Муза и грибы.
Заранее прошу прощения у того, кто это читал.
Писатель был лысоват, несмотря на сравнительную молодость, пузоват и бездарен. Служа третий год после университета обычным бухгалтером в одной из столичных фирм, он получал сравнительно неплохие деньги. В силу своей неженатости и, соответственно, имея массу свободного времени, некоторое время назад он не нашел ничего лучшего, чем заняться литературной деятельностью. «Ну вот сначала в стол попишу, потом в интернет выложусь, потом, глядишь, и книжка моя выйдет...» - примерно так думал он вечерами, кусая кончик ручки, хмуря брови и отправляя в корзину для бумаг исписанные кривым почерком листки - словом, вел себя как любой начинающий бумагомарака, обладающий непомерными, но отнюдь не неподъемными, амбициями и полным отсутствием таланта.
Но, хотя он был и бесталантен - он был отнюдь не глуп, поэтому его рукописи с завидным постоянством складировались только в тумбочку стола, и до Интернета дело не дошло. Уж что-что, но меньше всего он хотел видеть злые презрительные комментарии таких же маршалов пера и генераллисимусов печатной машинки, как и он, и еще меньше - не дай Бог - читать эти самые комментарии.
В тот злополучный вечер он вышел просто прогуляться, набраться новых впечатлений и, возможно, идей для своего нового тумбочного блокбастера. Но вместо впечатлений и идей он встретил своего бывшего одноклассника Славку-Ворчика. Ворчиком его прозвали за некоторое сходство с деревянной палкой, с одной стороны которой находилась лошадь, а с другой плуг. Ворчик был длинным и тонким, Славка тоже. Правда, злые языки шептали, что прозвали его не из-за внешнего сходства, а внутреннего, и доля правды в этом была. С одной стороны Славка ржал как конь, а с другой стороны, в определенные моменты своего существования, тормозил, как плуг.
- Здорово! - Славка привычно заржал. Через два квартала ему в ответ заржала лошадь конного милиционера, патрулирующего улицу.
- Привет.. - Писатель тяжело вздохнул.
- Чего кислый такой? Даже не. Углекислый!
- Да так. Грустно все вокруг. Мыслей нет. Вроде отдушину нашел - писать разное - а не пишется. Таланта, наверное, нету. Призвания... Да и..., - Писатель был настроен на более долгий и проникновенный монолог, но Ворчик его быстро перебил.
- Нету призвания, говоришь? Не ссы. Появится!
- То есть?
- Короче тут тема одна есть.
- Какая? Писательная?
- Да какая писательная! - Ворчик сделал театральную пятисекундную паузу и видя, что собеседник заинтересовался более чем, выпалил - ГРИБЫ!
- Собирать что ли?
- Да собрано давно все. Это как допинг для культуриста, нам только трех латов не хватает. А Моррисон знаешь какую музыку под ними писал!!! Короче, берем напополам - у тебя сразу такой талант проснется, что мама не горюй, успевай только от издателей тапками отбиваться.
Перспектива отбиваться тапками выглядела привлекательно, денег было жалко.
- Да не жмись! Это и не наркотик даже. Так, галлюциногенчик. Можешь вон с картошкой пожарить... Это не дурь, от которой только голова болит..
Писатель вздохнул и выложил пятерку. Через пятнадцать минут он стал счастливым обладателем двух латов сдачи и трех грибов средней величины и повышенной морщинистости.
- Помни! Все, что ты увидишь - реально, - напоследок Ворчик сделал страшные глаза, - И пожалуйста, что бы не происходило - относись к этому серьезно.... Шутка! - Славка коротко хохотнул и пошел дальше.
Еще через десять минут Писатель был дома. Разделся, выключил верхний свет, оставив включенной верхнюю лампу, с сомнением посмотрел на грибы и все-таки решился. Прожевав, запил водой и стал ждать. Реальность не менялась, разве что цвета стали немного ярче.
«Что там Славка про Моррисона говорил?» - Писатель вспомнил то, ради чего он, собственно, грибы и ел. Пододвинув к себе лист бумаги, он взял ручку и начал привычно жевать ее кончик, ожидая прихода Мысли. Мысль не шла.
Наконец он вспомнил одну идею об сросшихся близнецах, влюбленных в одну девушку, и только было собрался заковать ее в кандалы слов и предложений, нацелив чернильное копье на первую строчку, как за спиной кто-то негромко кашлянул. Писатель обернулся, и увидел за собой в тени невысокий неясный силуэт. Небольшого роста, похож на человека - но что-то его насторожило. То ли количество рук было нечетным, то ли шеи не было...
- Вы это, поосторожнее с этим. А лучше - просто положите ручку на стол. Только мееедленно. - Силуэт пододвинулся поближе. Писатель медленно положил ручку на стол и поднял руки.
- Ну это необязательно. Руки можете оставить как есть.
- Кто вы собственно? - писатель почти не заикался от страху, чем позже небеспричинно загордился.
- Собственно я Муза. Вернее - тут голос гостя погрустнел - теперь, скорее, не Муза, а Муз... Да, музы могут менять пол, и это вовсе не грибы так на вас действуют - словно предвидя вопрос писателя, добавила Муза. А впрочем - лучше все по порядку. Так вы лучше поймете причину и цель моего визита. Для начала сядьте, вы просто обязаны увидеть как я выгляжу в данный момент. - Муза сделала шуршащий шаг вперед - И пожалуйста, попробуйте кричать не слишком громко, стенки тут тонкие.
В свете лампы появилось нечто. Три руки (Писатель не ошибся), вместо ног - что-то похожее на подошву улитки, только не сопливое, нос с тремя ноздрями, два обычных волосатых уха (правда, одно чуть выше другого), около полутора десятков глаз, бесформенное туловище. И посреди этого великолепия, то бишь посреди живота - довольно красивый рот с ровными зубами в два ряда и пухлыми губами Анжелины Джоли. Писатель ойкнул и издал совсем не комильфо звук и запах. «Ну хоть на этом спасибо, уши мои поберег» - сказала успокаивающе Муза и поморщилась. «Только жаль что в носу третья ноздря есть. Лучше бы ни одной. Ты что на обед ел? Хотя ладно. Хватит с тебя и вида моего. Впрочем, сам виноват».
Муза подшелестела поближе.
- Ты готов меня слушать теперь вот без этих вот инцидентов? - Писатель торопливо покивал головой. - Хорошо. Ты про муз что слышал, неуч бестолковый? Тетка такая, прилетела, дала, в смысле вдохновение, и потом улетела? А вот хрен! - рявкнула Муза, в ответ со стороны стула послышалось подозрительное «пшшш». - Все, больше не буду... В общем начнем с того, что каждому из вас - каждому! - при рождении дается своя муза. Конечно не такая страшная как я, а вовсе даже ничего, миленький такой ангелочек с крылышками. Который тихо сидит себе за спиной и молится, чтоб никто из вас раньше времени за перо не взялся или за гитару какую, и не задумал создать нечто свое, великое. Но как только кое-кто, - Муза сделала многозначительную паузу и посмотрела на Писателя, - решится на такой поступок, как кончается спокойная жизнь для музы. Загвоздка вся в том, что включается «обратная связь» - любая написанная строчка коренным образом влияет на наше здоровье и внешний вид. Чем лучше писатель - тем здоровее муза, а чем здоровее муза - тем вдохновеннее пишет писатель. И повезло той музе, у кого хозяин - Лев Толстой какой, или Кастанеда, или Пушкин. Величавые Музы - так мы их зовем, но среди своих чаще - Счастливчики из Счастливчиков. А теперь, догадливый мой, попробуй сообразить, почему я такой рядом с тобой стою красивый... Ну?
- Э-м-м-м....
- Что эммм? Думаешь, приятно в один прекрасный момент осознать, что из-за какого-то идиота, который написал в восьмом классе стих про свою первую учительницу, у тебя внезапно вырос член? Хочешь, член покажу? А?
- Не надо...
- Ну и правильно. Нечего тебя травмировать. Помнишь тот стишок? А теперь попробуй представить себе какой он у меня, и, главное, где он вырос?
Писатель минуту промолчал. Муз выжидающе смотрел на него. Затем лицо Писателя прояснилось.
- А можно я исправлю? Я могу, честно-честно! Только вы помогите как-нибудь! Ну там вдохновения и всего такого...
- Извини, родной, но в данный момент я могу тебе предложить примерно вот это, - Муз вздохнул, и, одновременно ковыряя в средней ноздре отростком уха и почесывая волосатый живот единственным когтем левой руки, протянул Писателю ручку. Тот лихорадочно ее цапнул и начал быстро корябать на листе бумаги, после вдохновенно вскочил на ноги, отряхнул невидимую прядь со лба и продекламировал:
«Нестриженый газон, мохнатая спина,
Все было словно сон влюбленного слона,
На грязной Лимпопо среди хвостов и рыл
Влюбился старый слон в одну из зебр-кобыл...»
Внезапно на спине Муза лопнула кожа, и оттуда начала расти четвертая рука. Ухо, недоковыряв в носу, свалилось на пол и с шипением исчезло, на месте уха образовался еще один глаз. Спина жутко зачесалась. Муз втихаря, зато матерно, выругался. Потом укоризненно посмотрел на горе-писаку и проязвил:
- Ну что, помощничек? Чем я теперь в носу ковырять буду?
- Ой... Опять какашку сварганил. Сейчас... Сейчас... Я мигом... - Писатель схватил лист и порвал его на мелкие кусочки.
- Стоять, мурзик! Рукописи не горят - забыл, что ли?
Клочки бумаги: кто побольше, тот подползая, кто поменьше - те просто притягиваясь, словно капельки ртути из жидкого терминатора; и вот уже через пять секунд стали одним целым листом, который, нагло порхая, снова лег на письменный стол.
- Да и не совсем для этого тут я. Тут вопрос поделикатнее..., - Муз кашлянул, - короче, все самые страшные и просто некрасивые музы там у нас собрали клуб по интересам. Есть там и пострашнее меня, я не комплексую, но после твоих излияний меня там перестают узнавать и приходится заново знакомиться. Так что, - в голосе Муза послышались стальные нотки - ты с писанием завязывай. Чтоб хуже не вышло. А с музыкой и рисованием лучше не начинай. Ну ты понял?
Писатель опять закивал головой.
- Ну и тем более я там с одной познакомился. С музой Данилки такого - слышал может, его еще Сердючкой кличут. Там батоны выросли - мама не горюй! Так что прочувствуй серьезность ситуации. Цапнешь ручку или кисть - голову оторву, и в этот раз без помощи грибов. Так что даже и не думай... Ладно, пошел я, - Муз вздохнул и протянул Писателю новорожденную руку, - Договорились?
Потом повернулся спиной и направился к тени. И лишь у самого края обернулся и впервые улыбнулся своей очаровательной улыбкой. - А за стишок тот, первой учительнице, респект тебе и спасибо большое. Точно не показать, чего ты мне там натворил? Верка, к примеру, в восторге.
Писатель отрицательно помотал головой. Муз опять тяжело вздохнул, шагнул в темноту и пропал.
Часа полтора Писатель потом сидел в темной комнате. Что-то бормотал себе под нос, вздрагивая плечами и иногда посмеиваясь. Потом вскочил, схватил ручку, но, вспомнив обещание, тут же аккуратно положил ее на стол. Разделся, лег в постель. Подумал: «Надо будет еще грибов взять у Ворчика, поговорить по-настоящему, а то как-то все сумбурно получилось, даже чаю не налил...» - и через мгновение забылся сладким сном.
Писатель был лысоват, несмотря на сравнительную молодость, пузоват и бездарен. Служа третий год после университета обычным бухгалтером в одной из столичных фирм, он получал сравнительно неплохие деньги. В силу своей неженатости и, соответственно, имея массу свободного времени, некоторое время назад он не нашел ничего лучшего, чем заняться литературной деятельностью. «Ну вот сначала в стол попишу, потом в интернет выложусь, потом, глядишь, и книжка моя выйдет...» - примерно так думал он вечерами, кусая кончик ручки, хмуря брови и отправляя в корзину для бумаг исписанные кривым почерком листки - словом, вел себя как любой начинающий бумагомарака, обладающий непомерными, но отнюдь не неподъемными, амбициями и полным отсутствием таланта.
Но, хотя он был и бесталантен - он был отнюдь не глуп, поэтому его рукописи с завидным постоянством складировались только в тумбочку стола, и до Интернета дело не дошло. Уж что-что, но меньше всего он хотел видеть злые презрительные комментарии таких же маршалов пера и генераллисимусов печатной машинки, как и он, и еще меньше - не дай Бог - читать эти самые комментарии.
В тот злополучный вечер он вышел просто прогуляться, набраться новых впечатлений и, возможно, идей для своего нового тумбочного блокбастера. Но вместо впечатлений и идей он встретил своего бывшего одноклассника Славку-Ворчика. Ворчиком его прозвали за некоторое сходство с деревянной палкой, с одной стороны которой находилась лошадь, а с другой плуг. Ворчик был длинным и тонким, Славка тоже. Правда, злые языки шептали, что прозвали его не из-за внешнего сходства, а внутреннего, и доля правды в этом была. С одной стороны Славка ржал как конь, а с другой стороны, в определенные моменты своего существования, тормозил, как плуг.
- Здорово! - Славка привычно заржал. Через два квартала ему в ответ заржала лошадь конного милиционера, патрулирующего улицу.
- Привет.. - Писатель тяжело вздохнул.
- Чего кислый такой? Даже не. Углекислый!
- Да так. Грустно все вокруг. Мыслей нет. Вроде отдушину нашел - писать разное - а не пишется. Таланта, наверное, нету. Призвания... Да и..., - Писатель был настроен на более долгий и проникновенный монолог, но Ворчик его быстро перебил.
- Нету призвания, говоришь? Не ссы. Появится!
- То есть?
- Короче тут тема одна есть.
- Какая? Писательная?
- Да какая писательная! - Ворчик сделал театральную пятисекундную паузу и видя, что собеседник заинтересовался более чем, выпалил - ГРИБЫ!
- Собирать что ли?
- Да собрано давно все. Это как допинг для культуриста, нам только трех латов не хватает. А Моррисон знаешь какую музыку под ними писал!!! Короче, берем напополам - у тебя сразу такой талант проснется, что мама не горюй, успевай только от издателей тапками отбиваться.
Перспектива отбиваться тапками выглядела привлекательно, денег было жалко.
- Да не жмись! Это и не наркотик даже. Так, галлюциногенчик. Можешь вон с картошкой пожарить... Это не дурь, от которой только голова болит..
Писатель вздохнул и выложил пятерку. Через пятнадцать минут он стал счастливым обладателем двух латов сдачи и трех грибов средней величины и повышенной морщинистости.
- Помни! Все, что ты увидишь - реально, - напоследок Ворчик сделал страшные глаза, - И пожалуйста, что бы не происходило - относись к этому серьезно.... Шутка! - Славка коротко хохотнул и пошел дальше.
Еще через десять минут Писатель был дома. Разделся, выключил верхний свет, оставив включенной верхнюю лампу, с сомнением посмотрел на грибы и все-таки решился. Прожевав, запил водой и стал ждать. Реальность не менялась, разве что цвета стали немного ярче.
«Что там Славка про Моррисона говорил?» - Писатель вспомнил то, ради чего он, собственно, грибы и ел. Пододвинув к себе лист бумаги, он взял ручку и начал привычно жевать ее кончик, ожидая прихода Мысли. Мысль не шла.
Наконец он вспомнил одну идею об сросшихся близнецах, влюбленных в одну девушку, и только было собрался заковать ее в кандалы слов и предложений, нацелив чернильное копье на первую строчку, как за спиной кто-то негромко кашлянул. Писатель обернулся, и увидел за собой в тени невысокий неясный силуэт. Небольшого роста, похож на человека - но что-то его насторожило. То ли количество рук было нечетным, то ли шеи не было...
- Вы это, поосторожнее с этим. А лучше - просто положите ручку на стол. Только мееедленно. - Силуэт пододвинулся поближе. Писатель медленно положил ручку на стол и поднял руки.
- Ну это необязательно. Руки можете оставить как есть.
- Кто вы собственно? - писатель почти не заикался от страху, чем позже небеспричинно загордился.
- Собственно я Муза. Вернее - тут голос гостя погрустнел - теперь, скорее, не Муза, а Муз... Да, музы могут менять пол, и это вовсе не грибы так на вас действуют - словно предвидя вопрос писателя, добавила Муза. А впрочем - лучше все по порядку. Так вы лучше поймете причину и цель моего визита. Для начала сядьте, вы просто обязаны увидеть как я выгляжу в данный момент. - Муза сделала шуршащий шаг вперед - И пожалуйста, попробуйте кричать не слишком громко, стенки тут тонкие.
В свете лампы появилось нечто. Три руки (Писатель не ошибся), вместо ног - что-то похожее на подошву улитки, только не сопливое, нос с тремя ноздрями, два обычных волосатых уха (правда, одно чуть выше другого), около полутора десятков глаз, бесформенное туловище. И посреди этого великолепия, то бишь посреди живота - довольно красивый рот с ровными зубами в два ряда и пухлыми губами Анжелины Джоли. Писатель ойкнул и издал совсем не комильфо звук и запах. «Ну хоть на этом спасибо, уши мои поберег» - сказала успокаивающе Муза и поморщилась. «Только жаль что в носу третья ноздря есть. Лучше бы ни одной. Ты что на обед ел? Хотя ладно. Хватит с тебя и вида моего. Впрочем, сам виноват».
Муза подшелестела поближе.
- Ты готов меня слушать теперь вот без этих вот инцидентов? - Писатель торопливо покивал головой. - Хорошо. Ты про муз что слышал, неуч бестолковый? Тетка такая, прилетела, дала, в смысле вдохновение, и потом улетела? А вот хрен! - рявкнула Муза, в ответ со стороны стула послышалось подозрительное «пшшш». - Все, больше не буду... В общем начнем с того, что каждому из вас - каждому! - при рождении дается своя муза. Конечно не такая страшная как я, а вовсе даже ничего, миленький такой ангелочек с крылышками. Который тихо сидит себе за спиной и молится, чтоб никто из вас раньше времени за перо не взялся или за гитару какую, и не задумал создать нечто свое, великое. Но как только кое-кто, - Муза сделала многозначительную паузу и посмотрела на Писателя, - решится на такой поступок, как кончается спокойная жизнь для музы. Загвоздка вся в том, что включается «обратная связь» - любая написанная строчка коренным образом влияет на наше здоровье и внешний вид. Чем лучше писатель - тем здоровее муза, а чем здоровее муза - тем вдохновеннее пишет писатель. И повезло той музе, у кого хозяин - Лев Толстой какой, или Кастанеда, или Пушкин. Величавые Музы - так мы их зовем, но среди своих чаще - Счастливчики из Счастливчиков. А теперь, догадливый мой, попробуй сообразить, почему я такой рядом с тобой стою красивый... Ну?
- Э-м-м-м....
- Что эммм? Думаешь, приятно в один прекрасный момент осознать, что из-за какого-то идиота, который написал в восьмом классе стих про свою первую учительницу, у тебя внезапно вырос член? Хочешь, член покажу? А?
- Не надо...
- Ну и правильно. Нечего тебя травмировать. Помнишь тот стишок? А теперь попробуй представить себе какой он у меня, и, главное, где он вырос?
Писатель минуту промолчал. Муз выжидающе смотрел на него. Затем лицо Писателя прояснилось.
- А можно я исправлю? Я могу, честно-честно! Только вы помогите как-нибудь! Ну там вдохновения и всего такого...
- Извини, родной, но в данный момент я могу тебе предложить примерно вот это, - Муз вздохнул, и, одновременно ковыряя в средней ноздре отростком уха и почесывая волосатый живот единственным когтем левой руки, протянул Писателю ручку. Тот лихорадочно ее цапнул и начал быстро корябать на листе бумаги, после вдохновенно вскочил на ноги, отряхнул невидимую прядь со лба и продекламировал:
«Нестриженый газон, мохнатая спина,
Все было словно сон влюбленного слона,
На грязной Лимпопо среди хвостов и рыл
Влюбился старый слон в одну из зебр-кобыл...»
Внезапно на спине Муза лопнула кожа, и оттуда начала расти четвертая рука. Ухо, недоковыряв в носу, свалилось на пол и с шипением исчезло, на месте уха образовался еще один глаз. Спина жутко зачесалась. Муз втихаря, зато матерно, выругался. Потом укоризненно посмотрел на горе-писаку и проязвил:
- Ну что, помощничек? Чем я теперь в носу ковырять буду?
- Ой... Опять какашку сварганил. Сейчас... Сейчас... Я мигом... - Писатель схватил лист и порвал его на мелкие кусочки.
- Стоять, мурзик! Рукописи не горят - забыл, что ли?
Клочки бумаги: кто побольше, тот подползая, кто поменьше - те просто притягиваясь, словно капельки ртути из жидкого терминатора; и вот уже через пять секунд стали одним целым листом, который, нагло порхая, снова лег на письменный стол.
- Да и не совсем для этого тут я. Тут вопрос поделикатнее..., - Муз кашлянул, - короче, все самые страшные и просто некрасивые музы там у нас собрали клуб по интересам. Есть там и пострашнее меня, я не комплексую, но после твоих излияний меня там перестают узнавать и приходится заново знакомиться. Так что, - в голосе Муза послышались стальные нотки - ты с писанием завязывай. Чтоб хуже не вышло. А с музыкой и рисованием лучше не начинай. Ну ты понял?
Писатель опять закивал головой.
- Ну и тем более я там с одной познакомился. С музой Данилки такого - слышал может, его еще Сердючкой кличут. Там батоны выросли - мама не горюй! Так что прочувствуй серьезность ситуации. Цапнешь ручку или кисть - голову оторву, и в этот раз без помощи грибов. Так что даже и не думай... Ладно, пошел я, - Муз вздохнул и протянул Писателю новорожденную руку, - Договорились?
Потом повернулся спиной и направился к тени. И лишь у самого края обернулся и впервые улыбнулся своей очаровательной улыбкой. - А за стишок тот, первой учительнице, респект тебе и спасибо большое. Точно не показать, чего ты мне там натворил? Верка, к примеру, в восторге.
Писатель отрицательно помотал головой. Муз опять тяжело вздохнул, шагнул в темноту и пропал.
Часа полтора Писатель потом сидел в темной комнате. Что-то бормотал себе под нос, вздрагивая плечами и иногда посмеиваясь. Потом вскочил, схватил ручку, но, вспомнив обещание, тут же аккуратно положил ее на стол. Разделся, лег в постель. Подумал: «Надо будет еще грибов взять у Ворчика, поговорить по-настоящему, а то как-то все сумбурно получилось, даже чаю не налил...» - и через мгновение забылся сладким сном.