Бессмысленный и беспощадный
Потом никто не смог достоверно вспомнить, когда именно у них лопнуло терпение. Их топили, совали под поезда и машины, вскрывали им вены... привыкнуть пора, казалось бы. Правда, последнее время, с расцветом интернета, жизнь героев стала совсем уж короткой. Примерно в две-три страницы текстового редактора. Как в ускоренных кинокадрах мелькали жены-мужья-дети, так и не успевшие стать родными, невнятная, не до конца склеенная, по всем гнилым швам распозающаяся, семья или любовь. И - жах, скажем, под поезд. Ну наболело!
И они поднялись против своих создателей в бессмысленном и беспощадном, жалком и ничтожном бунте. Недоделанные, хроменькие на всю голову, немотивированные, как рояль в кустах, они встали и пошли против авторов. Герои знали, что обречены, знали, что бумажны и электронны их души, но хотя бы умереть они хотели с достоинством.
Писательница Н. в тот день принимала гостей.
Она читала из своего последнего. Как всегда было не без черного юмора, с неизбежным трагическим финалом « все умерли». Дамы рыдали. Мужчины суровели лицами. Только вертихвостка Зина нагло поинтересовалась, какого рожна героиню в конце заставили повеситься, но ее обшикали, обвинив в бесчувственности. Она дернула угловатым плечом и замолкла.
Одна из особых любительниц литературы попросила перечесть финал. Чтобы прорыдаться еще разок. В этот момент в дверь позвонили. Писательница Н. пошла открывать и вернулась в гостиную, слегка обескураженная. Ее сопровождала молодая женщина, худенькая до прозрачности, с малоразличимыми чертами унылого лица. Вообще лицо было какое-то непроработанное, словно второпях приклеенное.
- Хм, тут какая-то странность, - бархатистый баритон писательницы звучал несколько смущенно, что было большой редкостью. - Эта девушка утверждает, что она Таня, героиня моего последнего рассказа.
Девушка Таня без всякого смущения, даже несколько с вызовом, оглядела высокое собрание. На унылом лице этот самый вызов смотрелся странно, как пробивающаяся сквозь мертвый асфальт живая травка.
- Ну слава Богу, - воскликнула вертихвостка Зина, - живая, а я думала, что Вы и вправду...
- Нет еще, - голос у гостьи был высокий, девчачий. - Я, собственно, за этим и пришла. У меня к вам вопрос, - обратилась она к писательнице. - Зачем вы запихнули меня в петлю?
- Ну, видишь ли, душенька, - дама-творец уже справилась с конфузом и почувствовала себя в своей тарелке, - ты же раздавлена тем, что тебя бросил муж... Это естественная реакция!
- Вас тоже бросил муж, - парировала героиня, - и вы тоже демонстрировали свою раздавленность. Всем, кому ни попадя. Однако же в петлю не полезли, а благополучно потрахиваетесь с мужем одной из лучших подруг.
Лучшие подруги писательницы бросили быстрые взгляды на своих мужей. Мужья лучших подруг, на вский случай, надели невинные лица. Все, как один.
- Но помилуй, душенька! Жизнь твоя потеряла смысл, она теперь ничтожна.
- Так и оставьте меня жить мою ничтожную жизнь. Она - моя, не ваша. Вы же живете свою... ничтожную. У меня есть дети, работа, у меня есть родители, которых это убьет...
- Но я же не знала, что ты так хочешь жить, - писательница попыталась великодушно улыбнуться, но получилось криво.
- Да если вы даже такой ерунды про меня не знаете, что ж вы беретесь обо мне писать? Да еще и убиваете? И ради чего? Чтобы десяток ваших читательниц уронил чистую слезу?
- Я могу переписать! - творесса окончательно запуталась.
- А вот и нет! Вы хотели возвышенных слез за чужой счет? Которые поднимут вас в ваших же глазах? Я вам подарок приготовила.
Откуда ни возьмись, в руках у гостьи появилась прочная бельевая веревка. Она ловко закинула ее на перекрестье завитушек тяжелой люстры, завязала скользящую петлю. Подтащила стул и взгромоздилась на него. Продела голову в петлю.
- Вы считаете, что вы вправе меня убить? Валяйте! А вы все - смотрите, вы же этого хотели? Давайте, выбивайте стул!
Писательница стояла бледная, гости, в общем-то, тоже не розовые.
- Ну вы же меня уже один раз убили? Это просто... Стук-стук по клаве - и мы мертвые.
- Ха, ну ты сравнила, - вертихвостка Зина, казалось, единственная не потеряла присутствия духа, - одно дело электроны по монитору гонять, а другое - в глаза своей героине заглянуть. Она ж тобой никогда не интересовалась, нужна ты ей... Так, сляпала кое-как. С единственной целью - убить.
Гостья хмуро усмехнулась и растворилась в воздухе.
Это происшествие можно было бы назвать коллективной галлюцинацией, если бы не одно «но». В течение суток, по всей планете, в дома пишущих стучались их герои: девочки-утопленницы, мальчики с аккуратной дырочкой посреди лба, ополоумевшие матери семейств и мужья-козлы, беспричинно покинувшие любимых жен по указке автора... Они приходили и спрашивали: за что?
Легче всех отделалась детская писательница Элеонора Д. К ней всего-навсего заявился дракон, переевший принцесс. Причем последнюю он заглотал вместе с короной и в результате мучился запором. Элеонора Д., в свободное от писаний время опытная медсестра, быстро вылечила животное, и дракон радостно гонял у нее по саду надоедливых кроликов.
И они поднялись против своих создателей в бессмысленном и беспощадном, жалком и ничтожном бунте. Недоделанные, хроменькие на всю голову, немотивированные, как рояль в кустах, они встали и пошли против авторов. Герои знали, что обречены, знали, что бумажны и электронны их души, но хотя бы умереть они хотели с достоинством.
Писательница Н. в тот день принимала гостей.
Она читала из своего последнего. Как всегда было не без черного юмора, с неизбежным трагическим финалом « все умерли». Дамы рыдали. Мужчины суровели лицами. Только вертихвостка Зина нагло поинтересовалась, какого рожна героиню в конце заставили повеситься, но ее обшикали, обвинив в бесчувственности. Она дернула угловатым плечом и замолкла.
Одна из особых любительниц литературы попросила перечесть финал. Чтобы прорыдаться еще разок. В этот момент в дверь позвонили. Писательница Н. пошла открывать и вернулась в гостиную, слегка обескураженная. Ее сопровождала молодая женщина, худенькая до прозрачности, с малоразличимыми чертами унылого лица. Вообще лицо было какое-то непроработанное, словно второпях приклеенное.
- Хм, тут какая-то странность, - бархатистый баритон писательницы звучал несколько смущенно, что было большой редкостью. - Эта девушка утверждает, что она Таня, героиня моего последнего рассказа.
Девушка Таня без всякого смущения, даже несколько с вызовом, оглядела высокое собрание. На унылом лице этот самый вызов смотрелся странно, как пробивающаяся сквозь мертвый асфальт живая травка.
- Ну слава Богу, - воскликнула вертихвостка Зина, - живая, а я думала, что Вы и вправду...
- Нет еще, - голос у гостьи был высокий, девчачий. - Я, собственно, за этим и пришла. У меня к вам вопрос, - обратилась она к писательнице. - Зачем вы запихнули меня в петлю?
- Ну, видишь ли, душенька, - дама-творец уже справилась с конфузом и почувствовала себя в своей тарелке, - ты же раздавлена тем, что тебя бросил муж... Это естественная реакция!
- Вас тоже бросил муж, - парировала героиня, - и вы тоже демонстрировали свою раздавленность. Всем, кому ни попадя. Однако же в петлю не полезли, а благополучно потрахиваетесь с мужем одной из лучших подруг.
Лучшие подруги писательницы бросили быстрые взгляды на своих мужей. Мужья лучших подруг, на вский случай, надели невинные лица. Все, как один.
- Но помилуй, душенька! Жизнь твоя потеряла смысл, она теперь ничтожна.
- Так и оставьте меня жить мою ничтожную жизнь. Она - моя, не ваша. Вы же живете свою... ничтожную. У меня есть дети, работа, у меня есть родители, которых это убьет...
- Но я же не знала, что ты так хочешь жить, - писательница попыталась великодушно улыбнуться, но получилось криво.
- Да если вы даже такой ерунды про меня не знаете, что ж вы беретесь обо мне писать? Да еще и убиваете? И ради чего? Чтобы десяток ваших читательниц уронил чистую слезу?
- Я могу переписать! - творесса окончательно запуталась.
- А вот и нет! Вы хотели возвышенных слез за чужой счет? Которые поднимут вас в ваших же глазах? Я вам подарок приготовила.
Откуда ни возьмись, в руках у гостьи появилась прочная бельевая веревка. Она ловко закинула ее на перекрестье завитушек тяжелой люстры, завязала скользящую петлю. Подтащила стул и взгромоздилась на него. Продела голову в петлю.
- Вы считаете, что вы вправе меня убить? Валяйте! А вы все - смотрите, вы же этого хотели? Давайте, выбивайте стул!
Писательница стояла бледная, гости, в общем-то, тоже не розовые.
- Ну вы же меня уже один раз убили? Это просто... Стук-стук по клаве - и мы мертвые.
- Ха, ну ты сравнила, - вертихвостка Зина, казалось, единственная не потеряла присутствия духа, - одно дело электроны по монитору гонять, а другое - в глаза своей героине заглянуть. Она ж тобой никогда не интересовалась, нужна ты ей... Так, сляпала кое-как. С единственной целью - убить.
Гостья хмуро усмехнулась и растворилась в воздухе.
Это происшествие можно было бы назвать коллективной галлюцинацией, если бы не одно «но». В течение суток, по всей планете, в дома пишущих стучались их герои: девочки-утопленницы, мальчики с аккуратной дырочкой посреди лба, ополоумевшие матери семейств и мужья-козлы, беспричинно покинувшие любимых жен по указке автора... Они приходили и спрашивали: за что?
Легче всех отделалась детская писательница Элеонора Д. К ней всего-навсего заявился дракон, переевший принцесс. Причем последнюю он заглотал вместе с короной и в результате мучился запором. Элеонора Д., в свободное от писаний время опытная медсестра, быстро вылечила животное, и дракон радостно гонял у нее по саду надоедливых кроликов.