есть многое на свете.....
тема таинственных незнакомцев в Заповеднике.
увы - не сказка. Сказка, судя по всему, впереди :)
Стрелки часов на старой башне сошлись на двенадцати, и с колокольни раздался низкий тягучий звон.
Что-то необычное было сегодня в привычных звуках; что-то, заставившее уже почти сонных обитателей старого города вздрогнуть и плотнее завернуться в свои одеяла.
Тревожный гул колокола вынудил на мгновение смолкнуть и запоздалых посетителей ресторанчика невдалеке от Гревской площади, и лишь молодой человек по имени Мишель, за минуту до того рьяно участвующий в таких милых сердцу спорах студенческой компании, вздрогнул и в недоумении оглянулся, пытаясь понять, что заставило его сердце забиться так сильно.
Оглянулся -
и увидел.
В дальнем полутемном углу ресторанчика, одна, сидела девушка.
Странное чувство узнавания охватило Мишеля, чувство, от которого его сердце на секунду провалилось в зыбкую пропасть небытия, а затем заколотилось, как сумашедшее.
До боли, до судороги были знакомы и эти расплескавшиеся по плечам волны волос, и грациозный стан, устало откинувшийся на спинку изящного венского стула, и тонкая рука, сжимающая бокал с пурпурным вином, в котором плескались мерцающие блики светильников.
Ошарашенный, смотрел Мишель на девушку - не отрываясь, не замечая более ничего вокруг. И когда желание увидеть её глаза сделалось нестерпимым, он встал и с вновь провалившемся вникуда сердцем подошёл к ней.
Она подняла на него глаза - так и есть! Он узнал этот бархатный взгляд, этот омут, погружаться в который было и сладко и больно одновременно... Но откуда, откуда?! Мишель мог поклясться, что не был знаком никогда с нею прежде.
Он заговорил, с трудом подбирая слова; казалось, он балансирует на краю какой-то пропасти, и неизвестно, чего хотелось больше: сорваться вниз или бежать, бежать, пока еще не поздно...
Но они уже оживленно болтали ни о чём; девушка постепенно оттаивала, позабыв про недавнее смущение и неловкость. И только в глубине её таких уже любимых глаз таилась смутная печаль, не дающая ему покоя и заставляющая сердце снова и снова проваливаться в мутную бездну, на дне которой тяжело ворочался все возрастающий липкий страх...
Ночь начала собираться на покой - летние ночи так коротки! - и Лаура заволновалась.
- Мне пора, милый Мишель... Меня будут искать.
- Я провожу!
- Нет!!!
Ужас в её голосе заставил юношу вздрогнуть. Так много тайн за одну ночь!
- Ну хорошо... Тогда я зайду к тебе завтра... Или пришлю записку с посыльным. Я уже не смогу жить, не видя тебя...Скажи, где твой дом.
Бледность, залившая её и без того бледное лицо, сделалась мертвенной.
- Лучше давай снова встретимся здесь же.... Я, правда, не знаю, когда смогу... Но я приду, обещаю тебе!
- Я буду ждать! Каждый день! Всегда! - Мишель с жаром протянул к ней руки: стол качнулся, и бокал вина опрокинулся на белоснежное платье.
Смятение и ужас, охватившие Лауру, пригвоздило к месту ничего не понимающего и проклинающего себя за неловкость юношу.
Мгновение - и она стремительно исчезла в дверях ресторанчика, недовольно скрипнувших вдогонку.
Следующая неделя прошла как во сне. Изысканная красота девушки и мрачная тайна, окружающая её непроницаемым покрывалом, не давали Мишелю покоя ни на минуту. Дни тянулись уставшей клячей; само солнце сделалось ненавистным, хотелось поскорее спихнуть его с небосклона. И только вместе с ночью возвращалась надежда.
До рассвета он просиживал в уютном ресторанчике, как заведенный прокручивая в воспаленном мозгу раз за разом ту их первую - и единственную! - встечу: каждое её слово, жест, взгляд тревожных глаз... Звук певучего голоса даже в воспоминаниях заставлял его трепетать; вновь и вновь Мишель проклинал себя за то, что растерялся, не пошел следом и - потерял, потерял!...
Он сам себе напоминал комок нервов, готовый взорваться от напряжения. Скрип двери, впускавшей нового посетителя, заставлял его подскакивать; в тот же миг накатывала дурнота, и серце ухало вниз - она?!
Бледный рассвет расплескивал гранатовую темноту ночи, и Мишель, опустошенный бесплодным ожиданием, до первых лучей солнца бродил по пустынным улочкам, распугивая голубей. Почему?! - хотелось кричать ему в лицо медленно просыпающегося города, - почему?! Почему ты ушла, Лаура, забрав с собой мою душу, оставив лишь стонущую пустоту вместо неё?
Накатывался равнодушный день; и, стиснув зубы, монотонно подбрасывая монетку, Мишель плелся к дому, даже не пытаясь посмотреть, что ему выпадет - чет, нечет...
А дома он проваливался в липкий сон: зловеще хохотали химеры старого собора, распахивая зубатые пасти; колыхался тусклый свет чадящих светильников, и сводяще с ума звучал орган, застряв на одной тягучей ноте.
Лаура так и не появилась.
Терзаемый беспокойством и непреодолимым желанием увидеть её, перешедшим в навязчивую идею, Мишель начал расспрашивать о странной девушке. Знакомые уже шарахались его запавших красных глас и крутили за спиной у виска. Но разве это имело какое-нибудь значение?
Упорные поиски увенчались, наконец, успехом; гоня прочь тревожные предчувствия, он отправился по с таким трудом добытому адресу.
Старинный особняк вынырнул из-за поворота внезапно, как нападающий вор.
Тягостное впечатление производил этот некогда прекрасный и внушительный дом. Запустение царило вокруг, гнусно смеясь облупившимся, местами осыпавшимся фасадом, поржавевшими решетками, сорняками, нагло проросшими между узорными плитами дорожки. Лишь массивные колонны, еще помнившие дни былого величия, продолжали гордо поддерживать портик.
Глухое безмолвие властвовало вокруг.
Ни шороха, ни звука.
И наглухо закрытые ставни.
"Да уж живет ли тут кто-нибудь?" - в смятении подумал Мишель, нетерпеливо дергая ручку звонка, едва сдерживая колотящееся сердце.
Спустя несколько томительных минут дверь открыла пожилая величавая дама, с лицом, неуловимо похожим на лицо Лауры, но непередаваемо искажённым страданием.
- Простите, мадам, но мне необходимо видеть Лауру, - с почтением обратился к ней юноша.
Женщина непонимающе смотрела на Мишеля, и её глаза медленно наполнялись слезами.
- Лауру? Вы сказали - Лауру?...
- Да, мадам, простите за неожиданное вторжение, но мне необходимо сейчас же увидеть её!
Дама судорожно сжала высокий ворот, наглухо закрывающий шею:
- Но ведь она... она умерла...
- Как?!... Когда?! - юноше показалось, что мир разом утратил свои краски. Да что там - мир подло рухнул, придавив своими осколками, не давая дышать.
-Уже... прошло... шесть лет... - каждое слово давалось женщине с болью.
- Как?! ...Но ведь это невозможно! Я разговаривал с ней две недели назад! - мгновенно проснувшаяся надежда - это неправда, какая-то глупая шутка, досадная ошибка, и все сейчас, тут же, немедленно разъяснится! - вспыхнула в глазах Мишеля.
И он еле упел подхватить женщину, медленно оседающую, цепляющуюся за косяк двери...
Безучастной, заторможенной тенью воспринимал он всё происходившее потом. Долгий и мучительный разговор с судебным приставом, ожидание эксперта, эксгуматорская группа, кладбище, могила с дорогим именем, даты жизни и смерти - " восемнадцать", машинально отметил он.
Затем он как бы выпал из нереальности, вернувшись резко и сильно - увидев в открытом гробу ту, которую помнил до мельчайшей чёрточки. До мучительного выражения воистину смертной тоски на прекрасном лице. До рисунка кружев на белоснежном платье. До пурпурного пятна от пролитого вина, которое
до сих пор
не просохло...
увы - не сказка. Сказка, судя по всему, впереди :)
Стрелки часов на старой башне сошлись на двенадцати, и с колокольни раздался низкий тягучий звон.
Что-то необычное было сегодня в привычных звуках; что-то, заставившее уже почти сонных обитателей старого города вздрогнуть и плотнее завернуться в свои одеяла.
Тревожный гул колокола вынудил на мгновение смолкнуть и запоздалых посетителей ресторанчика невдалеке от Гревской площади, и лишь молодой человек по имени Мишель, за минуту до того рьяно участвующий в таких милых сердцу спорах студенческой компании, вздрогнул и в недоумении оглянулся, пытаясь понять, что заставило его сердце забиться так сильно.
Оглянулся -
и увидел.
В дальнем полутемном углу ресторанчика, одна, сидела девушка.
Странное чувство узнавания охватило Мишеля, чувство, от которого его сердце на секунду провалилось в зыбкую пропасть небытия, а затем заколотилось, как сумашедшее.
До боли, до судороги были знакомы и эти расплескавшиеся по плечам волны волос, и грациозный стан, устало откинувшийся на спинку изящного венского стула, и тонкая рука, сжимающая бокал с пурпурным вином, в котором плескались мерцающие блики светильников.
Ошарашенный, смотрел Мишель на девушку - не отрываясь, не замечая более ничего вокруг. И когда желание увидеть её глаза сделалось нестерпимым, он встал и с вновь провалившемся вникуда сердцем подошёл к ней.
Она подняла на него глаза - так и есть! Он узнал этот бархатный взгляд, этот омут, погружаться в который было и сладко и больно одновременно... Но откуда, откуда?! Мишель мог поклясться, что не был знаком никогда с нею прежде.
Он заговорил, с трудом подбирая слова; казалось, он балансирует на краю какой-то пропасти, и неизвестно, чего хотелось больше: сорваться вниз или бежать, бежать, пока еще не поздно...
Но они уже оживленно болтали ни о чём; девушка постепенно оттаивала, позабыв про недавнее смущение и неловкость. И только в глубине её таких уже любимых глаз таилась смутная печаль, не дающая ему покоя и заставляющая сердце снова и снова проваливаться в мутную бездну, на дне которой тяжело ворочался все возрастающий липкий страх...
Ночь начала собираться на покой - летние ночи так коротки! - и Лаура заволновалась.
- Мне пора, милый Мишель... Меня будут искать.
- Я провожу!
- Нет!!!
Ужас в её голосе заставил юношу вздрогнуть. Так много тайн за одну ночь!
- Ну хорошо... Тогда я зайду к тебе завтра... Или пришлю записку с посыльным. Я уже не смогу жить, не видя тебя...Скажи, где твой дом.
Бледность, залившая её и без того бледное лицо, сделалась мертвенной.
- Лучше давай снова встретимся здесь же.... Я, правда, не знаю, когда смогу... Но я приду, обещаю тебе!
- Я буду ждать! Каждый день! Всегда! - Мишель с жаром протянул к ней руки: стол качнулся, и бокал вина опрокинулся на белоснежное платье.
Смятение и ужас, охватившие Лауру, пригвоздило к месту ничего не понимающего и проклинающего себя за неловкость юношу.
Мгновение - и она стремительно исчезла в дверях ресторанчика, недовольно скрипнувших вдогонку.
Следующая неделя прошла как во сне. Изысканная красота девушки и мрачная тайна, окружающая её непроницаемым покрывалом, не давали Мишелю покоя ни на минуту. Дни тянулись уставшей клячей; само солнце сделалось ненавистным, хотелось поскорее спихнуть его с небосклона. И только вместе с ночью возвращалась надежда.
До рассвета он просиживал в уютном ресторанчике, как заведенный прокручивая в воспаленном мозгу раз за разом ту их первую - и единственную! - встечу: каждое её слово, жест, взгляд тревожных глаз... Звук певучего голоса даже в воспоминаниях заставлял его трепетать; вновь и вновь Мишель проклинал себя за то, что растерялся, не пошел следом и - потерял, потерял!...
Он сам себе напоминал комок нервов, готовый взорваться от напряжения. Скрип двери, впускавшей нового посетителя, заставлял его подскакивать; в тот же миг накатывала дурнота, и серце ухало вниз - она?!
Бледный рассвет расплескивал гранатовую темноту ночи, и Мишель, опустошенный бесплодным ожиданием, до первых лучей солнца бродил по пустынным улочкам, распугивая голубей. Почему?! - хотелось кричать ему в лицо медленно просыпающегося города, - почему?! Почему ты ушла, Лаура, забрав с собой мою душу, оставив лишь стонущую пустоту вместо неё?
Накатывался равнодушный день; и, стиснув зубы, монотонно подбрасывая монетку, Мишель плелся к дому, даже не пытаясь посмотреть, что ему выпадет - чет, нечет...
А дома он проваливался в липкий сон: зловеще хохотали химеры старого собора, распахивая зубатые пасти; колыхался тусклый свет чадящих светильников, и сводяще с ума звучал орган, застряв на одной тягучей ноте.
Лаура так и не появилась.
Терзаемый беспокойством и непреодолимым желанием увидеть её, перешедшим в навязчивую идею, Мишель начал расспрашивать о странной девушке. Знакомые уже шарахались его запавших красных глас и крутили за спиной у виска. Но разве это имело какое-нибудь значение?
Упорные поиски увенчались, наконец, успехом; гоня прочь тревожные предчувствия, он отправился по с таким трудом добытому адресу.
Старинный особняк вынырнул из-за поворота внезапно, как нападающий вор.
Тягостное впечатление производил этот некогда прекрасный и внушительный дом. Запустение царило вокруг, гнусно смеясь облупившимся, местами осыпавшимся фасадом, поржавевшими решетками, сорняками, нагло проросшими между узорными плитами дорожки. Лишь массивные колонны, еще помнившие дни былого величия, продолжали гордо поддерживать портик.
Глухое безмолвие властвовало вокруг.
Ни шороха, ни звука.
И наглухо закрытые ставни.
"Да уж живет ли тут кто-нибудь?" - в смятении подумал Мишель, нетерпеливо дергая ручку звонка, едва сдерживая колотящееся сердце.
Спустя несколько томительных минут дверь открыла пожилая величавая дама, с лицом, неуловимо похожим на лицо Лауры, но непередаваемо искажённым страданием.
- Простите, мадам, но мне необходимо видеть Лауру, - с почтением обратился к ней юноша.
Женщина непонимающе смотрела на Мишеля, и её глаза медленно наполнялись слезами.
- Лауру? Вы сказали - Лауру?...
- Да, мадам, простите за неожиданное вторжение, но мне необходимо сейчас же увидеть её!
Дама судорожно сжала высокий ворот, наглухо закрывающий шею:
- Но ведь она... она умерла...
- Как?!... Когда?! - юноше показалось, что мир разом утратил свои краски. Да что там - мир подло рухнул, придавив своими осколками, не давая дышать.
-Уже... прошло... шесть лет... - каждое слово давалось женщине с болью.
- Как?! ...Но ведь это невозможно! Я разговаривал с ней две недели назад! - мгновенно проснувшаяся надежда - это неправда, какая-то глупая шутка, досадная ошибка, и все сейчас, тут же, немедленно разъяснится! - вспыхнула в глазах Мишеля.
И он еле упел подхватить женщину, медленно оседающую, цепляющуюся за косяк двери...
Безучастной, заторможенной тенью воспринимал он всё происходившее потом. Долгий и мучительный разговор с судебным приставом, ожидание эксперта, эксгуматорская группа, кладбище, могила с дорогим именем, даты жизни и смерти - " восемнадцать", машинально отметил он.
Затем он как бы выпал из нереальности, вернувшись резко и сильно - увидев в открытом гробу ту, которую помнил до мельчайшей чёрточки. До мучительного выражения воистину смертной тоски на прекрасном лице. До рисунка кружев на белоснежном платье. До пурпурного пятна от пролитого вина, которое
до сих пор
не просохло...