Конкурсный текст №15
Настанет день - beglyi
*
Подобно тому, как человек рождается несмышленым ребёнком, города рождаются небольшими селениями. И город, о котором я расскажу здесь, родился селением в горах, где жили мирные люди, о которых нигде вы не прочтёте ни слова, потому что они никогда не делали ничего бессмысленного или злого. Это было так давно, что и года, и века, и тысячелетия никто не назовёт. Просто - очень давно.
Жители селения умели вырубать по склону пологой каменной горы террасы и на них выращивать полбу, маслины, финики, виноград, в ближайших ущельях пасли небольшие стада овец и коз - это был нелёгкий труд, земля каменистая, лето жаркое, а зима холодная.
Они молились, вероятно, каким-то богам - Небу, Солнцу, Луне, Земле, или звёздам, или огню. Но можно предположить, что, на самом-то деле, сами об этом не догадываясь, они молись Труду - Труд был их настоящим богом. Они служили Труду, они молились Труду о ниспослании сил и удачи в поле, под палящим солнцем. Суровыми зимами они просили о дожде и снеге - чтобы грядущей осенью не случилось неурожая. Когда любили - молились о рождении детей. Разве любовь - это не труд? Любовь это труд - сладостный, но и тяжкий, как всякий труд.
Утро их начиналось с восходом Солнца. Ночь - с закатом. После заката парни и девушки уходили в поле, и дальше, в заросли колючего кустарника, цветущего дивно благоухающими белыми и алыми цветами - уходили, чтобы жарко любить друг друга под небесами, усыпанными неведомыми мерцающими глазами всесильного божества. Если девушка обнаруживала, что она в тягостях, она говорила на ухо подруге: «Меня уколола алая роза». Родители, делая вид, будто ничего об этом не знают, засылали сватов - от жениха к невесте. И осенью праздновали свадьбы. Танцевали, водили хороводы и пели песни. Пили хмельное вино и ели мясо. Ждали детей. В муках и с великим ликованием женщины рожали детей. Они детей своих любили. Женщины учили их любви, а мужчины - труду. От труда и любви снова рождались дети.
И так прошло много столетий.
Однажды на вершине соседней горы появился одинокий всадник с копьём. Он долго смотрел на это селение из-под руки. И растаял в знойном мареве, будто и не было его.
Никому из этих простых крестьян - никто не знает, как они себя называли - в голову не приходило, что селение было некогда построено их предками на горе - совсем не простой. Гора называется Мория. И сейчас, когда я пишу, гора эта - камень преткновения для каждого человека на нашей планете. Но тогда это было ещё далёкое будущее. А что такое далёкое будущее и в наши дни в большинстве случаев не знает толком пастух или виноградарь, где бы он ни жил.
Далёкое будущее оказалось вовсе не так уж далеко от жителей крестьянского селения - в то несчастливое утро. Будущее уже наступило для них и, как всегда, наступило внезапно.
На следующее утро, работая в поле, крестьяне увидели, что по склону поднимаются вооружённые всадники, погоняя коней, и пешие воины - их было много.
Мужчины селения пошли им навстречу с кольями, кетменями, цепами, топорами и вилами. Некоторые из них были сразу убиты, а остальных незнакомые люди заставили строить на горе крепость. И была построена на горе этой крепость.
О том, что случилось дальше, прочтите в Интернете, или во Всемирной Истории, или в Торе, или в Священном Писании, или в Коране. И, конечно, о том, что сейчас происходит в том городе, о котором речь идёт, можно в любой газете мира прочесть - по-разному, но в любой газете.
А того, что я сейчас хочу вам рассказать, никто ничего никогда не расскажет вам, кроме меня - такой уж я человек.
Камни огромного города негромко переговариваются. Это можно услышать, если прислушаться. Недавно умер мой друг, который умел не только слушать, но и разговаривать с камнями города Иерусалима. Камни вздыхают, стонут, а иногда смеются или плачут. Камни древнего города вспоминают - им есть, о чём вспомнить. К сожалению, в отличие от него, я разговаривать с камнями не могу. Только слушаю их. И вот, что я слышал однажды.
Я сидел на скамейке, неподалёку от крепостной стены, которую когда-то кто-то построил для обороны от кого-то - неважно в этом случае, кто именно и от кого укрепился здесь, и когда это было. Но важно, что и те, и другие давно город этот покинули.
Совсем другие люди здесь и сейчас нападают совсем на других людей. Я же сидел в тени высокой стены, время от времени делая из большой бутыли колы глоток, курил и прислушивался.
И я услышал тяжкий вздох. И кто-то сказал:
- Будут стрелять. Когда стену эту складывали, меня выломали из другой стены, которую разбили огромными чугунными таранами очень давно. Я ещё держался в сохранившейся части древней стены, но её руины новым хозяевам не настолько понравились для того, чтобы восстанавливать её. Они строили новую стену.
А кто-то, усмехнувшись и хрипло закашлявшись, проговорил:
- Ещё не скоро станут они стрелять. Я здесь всё время слышу разговоры. Пока не наговорятся, стрелять не начнут.
- Как это не начнут? Всё время стреляют.
- Пока они друг друга убивают. Иногда разбивают дома, в которых живут. За крепостные стены примутся позднее.
- Я ещё помню штурм огромного Храма. Я ведь из восточной стены этого Храма. Ну.., я сохранился-то, к сожалению, не целиком - большой кусок отвалился от меня, и его сбросили на головы сумасшедших, которые лезли по деревянным лестницам на стену, а из таких камней, как я, сложены были зубцы, за которыми защитники Храма укрывались. Те, кто пришли разрушать этот город, метали в Храм огромные камни из катапульт.
- Ты из Второго Храма, совсем ты ещё молодой. А я из Первого. И тогда тоже пришли какие-то люди, и для чего-то Храм тот разрушили. Одни из них строят, а другие разбивают.
- Не всегда. Бывает так, что сами построят и сами же развалят.
Я услышал еле слышный шелест. Кто-то очень тихо прошептал:
- Ничего, кроме песка и мелкого щебня, уж не осталось от меня. Ветер разносит меня по всему свету. Нет на Земле такого места, где бы моей песчинки не было. Такова судьба каждого из нас. Мы - камни. Просто - камни.
Многолюдные группы туристов проходили мимо. Экскурсоводы, как это принято, упражнялись в древнем искусстве красноречия. Слышна была разноязыкая речь.
Рядом со мною, прямо напротив меня, компания молодых ребят, парней и девушек, расположилась на зелёной траве газона. Среди них было несколько вооружённых солдат. Они были очень весело возбуждены. Один из них, невысокий, сутуловатый парень в очках, громко говорил:
- Строительство дело долгое. Прежде всего, следует возобновить богослужение. Халиф Омар вовсе не мечеть построил, а возвёл золотой купол над вершиной священной горы Мория, там краеугольный камень мира, там была Святая Святых Храма, построенного царём Шломо, и её следует восстановить. Сейчас уже, ни на день не откладывая, купол можно снести, и на прежнем месте приносить жертвоприношения, как в прежние времена - ведь и тогда жертвенник стоял не в помещении Храма, а во внутреннем дворе.
Была среди них девушка - слишком красива была она для того, чтобы долго оставаться серьёзной. И она сказала:
- А почему это, друзья, у Толкиена страна гномов находится в пещерах горы Мория? Разве Толкиен был евреем?
- Он не был евреем, но был историком, а это почти одно и то же.
- Почему? - скучая, капризно протянула красавица.
Один из солдат подхватил её на руки и закричал:
- Потому что ты прекрасна, как лилия Шарона! Мне служить осталось всего полгода. Вернусь, и поженимся!
- Папа сказал, что ты очень легкомысленный человек, - сказала девушка, обнимая его чернокудрявую смелую голову. - И голова у тебя набита всякой чепухой.
- Мне наплевать на твоего папу!
Она обхватила его горящее лицо нежными ладонями. В его крепких руках ей было спокойно, эти руки были надёжны, будто стальные. Она улыбалась, сверкая зубами и глазами, и так же, как его юное лицо, её лицо пылало от любви.
- Э-э-э! Если вы слишком долго станете так друг на друга смотреть - Оли! Циппи! - ребёнок появится раньше положенного срока.
- Если тебе на отца моего наплевать, я никогда не выйду замуж за тебя.
- Клянусь, я не хотел оскорбить твоего уважаемого отца - вырвалось сгоряча. Прости меня, моё чудо небесное!
- Я уже собрал все необходимые документы для официальной регистрации амуты Третьего Храма.
- Есть уже несколько таких комитетов.
- Они только болтают, а мы не на словах, а на деле….
А камни продолжали негромко говорить.
- Видите этот знак на его берете за погоном? Он взрывает стены.
- Не только взрывает. Он умеет и сломать эту штуку, которая взрывается - тогда не будет взрыва.
- Ну, так взорвётся в другом месте. Постоянно взрывают друг друга. Этот человек уже почти покойник, это дело очень опасное - вряд ли девушка дождётся его. Мало ли видел я людей разорванных в клочья взрывами? Люди ведь не камни - разорвётся на куски и сразу умрёт.
Но какой-то мудрый камень сказал:
- Со временем мы превращаемся в песок, потом - в пыль и исчезаем. Но здесь, в этом Вечном Городе вечно бродят люди, сражавшиеся за него много веков, много тысячелетий тому назад.
*
Со мною рядом сел старик, которого я сначала принял за араба, потому что не кипа и не шляпа, а белый тюрбан был закручен вокруг его головы. Я бросил сигарету - от дыма он закашлялся, как многие израильтяне, вероятно, не имея привычки к табаку.
- Ты слушаешь говор камней, - неожиданно сказал он мне. - Камни, из которых мы свои города строим, не знают, для чего эти города живут, отчего умирают или погибают в бою. Ты знаешь, от кого я этот город оборонял?
- Я имени твоего не знаю.
- Симон бар-Гиора.
- Двое их было, твоих врагов - отец и сын.
- Оба достойные люди были и храбрые солдаты. Знаешь, что как-то старший из них сказал? «Общие несчастия нужно перенести стойко и не забывать, что по природе войны, никакая победа не даётся без кровопролития. Изменчивая фортуна витает всегда над воюющими, переходя то на одну, то на другую сторону», - он был опытный воин, знал, о чём говорил. Моим соратником на стенах Города был Иоанн из Гисхалы. Враждовали мы, согласия не было, оттого и фортуна нам изменила. Сейчас не о восстановлении разрушенного следует думать, а о войне. Я любил войну, она сделала меня человекам. Город, где мы с тобою сейчас сидим и беседуем, война сделала вечным - та Великая Война. И, благодаря той Войне за еврейскую Свободу, этот город теперь будет вечно стоять на горе Мория, чего бы кто здесь не измыслил. Ты боишься?
- Мне жаль этих молодых людей, что щебечут тут, будто воробьи, а завтра каждому из них - в бой. Сам же я стар, и оружие уже мне не по руке. От этого я испытываю стыд. И я думал о тех, кто во времена незапамятные жили здесь, не проливая крови - трудились, любили, никакого зла, никакой ярости не знали.
Этот человек, с виду лет сорока, был светловолосым и светлоглазым, как многие иудеи в его времена. На лбу его была глубокая впадина от удара, а через лицо тянулся рваный, давно побелевший шрам. И он с улыбкой посмотрел мне в глаза. Я глаз не опустил.
- Старости не стыдись. Говорю тебе, настанет день, когда люди, корыстные и робкие Вечный Город покинут, тогда за оружие возьмётся каждый, способный его в руке удержать. А те древние жители этих гор…. В жилах каждого из нас есть капля их крови. Разве евреи не умеют трудиться? Разве любить не умеют? Нужно это оружием отстоять.
Я долго молчал, а потом спросил:
- Скажи, бесстрашный Симон, есть ли в этом мире Бог, придёт ли в Эрец-Исраэль Машиах?
- Я тебе сказать этого не могу. Сам не знаю.
- И сейчас не знаешь?
- Нет! Прощай.
Мы разошлись с ним - каждый своей дорогой.