Разные девочки есть на свете: толстенькие и пухленькие, курчавые и курносые, негритянки и афроукраинки. Они бывают блондинками, бывают двоечницами, а то и - не приведи господь - дочерьми милиционеров. Но даже у самой завалящейся девчушки-хохотушки, если ее поглубже копнуть в психологическом плане, обязательно обнаружится свой собственный, ни на что не похожий бзик. У Аленушки таким бзиком были новые сапожки.
Сказать по правде, этих сапожек у нее было на зависть всем сколопендрам - пар тридцать пять. Кроме того - еще сорок пар разных туфелек, десятка два кедов и до полусотни домашних тапок с зайцами и помпончиками. В кофточках с юбочками девочка также не ведала недостатка, но трикотаж запросто помещался в одном шкафу. Для обуви же их требовалось два больших и тумбочка. Кроме того, аленкины обувки можно было найти под диваном, выловить в ванной, споткнуться об них по пути к холодильнику, или схлопотать по лбу сандалетом, пристраивая пальто в прихожей.
За пополнением своей коллекции Аленушка ревностно следила. Как сорока тащила в дом кроссовки и валенки, босоножки от самого Корена и кирзачи от готической фирмы "Гриндерз". В этом она походила на аннексировавшего колхозный амбар блокадного хомяка. Казалось, сам Сатана не смог бы стачать нашей героине достойные черевички.
Но все переменилось в тот день, когда девочка принесла с Шулявского секонд-хэнда черные сапожки.
Не успела захлопнуться за Аленушкой входная дверь, как девочка скинула обрыдлые позавчерашние мокасинчики. Тут же, в прихожей, она растерзала пакет с обновкой.
- Мама, папа, смотрите, какие у меня сапожки! - закричала она.
- Ух ты, какая красота, - поддакнула мама. А папа молча подумал:
- Вот, конченые…
С тех пор, как в аленкиной жизни появились черные сапоги, девочку словно подменили. Она не расставалась с ними ни на миг. Даже не разувалась! В сапогах носилась по дому, в сапогах залазила на диван, в сапогах завтракала и обедала, в сапогах же ложилась спать. Даже в ванной натоптала своими сапожищами.
Первым сорвался папа. Старый невротик набросился на ребенка и попытался сорвать с детских ножек предмет дочерней гордости.
- Весна на дворе, - пояснил он дочери свой поступок. - Снимай сапоги!
- Ни-за-что! - пискнула девочка.
- Живо снимай! Вся хата в чаботях. Кто их носить будет - Пушкин?
- Иди в попу! - завизжала Аленушка и лягнула насильника в челюсть.
Минул месяц.
Отцу вставили новые зубы, и в семье Аленушки вновь воцарился мир. Но однажды, когда мама отдраивала унитаз от привычных черных следов - не выдержала и она.
- Мать я, в конце концов, или паршивая домработница? - закричала она. - Живо взяла тряпку в зубы и подтерла за собой!
- Не могу, мама, - вздохнула Аленушка. - Не видишь - на мне же новые сапожки!
- Да этим чуням сто лет от роду. Ты посмотри на них - они же уже каши просят.
И правда, подошва некогда новых сапожек ошкерилась ржавыми гвоздями, правый каблук отвалился, голенища протерлись на щиколотках, да и верх их давно обтрепался.
- Нет, все равно, я их теперь ни на что не променяю, - расплакалась девочка.
Весь день Аленушка ходила сама не своя. Вечером, лишь только закончилась "Вечерняя сказка", она попрощалась с родителями и удалилась в свою спальню. Девочка долго не могла заснуть. Ей чудилось, что под кроватью притаилось и ждет своего часа неописуемо страшное чудище. Наконец она задремала.
Проснулась девчушка от жуткого холода. Дверцы обоих шкафов с обувью были открыты. Изнутри дуло.
Под одеялом шевельнулись любимые черные сапоги.
Аленушка попыталась позвать на помощь, но горло сдавило незримой удавкой. Она попробовала пошевелиться, но тщетно. Похоже, во время сна кто-то привязал ее к кровати крепкими шнурками.
- Теперь ты за все ответишь, - зашипело над ухом.
Девочка скосила глаза и обомлела: в изголовье хищно сверкал катафотами старый кроссовок фирмы "Adidas". Рядом с ним гарцевали туфельки "Prada", прядал ушами тапочек-зайчик и плотоядно облизывался ремешком облезлый сандалик. Чуть дальше - уже на матрасе - кишели босоножки, возле кровати толпились ботинки и старые сапоги тянули свои "жирафьи" "шеи".
- Кто вы такие? Что вам нужно?
Кроссовок зловеще захохотал:
- Ты собирала нас годами. Одевала разок-другой и обрекала на вечное забвение. Мы были рождены, чтоб служить, мы боготворили свою хозяйку. А что получили в ответ? Черную неблагодарность!
- Так я же люблю вас! - воскликнула девочка, но ее крик потонул в обувном ропоте.
- Мы тоже тебя любили. Поверь - нелегко было решиться на этот шаг. Теперь я понимаю, что это необходимо. Пойми и ты…
Пресекая дальнейшие споры, в аленушкин рот вполз полосатый носок, забытый некогда в одном из ботинков. Мятежная обувь сорвала с девочки одеяло. Сапожки на ее ногах зарычали, принимая бой. Правый впился "зубами" в ближайший шлепанец, левый пул каблуком лакированный башмачок. Но подоспевшие галоши заткнули обоим пасть.
- Позовите Пантелеймона! - скомандовал кроссовок.
Пара балетных чешек ускакала на поиски. Вскоре они вернулись в сопровождении битого молью валенка. Из голенища Пантелеймона выглядывало ржавое лезвие отцовской пилы. При виде ее, Аленушка все поняла…