- Ты можешь делать все, что твоей душе угодно, дорогая - сказал граф, пощипывая свою синюю бороду. - Но только не пользуйся этим ключом от комнатки в конце дальней галереи. Входить в эту комнатку я вам запрещаю.
Молодая беззаботно расчесывала свои голубые волосы и, любуясь своим отражением, не обратила на него должного внимания.
- Я сказал, вы не можете входить в комнатку, что в конце галереи, - повторил граф нахмурясь. Он встал и подошел к жене.
- Ну конечно пупсик, - проворковала Молодая, и чмокнула графа в нос. - Все как ты захочешь, - она мило улыбнулась и спрятала связку за декольте. - Ваша связка лежит на туалетном столике, рядом с чашечкой горячего кофе.
- Что???
- Ну как же, пупсик, у жены должны быть свои маленькие секреты - улыбнулась его супруга. - Вот это - ключ от гардеробной, этот от кладовой, а это от моего будуара - входи ко мне почаще милый, в любой час дня и особенно ночи. Но этот, - она ткнула розовым пальчиком в железный ключ - этот от собачьей конуры, что я держу во дворе. Она заколочена и закрыта на амбарный замок. Пусть такой и остается. Никогда не пользуйся этим ключом, милый, обещаешь?
Граф нахмурился, но жена снова поцеловала его в нос, а затем так мило расцеловала все его морщины, что он заулыбался, и наконец, молвил:
- Ну хорошо, будь по-твоему!
Ночью, когда Молодая сладко спала в своей роскошной постели, граф прекратил храпеть, и воровато выполз из под балдахина.
- Что такое, - сонно спросила супруга.
- Мне... надо выйти, - прошептал граф, чувствуя, что краснеет.
- Горшок под кроватью, Карби, - пробормотала графиня, снова погружаясь в объятия Морфея.
С горшком в одной руке, и фонарем в другой, граф покинул спальню. Вытащив из горшка связку ключей, он перекрестился и крадучись спустился во двор. Снаружи было свежо: дул ветер, грозовые тучи собирались над замком. Стараясь не запачкать свою ночную рубашку, граф прокрался к конуре, и вставил ключ в тяжелый амбраный замок.
Было тихо. «Что с тобой, Карабас? - пробормотал он. - До чего ты докатился? Где твоя честь? Что это за паршивая ревность, сьедающая тебя из нутри. Оставь это, оставь Христа ради!»
Дрожащими от нетерпения и холода руками он потянулся к замку, и застыл.
- Я должен знать, нет, я должен знать, черт возьми! - сказал он вполголоса. - И если там и вправду любовник, то бог видит, я убью ее, а потом убью и себя.
Решительным движением он повернул ключ, снял замок и отворил щеколду. В этот миг порыв ветра опрокинул фонарь; огромная туча, закрыв луну и звезды, лишила двор и лучика света; кромешная тьма сомкнулась вокруг графа.
"Что это скрипит?" подумал он и ответил себе: " Я слышу звук заржавевших петель. Дверца поворачивается, ее толкают изнутри". В темноте, у самой земли, вспыхнули два желтых огонька. Что-то зарычало низким басом.
Волосы на голове графа зашевелились. Он попятился назад, но огоньки метнулись вверх, что-то вцепилось в горло... Крик потряс старый особняк, и когда полуодетые слуги, вооружившись палками и садовыми секаторами, выбежали на помощь господину - все уже было кончено...
Так вот, Артемон попал в историю как Проклятие Рода Барабасов, а в народе его прозвали Исчадием Ада и Собакой Барабасов.