Чужие
«Ночь заботливо укутала землю старым бархатным покрывалом, изъеденным молью.
В мягкой мерцающей темноте звуки угасли, теряя ясность и резкость».
Я заскрежетал зубами и затравленно оглянулся.
Они повсюду, эти порождения иного - чуждого мне! - разума.
Подстерегают на каждом шагу, выскакивая из-за угла, как ночные грабители. Нападают подло, обрушиваясь стаей, проникают в подсознание, сжирая изнутри, проявляясь на коже мерзкими уродливыми иероглифами.
Я затряс головой.
Ну же, соберись!
Попробуй ещё.
«Ночь огромной тёмной птицей распахнула крылья над миром. Молниеносным движением - не уследить! - склёвывала на лету звуки и шорохи, пряча среди агатовых перьев очертания предметов. За каждым шагом, каждым движением следили мириады её холодных сверкающих глаз».
Я зарычал и затравленно оглянулся.
Очередь продвигалась слабо.
Над толпой стоял неясный гул; изредка взлетали невнятные возгласы и тут же гасли, придавленные тягучей темнотой.
Чувствуя, что начинает лихорадить, я несколько раз подпрыгнул, пытаясь из-за спин разглядеть, что делается впереди.
Бесполезно.
Люди стояли плотно, переминаясь с ноги на ногу, и лениво перекидывались словами, поругивая медленно ползущую очередь.
Расходиться никто не собирался.
Обогнув пустырь, я обнаружил ржавые опоры какого-то заграждения. Цепляясь за влажные шершавые доски и поминутно оскальзываясь, я кое-как забрался наверх и увидел начало очереди. Суровые фигуры стражей в темных накидках мрачно возвышались над толпой.
- Следующий! - послышался вязкий глухой глас.
Какая-то девица робко вступила в освещенный круг.
И тут же на теле её - сквозь одежду - проступили линии и завитки, замысловато переплетаясь, змеясь и складываясь в причудливые узоры. Красивости лепились одна на другую, сталкивались, кружась, разбивались и вновь соединялись в сложные многослойные фигуры. Непонятно, бессмысленно, бестолково, но -
завораживающе.
Я охнул - негромко, но меня услышали.
Луч света метнулся в лицо, и темнота в глазах взорвалась. Я разжал пальцы и рухнул вниз, зашипев от боли и досады.
Разгоняя метавшиеся перед глазами огненные круги, я взглянул на ободранные ладони.
И до крови закусил губу, пытаясь не выпустить рвущийся крик.
На коже, алея, явственно проступали и медленно гасли строчки. И тут же на их месте проступали другие.
«Голубая бездна неба», «тону в твоих глубоких глазах», «он вздёрнул мужественный подбородок», «дивная летняя ночь была прекрасна!» и прочее, прочее, прочее…
Откуда? Откуда во мне это - столько?!
Меня передёрнуло от отвращения.
Рванув пучок жухлой травы, я попытался стереть проклятые штампы - но это не помогло. Они проступали сквозь одежду, нагло и ярко, один за другим.
Всхлипывая, я сорвал с себя джинсы и футболку, захватил полную горсть влажного песка и остервенело принялся втирать его в кожу, пытаясь содрать проступающие строчки, ясно осознавая всю тщетность этих бесполезных действий. Но тёр и тёр, будто заведённый, повсюду, где мог достать, слизывая кровь из прокушенной губы, смешанную со слезами.
Толпа за забором зашумела.
- Прошёл! Какой-то нифер прошел! - взлетел над толпой крик и потонул в завистливом гуле.
Морщась от боли - горели содранные в кровь ладони - я вновь забрался наверх и осторожно выглянул.
Он шёл к группке счастливцев, пропущенных стражей. Медленно, опустив плечи, вжав голову в поднятый воротник и глубоко засунув руки в карманы.
Он шёл, и при каждом шаге эта дрянь осыпалась с него мелкой блестящей шелухой. Они были на нём, были - прищурившись, я смог различить «в звенящей птицами тишине», «высоко взбитая белая пена облаков», что-то ещё…. но как немного их было!!!
Невольно я перевёл взгляд на себя - и сквозь зубы выругался, грубо и зло.
На красной, растёртой, местами содранной до сукровицы коже они выступили вновь, покрывая тело плотной сетью, будто вычурной татуировкой. И ничего, ничего нельзя было с этим поделать…
Я разжал руки и свалился на землю. Боль от удара отозвалась внутри тягучим стоном.
«Ну, вот и конец», - равнодушно подумал я.
Финал вырисовывался простой и ясный, как путь стрелы, метко выпущенной из лука умелой рукой воина.
Почувствовав нестерпимый зуд в ладони, я поднял её к глазам. «…Из лука… умелой рукой воина…» - новое клише проступило выпукло и ярко, навсегда - навсегда? - впечатываясь в искорёженную плоть.
Сил не осталось даже на отчаяние.
Я просто лежал и тупо смотрел в сереющее равнодушное небо.
Без мыслей, без желаний - обречённо.
А где-то над МКАДом лениво разгоралась заря
Большой Литературы.
------------
PS. Вновь спиралью крутит дорога. Душным мороком - лица, лица. Гул чужих голосов, мельканье чужих стран. И опять - вот она, Столица. Непонятно: снится? не снится?...
В общем - всем огромадный привет :)
В мягкой мерцающей темноте звуки угасли, теряя ясность и резкость».
Я заскрежетал зубами и затравленно оглянулся.
Они повсюду, эти порождения иного - чуждого мне! - разума.
Подстерегают на каждом шагу, выскакивая из-за угла, как ночные грабители. Нападают подло, обрушиваясь стаей, проникают в подсознание, сжирая изнутри, проявляясь на коже мерзкими уродливыми иероглифами.
Я затряс головой.
Ну же, соберись!
Попробуй ещё.
«Ночь огромной тёмной птицей распахнула крылья над миром. Молниеносным движением - не уследить! - склёвывала на лету звуки и шорохи, пряча среди агатовых перьев очертания предметов. За каждым шагом, каждым движением следили мириады её холодных сверкающих глаз».
Я зарычал и затравленно оглянулся.
Очередь продвигалась слабо.
Над толпой стоял неясный гул; изредка взлетали невнятные возгласы и тут же гасли, придавленные тягучей темнотой.
Чувствуя, что начинает лихорадить, я несколько раз подпрыгнул, пытаясь из-за спин разглядеть, что делается впереди.
Бесполезно.
Люди стояли плотно, переминаясь с ноги на ногу, и лениво перекидывались словами, поругивая медленно ползущую очередь.
Расходиться никто не собирался.
Обогнув пустырь, я обнаружил ржавые опоры какого-то заграждения. Цепляясь за влажные шершавые доски и поминутно оскальзываясь, я кое-как забрался наверх и увидел начало очереди. Суровые фигуры стражей в темных накидках мрачно возвышались над толпой.
- Следующий! - послышался вязкий глухой глас.
Какая-то девица робко вступила в освещенный круг.
И тут же на теле её - сквозь одежду - проступили линии и завитки, замысловато переплетаясь, змеясь и складываясь в причудливые узоры. Красивости лепились одна на другую, сталкивались, кружась, разбивались и вновь соединялись в сложные многослойные фигуры. Непонятно, бессмысленно, бестолково, но -
завораживающе.
Я охнул - негромко, но меня услышали.
Луч света метнулся в лицо, и темнота в глазах взорвалась. Я разжал пальцы и рухнул вниз, зашипев от боли и досады.
Разгоняя метавшиеся перед глазами огненные круги, я взглянул на ободранные ладони.
И до крови закусил губу, пытаясь не выпустить рвущийся крик.
На коже, алея, явственно проступали и медленно гасли строчки. И тут же на их месте проступали другие.
«Голубая бездна неба», «тону в твоих глубоких глазах», «он вздёрнул мужественный подбородок», «дивная летняя ночь была прекрасна!» и прочее, прочее, прочее…
Откуда? Откуда во мне это - столько?!
Меня передёрнуло от отвращения.
Рванув пучок жухлой травы, я попытался стереть проклятые штампы - но это не помогло. Они проступали сквозь одежду, нагло и ярко, один за другим.
Всхлипывая, я сорвал с себя джинсы и футболку, захватил полную горсть влажного песка и остервенело принялся втирать его в кожу, пытаясь содрать проступающие строчки, ясно осознавая всю тщетность этих бесполезных действий. Но тёр и тёр, будто заведённый, повсюду, где мог достать, слизывая кровь из прокушенной губы, смешанную со слезами.
Толпа за забором зашумела.
- Прошёл! Какой-то нифер прошел! - взлетел над толпой крик и потонул в завистливом гуле.
Морщась от боли - горели содранные в кровь ладони - я вновь забрался наверх и осторожно выглянул.
Он шёл к группке счастливцев, пропущенных стражей. Медленно, опустив плечи, вжав голову в поднятый воротник и глубоко засунув руки в карманы.
Он шёл, и при каждом шаге эта дрянь осыпалась с него мелкой блестящей шелухой. Они были на нём, были - прищурившись, я смог различить «в звенящей птицами тишине», «высоко взбитая белая пена облаков», что-то ещё…. но как немного их было!!!
Невольно я перевёл взгляд на себя - и сквозь зубы выругался, грубо и зло.
На красной, растёртой, местами содранной до сукровицы коже они выступили вновь, покрывая тело плотной сетью, будто вычурной татуировкой. И ничего, ничего нельзя было с этим поделать…
Я разжал руки и свалился на землю. Боль от удара отозвалась внутри тягучим стоном.
«Ну, вот и конец», - равнодушно подумал я.
Финал вырисовывался простой и ясный, как путь стрелы, метко выпущенной из лука умелой рукой воина.
Почувствовав нестерпимый зуд в ладони, я поднял её к глазам. «…Из лука… умелой рукой воина…» - новое клише проступило выпукло и ярко, навсегда - навсегда? - впечатываясь в искорёженную плоть.
Сил не осталось даже на отчаяние.
Я просто лежал и тупо смотрел в сереющее равнодушное небо.
Без мыслей, без желаний - обречённо.
А где-то над МКАДом лениво разгоралась заря
Большой Литературы.
------------
PS. Вновь спиралью крутит дорога. Душным мороком - лица, лица. Гул чужих голосов, мельканье чужих стран. И опять - вот она, Столица. Непонятно: снится? не снится?...
В общем - всем огромадный привет :)