Автор: Алексей Карташов (
rezoner)
Сколько я помню дедушку, он всегда читал книжки. Это дело не такое легкое. Нас в школе учили и читать, и писать, но ведь в старых книгах буквы мелкие. Дедушка себе сделал специальный светильник. С ним много возни - надо все время подсевать люминофунги, они за несколько часов тускнеют. Так что на самом деле у него светильников три, они лежат в растворе, подращиваются, а одним он пользуется. Подносит к странице поближе и читает. Хорошо, что ему раствор дают, это штука ценная.
Зато он нам - мне, Трейси и Брайану - много чего удивительного читал вслух. Все печатные книжки ведь про Старый мир. Дедушка остался последний, кто его помнит.
Нам учителя тоже рассказывают про Старый мир, но это, конечно, не то. Они вроде как должны это делать, потому что в программе есть. Только они, во-первых, его не видели, пересказывают учебники. Или если у кого были родные, которые еще застали то время, то их истории. А главное, они, по-моему, не верят, что мы вернемся туда.
А у нас с Трейси это любимая игра была всегда. Трейси никогда не хотела быть принцессой, я ее уже и уговаривать перестал. Мы играли, как будто мы живем в городе и ездим друг к другу в гости на настоящих машинах. Или что мы живем в настоящем деревянном доме, с лестницами и окнами. Или в индейцев и ковбоев, тут Трейси соглашалась быть девочкой Покохонтас, но больше ей нравилось быть шаманом.
Потом Брайан к нам присоединился. Трейси - моя кузина, а Брайан - ее брат, он младше на два года, но умный, с ним можно поговорить, и играть интересно. Обычно маленькие - или плаксы, или просто глупые еще, а он не такой. Я ни разу не слышал, чтобы он плакал, даже когда как-то раз он коленку разбил очень сильно. Крови натекло, мы сразу даже не поняли, на штанах же не видно. А потом он задрал штанину - а там темные струйки текут. Я перепугался, а он ничего.
И он не боится ходить с нами в дальние пещеры. Вообще-то это запрещено, взрослые говорят, там раньше была высокая радиация, а теперь никто не проверял давно.
Дедушка говорит, первое время были запасы батареек, и со светом было получше, и счетчики работали. А когда они кончились - то вообще бы всем хана была, если бы не люминофунги. Их случайно обнаружили биологи. Первые образцы еле светились, сейчас, говорят, гораздо лучше стало. Папа Малкольма как раз работает в лаборатории, выводит новые сорта. Но он сказал нам по секрету: дело еще в том, что люди постепенно привыкают к темноте. Особенно те, кто не видел настоящего света.
С этим светом какая-то странная история вообще. Дедушка рассказывает всякие вещи, которые в голове не укладываются. Самое обидное, что он иногда даже не хочет объяснить. Как будто мы какие-то придурки, честное слово.
Например, мы недавно сидим, а он нам читает книжку, там про ковбоев и индейцев. И там индеец стоит на вершине холма и смотрит, как вдали едут несколько ковбоев, и о чем-то говорят, но он не может понять, потому что, написано, «ветер доносил только обрывки разговоров».
Брайан говорит:
- Дед! Ну как так может быть?
- Что? - дедушка даже книжку отложил.
- Ну смотри. Он их видит?
- Да.
- А почему же он не слышит, как они разговаривают?
Дедушка вздохнул.
- Брайан, я уже рассказывал, ты, наверное, прослушал. В Старом мире было видно очень далеко. Так далеко, что голоса не слышно. И даже гораздо дальше.
- Да, правда, - говорит Брайан. - Ты рассказывал. Только все равно я не понимаю. Пускай видно далеко, но слышно-то всегда, на любом расстоянии.
Тут уже Трейси не выдержала, влезла.
- У нас самое большое расстояние где?
- В главной пещере, конечно. Тысяча футов от начала до конца,
- А светильник за сколько видно?
- Футов за триста. Что ты спрашиваешь, мы же сами считали! - это правда, мы несколько раз считали, сколько светильников видно. Они развешаны на стене в главной пещере через каждые тридцать футов, видно сразу одиннадцать штук, вот и получается триста футов.
- Ну а если он будет гораздо ярче? Можно будет его увидеть через всю пещеру!
Тут мы все заспорили, можно или нет, потом наконец Брайан говорит:
- Ну хорошо, так это светильник, а человек же не светится!
Дедушка только вздохнул, закрыл книжку и говорит: - Ладно, молодые люди, пойду я отдохну, завтра продолжим.
Трейси сразу поняла, что он на нас обиделся. Потому что он много раз рассказывал, как в Старом мире было ярко, что видеть можно было хоть за двадцать тысяч футов. И как там был ветер, и птицы пели, поэтому слышно было не так далеко. И стен не было, а стены звук отражают. Но вот представить, что люди как будто сами светятся - это трудно. Я пробовал, у меня получается что-то странное.
И еще про цвета, конечно, непонятно. В книжках все время пишут - белый или негр, например. Ну это как раз понятно, Малкольм, например, негр, у него кожа темная. А что такое «краснокожий» или «желтый»? Дед говорит, они посветлее негров, но темнее белых. А почему одни красные, а другие желтые? Как отличать-то? Или когда про одежду пишут: вошел человек в голубой рубахе. Голубой, дедушка объяснил, это как синий, но светлее. Опять непонятно, а красный или зеленый - это светлее, чем голубой, или темнее?
Тут дедушка начинал сердиться и говорить,что этого объяснить нельзя. По-моему, это ерунда, что значит - нельзя объяснить? А дедушка кипятился еще сильнее, но так ничего толком и не рассказывал. В общем, я пошел к нашему учителю, мистеру Паркеру, и спросил.
Мистер Паркер вздохнул, потер нос и говорит:
- Ник, дедушка твой, к сожалению, прав. Очень трудно это объяснить. Ну вот представь, что ты глухой.
- Это как? - спрашиваю.
- Ну не слышишь ничего, с рождения. Бывало такое раньше, у нас, слава Богу, никого глухих нет, но ты поверь, что такое бывает.
- Ну, - говорю, - допустим, представил.
- А теперь представь, что тебе нужно такому человеку объяснить разницу между ми и соль. Как, возьмешься?
Я засмеялся.
- Я даже папе не возьмусь объяснять, у него слуха нет.
- Вот и твой дед не берется. Ну нельзя у нас увидеть цвет. Темно слишком.
Я эти разговоры слышал, что у нас темно. Но, во-первых, по-моему, нормально, светлее и не бывает. А потом - что это за штука такая, цвет, что нужно, чтобы было светло?
Мистер Паркер подумал. Видно было, что ему неохота рассказывать, но он все-таки начал. И рассказал удивительную вещь. Что в глазу есть дно, во-первых. А на дне есть палочки и колбочки, совсем маленькие. Палочками мы видим здесь, в пещерах. А колбочками не видим, им не хватает света. И вот как раз колбочки и видят разные цвета.
Я рассказал про это Трейси и Брайану, и мы загорелись ужасно - все-таки увидеть цвет! Мы собрались на военный совет в игровой пещере, в дальнем коридоре. Трейси предложила, чтобы Брайан начал, как самый младший.
Я всегда говорил, что Брайан хоть еще маленький, но умный. Он предложил:
- Давайте возьмем много-много светильников, все соберем вместе, и будет достаточно света!
Трейси засомневалась, а сможем ли мы столько светильников набрать. Их детям не дают, их вообще мало. Мы решили выведать через Малкольма у его папы, как бы это сделать.
В общем, ответ нас не порадовал. Он сказал, раствор жестко ограничен, слишком ценная вещь, и все светильники на счету. Нашему дедушке еще поблажку сделали, потому что он столько лет в лабораториях проработал.
Мы совсем приуныли, а тут еще дедушка заболел. Он несколько дней не появлялся, а потом позвал меня к себе, одного.
Когда я вошел, он даже не встал, так, чуть рукой пошевелил. Он был очень слабый, и дышал так странно, с присвистыванием. Сказал мне пойти дверь закрыть. Я закрыл, хотя удивился. Потом попросил меня залезть в стол, у него в комнате стоял стол, за которым он иногда писал. Я открыл ящик и достал, что он велел - такую сумку из чего-то мягкого, на застежке.
Дедушка попросил меня сесть рядом. Светильник у него был в головах, довольно свежий, и на лице были странные тени.
- Слушай, Ник, - начал он совсем тихо, - я не знаю, сколько еще проживу. Может, скоро умру.
Я стал его разуверять, но он замотал головой.
- Слушай, не перебивай. Ты знаешь, что я был в Большом совете до последних лет?
Я, конечно, знал.
- Ну так вот. Мы еще несколько лет назад обсуждали, когда можно будет выходить. Я считал, что пора, все расчеты им показал, но большинством решили, что рано. А теперь все уже умерли, кто был за. И я боюсь, что вы так тут и останетесь. Они все слишком осторожные, и говорят, что у них нет приборов.
Дедушка еще много чего говорил, я понимал не все, но главное, по-моему, понял. Нам в школе всегда говорят, что мы готовимся к Выходу, а на самом деле взрослые трусят. Из-за этого теперь в программе больше говорят про последнюю войну, а про Старый мир все меньше. Это чтобы никому особенно не хотелось.
- В общем, - сказал наконец дедушка, - в сумке лежат карты всех проходов. И это не самое главное. Когда ты дойдешь до выхода, ты увидишь, что он закрыт дверью. Вот ключи, три штуки, - дед вытащил что-то звенящее, я сразу не разглядел. - Их надо поворачивать в определенном порядке.
Вот это было да! Я еще никогда не видел ключей, только в книжках читал, и взял их осторожно. Они блестели и были холодные.
- Ник, я тебя об одном прошу - никому. Только Трейси. И идите с ней вдвоем. Обещаешь?
Я пообещал, и дедушка научил меня, в каком порядке открывать замки и где можно пока спрятать сумку.
- И самое главное. Когда вы откроете дверь - неизвестно, что там будет, день или ночь.
Про день и ночь я знал.
- Если ночь - то все нормально. А если день - вы можете ослепнуть. Эта дверь открывается воротом, его надо крутить вот так, - дедушка показал направление. - если вдруг по краю покажется полоска света - закрывайте немедленно обратно и ждите несколько часов. Ты понял? А сейчас иди, мне надо немного отдохнуть. Завтра расскажу, что дальше делать.
Ничего дедушка больше не успел рассказать, он умер на следующий день. Взрослые, моя мама и папа Трейси с Брайаном, занялись похоронами, а я улучил момент, отозвал Трейси в сторону и все рассказал. Она сразу поверила, даже не попросила показать сумку.
Мы решили выходить немедленно, пока у нас суматоха и взрослые заняты. Трейси проревела весь день, она очень дедушку любила, но потом немножко успокоилась, и мы решили - надо по крайней мере сделать, как он велел.
Только вот Брайан с нами увязался, как чувствовал что-то. Конечно, это Трейси виновата, не надо было напускать на себя таинственный вид.
****
Мы все-таки дошли до двери.
Я в какой-то момент уже почти отчаялся, потому что карты у дедушки были путанные, к тому же в одном месте был завал и пришлось обходить. Хорошо, что светильники у нас были с запасом, я утащил дедушкины, пока их не хватились. Трейси несла светильник, а я в рюкзаке тащил флягу с раствором.
Мы стояли перед дверью, она была темная и тяжелая, а посредине большой ворот, вроде как руль у автомобиля из книжек. Теперь надо было не перепутать ключи.
В один момент я жутко испугался: я всунул первый ключ, он был не от того замка и застрял. Трейси меня оттолкнула:
- Не дергай, ты с ума сошел! Надо же нежно!
Тоже мне, специалист по ключам. Но она и правда его вытащила, подобрала другой. А когда третий повернулся и что-то щелкнуло, мы закричали: - Ура! - тихонечко, конечно, мало ли, кто может услышать.
Ворот никак не удавалось стронуть с места. Мы взялись вдвоем - все равно он не шел. Наконец, Брайан тоже ухватился снизу, и ворот сдвинулся. Теперь я крутил его один, а Трейси смотрела, не появится ли свет.
- Нету... нету... все еще нету.
Дверь медленно отодвигалась от меня, и наконец ворот застопорился.
- Слушай, Трейси, все уже, он дальше не идет.
Мы остановились и никак не могли решиться - а что же делать дальше?
- Ник, - сказал Брайан (он всё молчал до того), - света ведь нет? Значит, можно толкать? Значит, ночь, да?
- Погоди, - говорю. Тут меня вдруг пробрал страх. Потому что я понял - если мы сейчас увидим Старый мир, это что же получится? Дедушка умер, он был последним. Значит, никто никогда его не видел, мы будем единственными такими людьми.
До Трейси тоже дошло, он вцепилась мне в локоть и заныла: - Ник, я боюсь.
Я вспомнил, что я самый старший. Хотя у нас с Трейси месяц разницы, но все равно.
- Чего вы боитесь? - говорю. - У нас другого шанса не будет. Второй раз нас не отпустят. Вы что думаете, нас сейчас не ищут? Если мы сейчас ничего не узнаем, то мы никогда не выйдем. Никогда - поняли?
- А что мы можем узнать? Как узнать, там можно жить или нет? - спрашивает Трейси. - Приборов у нас все равно нет.
Она все же отпустила немного мой локоть, а Брайан так спокойно говорит: - Я вовсе не боюсь, с чего ты взял? - подходит к двери и наваливается всем телом, я его даже удержать не успел.
Дверь жутко заскрипела и немного повернулась.
*****
Я не могу описать этого, кто там не был, не поймет. Вдруг пахнуло холодом и влажным, и какие-то запахи, очень сильные. Мы отскочили внутрь и стоим, ни туда, ни сюда. Потом Трейси сказала:
- Ох. Это так пахнет этот мир! - и подбежала поближе к щели. И мы подошли. Я высунул руку и отдернул.
- Мокро!
- Ник, это, наверное, дождь! - сообразила Трейси. - Пусти меня! - и тоже высунула руку наружу. У нее такое забавное лицо стало, удивленное. - Ой, правда, капает сверху!
Мы отодвинули дверь еще, открылся выход, так что можно пролезть. Было видно, что от двери идет склон вниз, а внизу что-то темнеет и шумит. И подуло, как будто веером машут. Мы поняли - это ветер и он шумит.
Так мы стояли у приоткрытой двери, Брайана пустили вперед, чтобы ему тоже было видно. Но главное - это были запахи. Я таких не помнил, ни одного знакомого, и становилось как-то странно и хорошо. Как будто внутри кто-то просыпается и вспоминает.
Наружу я пока не велел выходить. В конце концов, неизвестно, можно или нет? Может, еще опасно? А потом, вдруг наступит день, и мы не успеем вернуться?
Потом я услышал какие-то звуки, как будто музыка или невнятный разговор.
- Трейси, ты слышишь?
Трейси тихонько сказала: - Это птицы.
Странные это был звуки, необычные. Я слушал, как будто меня заколдовали. И все время вплетались какие-то новые.
Прошло еще полчаса, наверное, и вдруг я сообразил, что стало светлее. Я всмотрелся вниз. Оказалось, что склон тянется страшно далеко, может, на пару тысяч футов, а внизу что-то огромное, и оно чуть шевелится, наверное, под ветром.
- Смотрите туда! - это уже Трейси показывала рукой. Мы вглядывались. Становилось все светлее, даже немножко больно глазам.
И тут началось что-то странное. Склон и темное внизу стало каким-то таким, какого я никогда не видел, совсем разным. Мне стало просто страшно, я обернулся на Трейси. У нее с лицом и с волосами тоже происходило непонятное. Я зажмурился, тряхнул головой, снова открыл глаза - она на меня смотрела с испугом и вдруг закричала:
- Ник! Ник! Это цвет!!!
Я повернулся наружу. Откуда-то издалека свет полыхнул еще ярче, уже невыносимо, я зажмурил глаза и попятился, ухватил Трейси за руку и втянул внутрь. Мы на ощупь пробрались поглубже внутрь, из глаз катились слезы, но их хоть можно было открыть. Мы просидели так несколько минут. И тут я вспомнил про Брайана. Его нигде не было, видно, все-таки выскользнул наружу.
- Трейси, что делать? Я иду за ним!
Я подождал, пока слезы хоть чуть остановятся, и подошел к двери, прикрывая глаза ладонью. Зажмурил глаза, вышел наружу и закричал: - Брайан!!!!
- Я тут! Я не могу открыть глаза, - он звучал жутко напуганным, и плохо было слышно, ветер шумел.
- Иди ко мне, на голос. Иди, иди, иди.... - я повторял это, пока Брайан не наступил мне на ногу. Я схватил его за шиворот, мы протиснулись обратно и стали тянуть дверь на себя, ухватив за ворот. Дверь опять заскрипела, подалась и наконец раздалось «чафффффффк» - и она встала на место.
Мы долго сидели, прислонившись к стене, приходили в себя. Сначала я даже испугался - ничего не было видно, а перед глазами плыли цветные круги и полосы. Потом, наконец, стало немножко видно, потом все лучше и лучше. Последним пришел в себя Брайан, он сидел и улыбался, как дурачок.
- Брайан, ну что ты так улыбаешься, - я не мог на него долго сердиться. - Что ты там увидел, расскажи?
Он вздохнул и опять улыбнулся до ушей. Потом сделал серьезное лицо.
- Ник! Я видел зеленый лес, синее озеро, а на берегу стояли дома и люди. Они разговаривали, и я ничего не мог разобрать. Дедушка нас не обманывал.