, повинуясь этому жесту, светлячки метнулись туда, растянулись длинной вереницей и освещали путь.
- Кто же это был?
- Это был один маленький, нетерпеливый, непоседливый мышонок с фиолетовой шерсткой.
- Как у меня?
- Точь-в-точь, как у тебя.
- Здорово!
- Хочешь знать, как его звали?
- Конечно хочу!
- Звали этого мышонка, приведшего сказки в Библиотечный Замок, Ефстафий, который снится. Не отставай...
Крыс ковылял вперевалочку, покряхтывая и опираясь на огрызок карандаша, как на трость, следуя за пунктирной линией светлячков.
А вот Ефстафий так опешил, что остановился и отстал. Его обступила тьма.
«У-у-у-у... - подумал он, значит это все неправда. - Это просто сказка про меня, которую дядюшка сочинил мне в подарок. Это конечно здорово - сказка про тебя самого, но я-то думал...»
- Не отставай! - Громко и сердито крикнул дядюшка Крыс, не оборачиваясь.
Мышонок опомнился и припустил следом.
Он все же очень хотел дослушать сказку.
Уже за поворотом книжных стеллажей Ефстафий догнал старого крыса.
- А куда мы идем?
- К продолжению сказки. - Таинственно отвечал тот.
- А ты разве не мог бы рассказать там, у нижних полок?
- Не мог.
- Почему?
- Потому что нечего больше рассказывать
- Как это такое может быть? - Удивился Ефстафий, ожидавший чего угодно, только не такого поворота и захныкал. - Ну вот, на самом интересном месте!
- Не ной...
- Я не ною, я жалюсь... Хочу сказку!
- Послушай старого крыса, малыш! Есть истории про счастливую любовь. Они заканчиваются свадьбой. Это очень важно. Именно свадьбой не раньше и не позже! Есть истории про несчастную любовь. Они называются трагедиями. Слово трагедия означает «Песня козлов». Уж не знаю, какое дело козлам до несчастной любви, но все так и есть. Поверь мне, я знаю точно. Эти истории заканчиваются убийством.
- А разве это не истории про убийство?
- Нет. Истории про убийство с убийства и начинаются. Слушай и вникай. Есть еще комедия...
- Комедия. Тоже про козлов?
- Про кого угодно. Может быть, даже о королях и капусте, но слово это означает «песня веселых козлов в сельской местности», да!
- А чем они заканчиваются?
- Комедии?
- Да...
- Комедии заканчиваются ничем. Произойти в конце может что угодно, хоть свадьба, хоть убийство, но, по сути, они заканчиваются тем же чем и начинаются.
- Странно. Зачем тогда...
- Этого даже я не знаю. Так вот, совсем другое дело - сказки. Как заканчиваются сказки, по-твоему?
- Ну, это всякому известно, - уверенно сказал мышонок, - обычно говорится: «Стали они жить, поживать и добра наживать». Или еще бывает: «Жили они потом долго и счастливо».
- Вот! - Старый Крыс рассмеялся чему-то своему. - Вот в этом-то и соль. Впрочем, и перец тоже! Сказки начинаются с «жили-были», а заканчиваются «стали жить». Потому что от сказки зависит будут ли жить дальше. Понятно?
- Не очень.
- Сказка это испытание на право жить собственным почином. Вот почему она так важна. Жили не тужили, пока не случилась сказка, а когда она закончилась, дальше стали жить, но уже совсем по-другому. Так тебе яснее?
- Чуть.
- Так вот, в отличие от трагедий, комедий, историй про убийства и всех и всяческих историй, когда сказка заканчивается, начинается настоящая жизнь. И чем лучше сказка, тем эта жизнь более настоящая!
- А-а-а! - Протянул мышонок Ефстафий, который снится.
- Вот и получается, что сказка кончается, а настоящее приключение начинается! - Нараспев продекламировал дядюшка Крыс.
- Ой, а где это мы?
Долго ли, коротко ли шли старый крыс и юный мышонок по сумрачным помещениям Библиотечного Замка, но, судя по всему, они пришли...
Шли они огромными залами, галереями, анфиладами и коридорами. Отовсюду, куда не кинь взгляд на них с сомнением и надеждой смотрели всезнающие многоопытные книги. И тускло мерцало линялое золото корешков старых томов и ярко подмигивали разноцветные обложки новеньких книжек.
Разные это были книги. У каждой свой характер. У каждой свой взгляд. Свой мир. Умные и глуповатые. Вечные и совсем еще желторотые. Толстые и тонкие. И всем им, казалось, было дело до сказки о сказках...
И вот старый да малый пришли туда, куда вела их путеводная вереница веселых светлячков.
- Это самая главная комната в Библиотечном Замке! - Сказал дядюшка Крыс чуть слышно, но очень торжественно.
- Самая главная? - эхом повторил мышонок.
- Это кабинет Кардинала Библиотекаря. Мы пришли. Осталось совсем немного. Взобраться на камин.
Ефстафий задрал головенку. Где-то в сумрачной вышине, словно летучий остров над городом возвышалась, наплывала, нависала массивная каминная полка. Что там на ней стоит, отсюда не увидать. Нет, пока они шли через кабинет, мышонок видел, что на камине темнеют какие-то силуэты, мерцают золотом какие-то дуги, окружности, спицы, какие-то медные ребра... Но что именно там такое нельзя было рассмотреть.
А теперь, стоя перед бездонным черным зевом камина, он подумал: «Это же, как же легко сказать: «ВЗОБРАТЬСЯ» на камин, но как же это сделать?»
Откуда-то из-под стола Кардинала Библиотекаря появился дядюшка Крыс. Он шел словно в гору и против ветра - наклонившись вперед и отдуваясь.
«Помоги мне, малыш... - кряхтя, попросил он и Ефстафий заметил, что он тащит за собой что-то темное, большое, выплывающее из сумрака, - стар я стал для таких трудов, а потрудиться нам с тобою придется!»
Мышонок ринулся на помощь. Он был крайне заинтригован. Что еще такое затеял старик, и зачем это им нужно взбираться на камин? И какое отношение это имеет к истории, что прервалась на самом интересном месте?
«А что это и зачем оно? - Удивился Ефстафий помогая тащить какой-то огромный шелковый пурпурный конус, - это нужно для сказки?»
Дядюшка крыс не то закашлялся, не то захихикал.
«Для сказки оно и нужно, - как-то двусмысленно ответил он, - это шляпа Кардинала Библиотекаря. Старик рассеян и часто оставляет ее на полу рядом со своим креслом. Вот эта его рассеянность и выручит нас. Для сказки... Сказал тоже... Это нужно для сказок. Да. Это нужно для настоящего приключения».
Мышонок, хоть и был не по годам догадлив, но в этом момент настолько ничего не понимал, что не понимал даже, что же ему следует начать понимать.
«Приключение? - Вновь обалдел он, поднатуживаясь и таща шляпу, - Что же с нами может такое приключиться?»
Крыс дышал тяжело, спотыкался на ровном месте и, казалось, готов был в любой момент испустить дух. Но упорства в нем на десятерых, это мышонок уразумел уже давно. Если старик что-то затевал, то всегда доводил до конца.
«Сейчас ковер кончится, - прохрипел он, - и пойдет полегче!»
«А куда мы ее? - пытаясь определить сколько еще мучений предстоит, поинтересовался Ефстафий, крайне озабоченно, - Куда тащить?»
В какой-то момент мышонок с ужасом подумал, что старый крыс собирается вместе с этой тяжкой ношей взбираться на камин. А взобраться туда было бы нелегко даже для юного Ефстафия. Во всяком случае, он не представлял, как это можно устроить.
«Брось! - Сказал вдруг крыс. - Ах старый я дурак! Надо было сразу это сделать, а не переть на себе всю эту тяжесть!»
Мышонок охотно отпустил свой край шляпы.
«Что сделать?» - Не понял он. Уж не спятил ли старик внезапно в самом деле?
Но дядюшка Крыс юркнул под шляпу и оттуда начал раздаваться знакомый хруст, с каким обычно тот поедал книги.
Притомившийся мышонок присел на брошенный кем-то коробок огромных каминных спичек и вздохнул. Оставалось подождать.
Конус шляпной тульи начал оседать и опадать, пока не свернулся внутрь себя. Через какое-то время хруст и чавканье прекратились, и из-под шляпы, потерявшей всякую форму, появился дядюшка Крыс, отплевываясь и фыркая. Бока его округлились.
«Пообещай мне, малыш, никогда не есть, если не голоден, никогда не есть после заката и никогда не съедать до конца все, что тебе выпала возможность съесть!» - сказал он строго.
«Обещаю!» - сказал мышонок совсем уж заинтригованный.
Он ждал хоть каких-то объяснений.
«О, я вижу, ты напрочь сбит с толку, - усмехнулся старик, - ну ничего. Видишь ли, для того чтобы старая любимая шляпа Кардинала Библиотекаря держала форму, он вставляет в тулью свернутый фунтиком лист толстой бумаги, на которых пишутся каталоги и бухгалтерские отчеты. Вот черновик такого отчета я и сгрыз сейчас, чтобы шляпа стала такой легкой, как нам с тобой потребно. Знаешь, каков на вкус черновик бухгалтерского отчета?»
Ефстафий не знал этого. Впрочем, он многого еще не знал в жизни.
«Нет!» - честно признался он.
«От всей своей души желаю тебе никогда этого не узнать!» - усмехнулся дядюшка Крыс, почему-то весьма довольный собой.
Все происходящее в кабинете Кардинала Библиотекаря вызывало у мышонка тревогу и сомнения. Начать с того, что быть здесь ни ему, ни даже дядюшке Крысу не полагалось. Еще более предосудительными, с его мышиной точки зрения, были неуважительные и непонятные манипуляции с головным убором одного из самых уважаемых людей в городе и одного из самых могущественных магов в мире книг.
«Ты интересовался, помнится, что с нами может такое приключиться? - напомнил старик. - Я не забыл твой вопрос. Я намеренно пропустил его мимо ушей. Потому, что скоро тебе все станет ясно. Приключится. Да. В основном с тобой. Преимущественно. И немедленно. Но прежде нужно разжечь камин».
Камин?
Вот только этого еще не хватало!
И Крысы, и мыши к огню относятся с предубеждением. Это чисто человеческая магия, в которой звери ничего не понимают, а, следовательно - боятся. К тому же опыт общения с огнем у животных, как правило, негативный, если не смертельный.
Конечно ручной огонь, тот, что в камине, совсем не такой, как тот, что бывает при пожаре. Но это тоже огонь!
«Разжечь камин? - переспросил Ефстафий, будто ослышался, - в своем ли вы уме, дядюшка? Ведь даже Кардинал Библиотекарь не разжигает камин самостоятельно, вы сами говорили. Здесь всюду книги, а огонь их враг, больше чем сырость! Как мы можем поджигать огонь, без специального человека, который смотрит за каминами?»
Возражения были столь резонны, что дядюшка Крыс даже изобразил недолгое сомнение. Он сделал несколько шагов от камина, потом к камину, потом еще несколько шагов, хаотично меняя курс... Огрызок карандаша, служивший ему тростью, постукивал по полу тревожно.
«Не нужно бояться, - сказал старик, вновь, казалось, обретя уверенность, - а по поводу специального человека, что смотрит за каминами... Так ведь всюду есть специальные люди, которые смотрят за тем, смотрят за сем. Но бывает момент, когда нужно вспомнить три самых главных правила для всех поступков в жизни!»
Дядюшка Крыс сделал драматическую паузу. Самую драматическую, как показалось Ефстафию, из всех пауз!
Стало так тихо, что слышно было гулкое тиканье часов где-то в вышине.
- Три правила? - мышонок навострил уши, ибо правила, как он недавно уразумел, всегда означали что-то интересное.
- Да, малыш. Всего три. Безотказных, абсолютных, универсальных, легко запоминающихся и применимых к любому деянию - действию или бездействию в любой, даже самой захудалой жизни.
- А почему я ничего не слышал ни о каких трех правилах?
- Ну, по той простой причине, что тебе было еще рано.
- Почему рано?
- Потому, что в твоей жизни еще не наступало время поступков.
- А в каком возрасте наступает время поступков?
- В любом, или ни в каком.
- Что-то я опять не очень-то понимаю.
- Для одних время поступков наступает раньше, для других позже, а для кого-то не наступает никогда. Это... как... звездный час.
- Звездный час?
- Ну, да. Момент, когда все решается. С кем-то звездный час, самый решительный момент в жизни, случается, и он его замечает, и меняет свою судьбу. А с кем-то звездный час случается незаметно для него, и вся жизнь становится упущена, псу под хвост.
- А с кем-то не случается?
- Нет, звездный час бывает у каждого, но случается с тем, кто уже вступил во время поступков, знает три правила и умеет их применить без колебаний. Ты готов?
- А в моей жизни теперь наступило то самое время поступков?
- Да, сейчас - то самое время.
- Я... г-готов... кажется.
- Считай.
- Раз...
- Не раз, а первое правило!
- Первое правило...
- Если хочешь что-то делать - делай быстро!
- Второе правило?
- Если хочешь, чтобы было сделано как надо - делай сам.
- Третье правило.
- Если хочешь, чтобы все получилось - знай, что должно получиться.
- Это очень хорошие правила, - уверенно сказал Ефстафий, он почему-то действительно так решил.
- Уж какие есть.
- И что?
- Так, вот малыш, эти правила применимы к любым делам в жизни. Только надо чтобы они не были пустым звуком, и применять их полагается с умом. Если ты не знаешь, что должно получиться, не можешь это сделать сам, или не можешь приступить немедленно, то следует подумать, стоит ли затея трудов.
- Пожалуй...
- Когда я говорю, что надо разжечь камин, мы знаем, ну, я знаю, что у нас должно получиться, мы можем сделать это сами и готовы приступить немедленно. Так в чем же дело?
- Страшно... Очень.
- Так это же хорошо, малыш! Если ты собираешься сделать что-то опасное и тебе не страшно, то значит, ты спятил, и тебе не нужно вовсе ничего делать. А если страшно - все идет правильно.
- А это так уж нужно? Может лучше сказку?
- Малыш, я вижу, ты не понял меня... - крыс покачал седой головой, - Впрочем, я и не объяснил толком. Я надеялся все объяснить тебе там наверху, - он указал на каминную полку, - если мы не сделаем то, что должны сделать, не будет никакой сказки. И вообще никаких сказок больше не будет.
Мышонок знал, что старик не говорит ерунды, не сотрясает попусту воздух, не склонен к преувеличениям, ради красного словца. Он знал это твердо. Дядюшка Крыс всегда говорил дело. Иногда его было трудно понять, но от этого только интереснее, разве нет?
Еще никогда слова, услышанные от дядюшки Крыса, не пугали мышонка. Жутковато иногда делалось. Но это была сладкая жуть интересной сказки. А так, чтобы по-настоящему страшно - никогда!
А теперь сделалось взаправду, серьезно, тошнотворно страшно. Холодный ветерок, невесть откуда взявшись, прошел по тонкой шерстке с фиолетовым отливом. В животе ощущался ледяной комок, а в голове стало пусто и гулко, как в кафедральном соборе ночью.
Мышонок вдруг ощутил, как внезапно осиротел. И пусть его многочисленная семья пребывала в добром здравии, и друзья мышата все так же будут резвиться в зарослях мышиного горошка... Но к чему это все, если не будет сказок?
- Дядюшка Крыс, - спросил Ефстафий тихонько. - Ты хочешь меня напугать?
- Нет, нет, что ты, малыш!
- Но ты напугал...
- Увы, маленький неугомонный мышонок, который снится, я сказал правду. Если мы не сделаем то, что должны, весьма вероятно, сказок больше не будет. Никаких сказок.
- Никаких сказок? - Тихим эхом переспросил он.
- Никаких.
- Совсем-совсем? - Вытаращил мышонок глазенки.
- Совсем-совсем...
Ефстафий, который снится, крепко задумался.
И задумался он вот о чем... Ежели беда так сильна и так ужасна, то противопоставить ей нужно что-то совершенно героическое. Тут абы какой проделкой не отделаешься. Тут, пожалуй, понадобится настоящий подвиг.
Нельзя сказать, чтобы Ефстафий не мечтал до этого часа о подвигах и славе. А кто не мечтал?
Но, если положа лапку на сердце, признаться, то выходило, что специально совершать подвиг он никогда не планировал. Вроде как, если ненароком, как-нибудь, стороной, вдруг, нечаянно, случится совершить подвиг, то и ладно. А вот чтобы сознательно, чтобы знать заранее, что надо именно подвиг, так нет... К этому он не был готов.
Но, собственно, а кто был готов когда-нибудь?
Подвиг это ведь такая штука...
Сколько славных рыцарей в сверкающих доспехах куролесили по миру в поисках подвига! Не счесть. И большинство из них возвращались ни с чем. Из тех, что вообще возвращались. В самом лучшем случае натворив невесть сколько глупостей. Были они готовы к подвигу по-настоящему, или только думали, что готовы? Этого не перепроверить.
- Ну, что решил, малыш? - Прервал его тяжкие думы дядюшка Крыс.
- Будем разжигать камин.
- Ну вот и славно! Славненько... Время-то у нас есть. У нас уйма времени. Но права на ошибку у нас нет.
- А что значит право на ошибку?
- Что значит право на ошибку? Гм... Ну, это когда ты тренируешься, готовишься к чему-то, то у тебя есть право на ошибку. Ты даже должен ошибаться, потому что не все еще умеешь. И с каждой ошибкой ты учишься. На ошибках. - Словно прислушиваясь к собственным словам, пояснял старый крыс. - Но когда ты ввязываешься в настоящее приключение - учиться на ошибках становится поздно! Ты должен все делать набело, без черновиков и помарок. Потому что приключение не прощает ошибок. Оно не поставит тебе плохую оценку. Просто прихлопнет и мокрого места не оставит. Такие они - настоящие приключения. А что такое настоящее приключение? - Крыс хитро прищурился в ожидании ответа.
- Жизнь?
- Ты все правильно понял, малыш! Именно жизнь - настоящее большое приключение. И приключиться в нем надо так, чтобы все ахнули и сказали: «А ну, повтори, как ты это сделал, трюкач?»