Старая история на новый лад
Перед новым годом дни сливаются в единую череду хлопот. Заскочить, купить, не забыть поздравить. Позвонить, искренне пожелать, пообещать не забывать. Задобрить подарком, отвлечь внимание безделушкой, снова поздравить. Заскочить, расцеловать, а в перерывах выпить. Это у тех, кто давно при деле, при семье. Тем же, у кого из близких только пара завалявшихся носков, остается последнее из списка - выпить. Что я и делаю в привокзальном кафе, пью феерически жуткое пиво, опорожняю бокал, затем заказываю снова. В этом удивительном напитке я топлю жалость к себе. Сегодня 31 декабря, и новогоднее празднование мчится мимо меня с непостижимой скоростью монорельсового поезда. А я сижу здесь, пью и вкусно страдаю по той, что однажды под новый год прыгнула в последний вагон и уехала, оставив смс с безжалостно коротким «когда-нибудь».
Ее звали Айгуль, и она была моей невестой. Ни одна девушка не согласна мириться с этим неопределенным для нее статусом сколь угодно долго. Не смирилась и Айгуль. Однажды она просто упаковала все необходимое в пару чемоданов и отправилась за счастьем в столицу. Столица ненасытна, столица умеет заглатывать целиком, растворять в себе без остатка. И уж если ты сумел ее хоть чем-то привлечь, столица уже никогда не отпустит тебя, присовокупив твою душу к миллионам уже имеющихся. Конечно, я названивал ей. Часами висел на телефоне, доставал звонками, надеялся, что она одумается и вернется. Но она не вернулась, а однажды и вовсе перестала брать трубку. От жалости к себе хотелось разреветься. А почему бы и нет? Ведь рыдал же я на прошлый новый год, и на позапрошлый, и еще черт знает на какой. А вот теперь сижу здесь и гадаю, что нахлобучит первым - истерика или изжога.
-Ника, привет! - бодрый, удивительно знакомый голос вырвал меня из сумерек мыслей.
-Не-а, - промычал я в сторону голоса, - Ника уехал, Николай Андреевич остался, правда и он скоро тоже отъедет, - все так же не поднимая глаз на обладателя голоса, я сделал из кружки внушительный глоток.
-Похоже, - не сдавался знакомый голос, - нам не хватает взаимопонимания, официант, принесите мне тоже, что и ему.
-Не советую, - пробормотал я, все так же не отрываясь от кружки, - хорошо, если принесут напиток солодовый, но, скорее всего, не повезет, и пить придется то, что даже Менделееву в таблице не снилось.
-А ты стал злее, - посетовал голос.
-А ты могла бы брать трубку, - парировал я и, наконец-то, оторвался от созерцания пены в заляпанном пивном бокале.
Я рисовал эту минуту в своем воображении сотни, может тысячи раз. Я долго репетировал со своим зеркальным спарринг партнером все то, что выплесну ей в лицо. Я был язвителен, саркастичен, дерзок, остроумен и даже чуточку надменен. Ведь где-то в глубине души я верил, что годы не пощадили ее, что теперь она - мелкий скрюченный сморчок. Но перед моим взором - подлинное античное роскошество. На идиллических картинках, где много солнца и вишневого цвета, женщины выглядят именно так. Они свежи, прекрасны, глаза их наполнены волшебным светом, улыбка обезоруживающа, а тело словно высечено из мрамора. И вот она. Она именно что античность в самом пошлом ее понимании - вечно юная Афродита, только отчего-то с руками. Или у кого там рук не было? Без меня она чертовски похорошела. И эта мысль унижала, уязвляла, обездвиживала. Теперь глупо было пороть высокопарную чушь про раздавленные чувства, униженный восторг любви. В этот миг кружка с остатками мутного пойла показалась спасением, и я вцепился в нее обеими руками, будто это могло избавить меня от цунами эмоций, что вот-вот захлестнут остатки моего и так не трезвого разума. Следовало начать свой бесполезный монолог, глядя ей прямо в глаза, но я начал с волнующего декольте, а закончил, уставившись в свой ботинок:
-Да у нас тут никак счастье нарисовалось. Ангелочком впорхнуло в нашу убогую действительность, дабы принести нам радости чуть-чуть. И еще два пива.
Проходившая мимо круглая маленькая официантка приняла последнюю часть фразы на свой счет и огрызнулась в ответ:
- Дома допивай. Я кассу закрываю.
-Эх, Ника, - вздохнула Айгуль, - я знала, куда еду. Понимала, что будет непросто, но объясняться с пьяным козлом в мои планы не входило. Так что, будь здоров, не блей, - с этими словами Айгуль резко встала и двинулась к выходу из кафе.
Я знал, что на свою обиду надо было плюнуть в ту же секунду, как услышал ее голос. А все заранее заготовленные колкости следовало затолкать обратно в глотку и запить пивом для легкости. Но раз козел победил, оставалось лишь смотреть ей вслед. Я медленно допил пиво, опустил бокал и уставился на стул напротив. На нем лежала дамская сумочка, сначала я просто разглядывал ее, и только через пару минут спохватился, сгреб сумку и выскочил из кафе. Айгуль я увидел садящейся в такси. Водитель только что уложил ее чемодан в багажник и садился за руль. Я распахнул дверцу и прыгнул на заднее сидение.
-Козел, не козел, но я поеду с тобой. Хотя бы сегодня ты от меня не уйдешь.
-Стой, стой, козлина, - заорали откуда-то сзади, - а кто платить будет?!
-Ты хорошо вжился в роль, вон и официантка в тебе что-то такое разглядела, - съязвила Айгуль, - иди, расплатись. Я подожду.
Сначала ехали молча. Только у водителя что-то попискивало, да навигатор пару раз услужливым женским голосом подсказал маршрут. Айгуль смотрела в окно, я разглядывал ее коленки. В конце концов, я не выдержал:
-Айкин…
Айгуль не реагировала.
-Айкин, - позвал громче.
Не отрывая взгляда от окна, Айгуль ответила:
-Давно меня так никто не называл. Айкин. Милое глупое прозвище.
-Мне не называть тебя так?
-Отчего же? - Айгуль наконец-то удостоила меня взглядом, - называй. Хоть что-то теплое в эту лютую зимнюю стужу.
-Да, ладно тебе, Айкин, - делано развеселился я, - погода - просто сказка рождественская. Каких-то минус три, и снежок вон, волшебный.
-Как скажешь, - выдохнула Айгуль и снова уставилась в окно, созерцая новогодние виды.
-Айкин, - не сдавался я, - скажи, а ты замужем?
-А какое это имеет значение?
-Ну, второй шанс и все такое, - попытался пошутить я.
-Ника, что пиво подействовало?
-Нет, это мое тело захватил инопланетный паразит.
-Тогда в допрос должны входить еще дурацкие вопросы про детей, про планы, про место работы.
-Слушай, если тебе неприятна моя компания, высади меня возле вон того столба.
-Нет уж, сиди, терпи. Ты мне сегодня пригодишься.
-Надеюсь в сексуальном плане?
-Кто знает, - хитро сощурилась Айгуль, - ночь юна, а у меня еще несколько встреч в не самых благополучных районах этого прекрасного города. Так что эскорт мне пригодится.
Кажется, я прощен.
Минут через двадцать мы въехали во двор панельной девятиэтажки. Эти серые блочные чудовища - непременный атрибут спального района практически каждого города. Наш отличался лишь тем, что фасад был темнее и облезлее обычного. Из чемодана в багажнике Айгуль достала термос, файл с бумагами и, указав на подъезд, скомандовала:
- Нам сюда.
Конечно, подъезд не освещен, конечно, запах стоит смрадный, конечно…
- Лифт не работает, - прерывает поток моих мыслей Айгуль, - идем пешком.
На всякий случай я проверил кнопку вызова лифта:
-Есть смысл узнавать, какой этаж?
Летопись в виде обрывков объявлений, матерных тирад, недвусмысленных рисунков и прочей межлестничной наскальной живописи поведала нам о непростых взаимоотношениях жителей дома номер тридцать четыре друг с другом. На втором этаже призывали не ссать, на пятом - требовали соблюдать очередность в заменах подъездных лампочек. Светку с третьего этажа считали шалавой. Но с изменением этажности мнения менялись на диаметрально противоположные. На восьмом этаже грозились судом Линча жильцу из сто пятьдесят шестой квартиры за перфоратор и «вообще задолбал». А девятый этаж и вовсе поведал миру трагическую истину, что одиночество сука.
-Похоже, это последняя запись в бортовом журнале дома номер тридцать четыре. Давай выдохнем малость, - взмолился я. С самого начала Айгуль задала хороший темп, удивительный для столь хрупкой девушки.
-Сейчас продышишься, - ответила Айгуль, - лезь выше.
Чердак встретил морозной свежестью, крепко настоянной на запахах голубиного помета и кабельной изоляции. Тьма была непроглядна, но Айгуль шла уверенно, и мне оставалось только поспевать следом. Наконец, через слуховое окно, мы выбирались на крышу. На парапете, у самого края стоял плотный мужчина в необъятном джинсовом комбинезоне.
-Тихо, - прошептал я, - не спугни. Это Карлсон, который живет на крыше. Айкин, у тебя есть монетка в пять эре, они на них клюют.
Не обращая внимания на мои потуги казаться остроумным, Айгуль прошла вперед и остановилась у толстяка за спиной, где-то в трех-четырех шагах.
-Павел Петрович.
Мужчина вздрогнул, но не повернулся.
- Павел Петрович, может чайку? Горячего? А? А то здесь холодно, - Айгуль открыла термос, над местом предполагаемого суицида разлились чудесные ароматы свежезаваренного чая с травами.
-Вы еще кто? - отозвалась спина Павла Петровича.
-Я по поводу Ваших обращений, - ответила Айгуль, наливая чай в крышку термоса, - помните, Вы их направляли в компанию «Эирбасс»?
Павел Петрович повернулся и неуверенно кивнул.
-Специалисты ознакомились с Вашими выкладками. Компания готова сделать Вам предложение о сотрудничестве, но, сами понимаете, праздники, почта нетороплива. Вот решили подстраховаться, переговорить с Вами лично, - Айгуль протянула толстяку крышку с чаем, тот неуверенно ее принял, потом, сначала понюхав содержимое, сделал осторожный глоток.
-Надо же, чай. Вкусный, - удивился «карлсон», - спасибо. Еще раз, вы кто?
Новый год, это, конечно, время удивительных открытий. И под елкой иногда можно обнаружить не только пьяных родственников, несколько перестаравшихся в праздновании наступления нового счастья, но и самое настоящее чудо. Однако это не повод терять бдительность.
-Конечно, вкусный, - подтвердила Айгуль, - ПалПетрович, вот проект контракта, а вот три билета в Цюрих, в европейское отделение.
Все еще не веря происходящему, Павел Петрович принял бумаги из рук Айгуль:
-Сейчас лететь, да? А новый год как же? И у меня визы…
-Спокойно отмечайте. Вас ждут четвертого января. Курьер с шенгенской визой будет Вас ждать в аэропорту, у стойки регистрации.
Обратно спускались молча. Но на первом этаже я все-таки не выдержал:
-Айкин, мой паразитирующий пришелец волнуется. Успокой его. Значит ты теперь в «Эирбассе»? - последнюю часть фразы съел скрип открываемой подъездной двери. Повторить вопрос не получилось. Из-за припаркованных прямо на тротуаре машин выскочил тощий тип и резко распахнул перед нами длинную серую дубленку, продемонстрировав изрядно подмерзшее достоинство.
-А что, красиво, - моментально нашлась Айгуль.
Привыкший к другой реакции, эксгибиционист явно опешил:
- Вам действительно нравится?
Я, было, попытался прорычать что-то на тему, вот я сейчас тебе всю красоту пообрываю, но Айгуль полностью контролировала ситуацию.
-Ника, ты не понимаешь. Человек готовился, ждал, жаждал успеха. Сейчас перед тобой настоящий художник. Просто его искусство редко находит отклик в массах.
-Я это, - засуетился мужичонка, - вы простите, просто холодно, обычно у меня лучше получается.
-Конечно, конечно лучше, - Айгуль помогла мужичку запахнуть дубленку и даже застегнула пару верхних пуговиц, - что ж ты свой талант в подворотнях гробишь?
-Ну, а где мне себя реализовывать? - заныл прикрывшийся талант, - в подъезде теплее, но там меня бьют.
-На-ка вот, - Айгуль протянула эксгибиционисту визитку, - послезавтра позвони по этому номеру, спроси Сашу. Ему позарез нужны новые...хм...лица. Кто знает, а вдруг ты российский Рокко Сифреди?
-Только ты уж там размером таланта не подкачай, - напутствовал я «художника» напоследок.
Уже в такси я посетовал:
-Эх, Айкин, жаль, что у меня нет длинной серой дубленки. Так и пропаду в безвестности.
-Ника, - отозвалась Айгуль, - я не люблю масс-продукт. Давай ты будешь блистать талантом в очень узком кругу почитательниц.
Следующей остановкой оказалась больница. Догадаться о назначении здания можно было только по слабо горящей вывеске. Со стороны казалось, что клинику так и не запустили в эксплуатацию. Окна светились в паре мест, лишь усугубляя общее впечатление.
Айгуль тронула водителя за плечо:
- На въезде скажите, что мы к Бодокии в хирургию.
Пароля оказалось достаточно. Через минуту мы подруливали к крыльцу.
-Так, нам нужно в отделение пульмонологии. Ника, у тебя сигареты есть?
-Айкин, это просто оксюморон какой-то, гробить легкие там, где их лечат.
-Ник, а ты хочешь девушку заговорить или удовлетворить?
-Айкин, я лучший удовлетворитель в обозримой части вселенной, только на качество удовлетворения жалоб не принимаю, - я протянул девушке мятую пачку, в которой сиротливо болтались две сигаретки.
-Пойдет, - резюмировала Айгуль, затем повернулась к вышедшему на крыльцо коренастому лысоватому мужчине кавказского типа в накинутой поверх хирургической формы дубленке, - Зураб Иосифович, как состояние Савельевой из восемнадцатой палаты?
Мужчина рассеяно посмотрел на Айгуль, потом выдохнул:
-Критическое. И гарантий никаких.
-А как же пересадка?
-Да где она? Пересадка эта? Новый год. Работать никто не хочет, - хирург разочарованно махнул рукой.
-Я слышала, что здесь есть подходящий донор, но родственники разрешения на забор органов не дают?
Осведомленность Айгуль поражала. Похоже, удивился и хирург.
-Слушайте, а Вы кто?
Вместо ответа Айгуль протянула Зурабу Иосифовичу сигарету.
-Вообще-то я не курю, - протянул хирург, принимая пачку.
-Только одну, перед важной операцией, чтобы нервы успокоить, - продолжила за Бодокию Айгуль, - я знаю, - после чего девушка подхватила меня под руку и увлекла с крыльца в больничный холл.
По коридорам клиники мы не шли - бежали, пока не остановились возле палаты, рядом с которой на небольшой кушетке для посетителей лежала девушка. Она пыталась дремать, но размеры кушетки не позволяли ей нормально устроиться.
-Маша, - позвала девушку Айгуль.
Девушка поднялась:
-Да?
-Скажите, как Ваша мама?
Вместо ответа девушка неожиданно разрыдалась:
-Они говорят, что все…что она не выйдет из комы…Они…они только про органы ее думают…они даже не пытаются ее спасти…
-Вы позволите мне взглянуть на нее? - спросила Айгуль у девушки.
Та, казалось, не слышала ее:
-Я ей говорила, говорила, иди. Иди к врачу, не нравится мне это, не нравится. Мы тогда поссорились очень сильно…
Меж тем Айгуль оставила меня выслушивать Машу, а сама приоткрыла дверь палаты и осторожно вошла внутрь.
Маша продолжала:
-Я разозлилась…уехала…дура я, вот дура…может сейчас бы мы уже дома были, новый год отмечали…у меня ведь никого больше нет…я ведь даже не извинилась…и не попрощалась…
Айгуль вышла из палаты и положила девушке руку на плечо:
-Маша, - та отреагировала не сразу, - Маша, Вас мама зовет.
-Мама? - встрепенулась девушка, - я сейчас, - Маша соскочила с кушетки и вбежала в палату.
Ее не было минут десять. Все это время я пораженно молчал, рассматривая такую близкую, и такую незнакомую Айгуль. Происходящие события породили огромное количество вопросов, и я не знал, с какого начать.
-Айкин, - позвал я.
-Ника, - ответила Айгуль, - давай где-то через час, хорошо? Сейчас она выйдет.
И действительно, из палаты вышла Маша, бережно прикрыв за собой дверь.
-Скажите им, что я согласна, - она немного помолчала, а после добавила, - знаете, она даже расстроилась. Просила отпустить. Говорила, там такие прекрасные цветы.
Когда мы вышли, хирург все еще стоял на крыльце и задумчиво крутил сигарету в руках.
-Зураб Иосифович, - обратилась к нему Айгуль, - Вам стоит закурить. Готовьте Савельеву к операции. Родственники донора согласны.
Вопрос хирурга настиг нас у машины:
-Да кто же вы такие?
-С наступающим новым годом! - вместо ответа прокричала хирургу моя удивительная спутница и помахала рукой.
На новый год город сияет миллионами разноцветных огней. На фонарных столбах гнездятся неоновые драконы, с фасадов на пешеходов взирают разноцветные снежинки, площади освещаются мягким синим светом множества светодиодных елок. По мере удаления от центра, праздник угасает. Драконы доказывают, что они существа диковинные, потому встречаются все реже. Снежинки истаивают, а елки прячутся по домам горожан, не желая одиноко мерзнуть на маленьких дворовых площадках. Такси мчало нас на окраину, в один из тех районов, что все больше и больше становятся похожи на картинно-мрачные гетто из популярных графических новелл. Некогда обычные рабочие поселки, выросшие вокруг громадных военных заводов, теперь это трущобы, тихо разлагающиеся в тени заброшенных цехов. Оборонные монстры пали под натиском ветра перемен, принесшего мирные инициативы, а поселки остались, и жили теперь лишь жалкими подачками городских властей, обещаниями модернизации и больших военных заказов. Но время шло, заводы стояли, а дома ветшали. Жители из тех, кто пошустрее да посмекалистее, перебрались поближе к свету центральных городских площадей. В поселках остались лишь битые жизнью, нищетой, алкоголем да падшие духом. И мы теперь следовали в один из таких районов.
Дом времен счастливой индустриализации встретил нас нестройным хоровым пением. По всей видимости, празднование началось еще накануне, во дворе рвали петарды и орали «ура!», окна второго этажа пьяно бушевали.
Выходя из такси, я поежился:
-А здесь умеют зажигать. Интересно, скольких за сегодня тут уже расчленили?
-Пойдем, проверим, - предложила Айгуль, подхватив поданный таксистом чемодан, - нам туда, - и мы двинулись в сторону скандалящих окон.
Заставленный старыми шифоньерами, комодами и прочим советским антиквариатом коридор встретил нас пьяной бранью. Испитый мужской голос желал некоей Насте извращенных сексуальных утех, попутно вплетая в пожелания всех Настиных ближайших родственников. А после, в сопровождении роскошного перегара, появился и сам обладатель голоса:
-С новым годом, блядь, - поприветствовал он нас.
-Вова, привет, - Айгуль подхватила дебошира под локоть. Я внутренне напрягся, ожидая как минимум потасовки, но оказалось, что Айгуль умеет находить общий язык со всеми.
Вова на удивление спокойно стоял рядом с девушкой.
-На вот, глотни чайку, - Айгуль в очередной раз достала термос и предложила Вове свой чудодейственный чай, - Сейчас станет полегче, - замутненный взгляд Вовы начал постепенно проясняться, - А теперь пойди, ляг спать. Завтра побреешься и позвонишь своему брату. И новую жизнь начнешь.
Вопреки ожиданиям, Вова безропотно подчинился.
Айгуль постучала в соседнюю дверь, нам открыла согнутая седая женщина.
-Здравствуйте, Елена Платоновна. С наступающим.
-С наступающим, - бесцветно отозвалась женщина.
-Мы утром разговаривали, разрешите войти?
-Да, конечно.
Женщина пропустила нас внутрь, и мы смогли оглядеться. В комнате размером чуть больше кладовки школьной уборщицы разместились несколько двухъярусных кроватей, знавший лучшие времена гобелен с ускользающим охотничьим сюжетом, пара кособоких кресел и старый письменный стол. И дети. За столом, на кроватях, в креслах.
-Семеро, - удивленно присвистнул я.
-Да, - словно извиняясь, ответила Елена Платоновна, - на самом деле их девять. Старшие сейчас у друзей, новый год встречают.
Айгуль села на табурет, чемодан пристроила рядом. Я остался стоять возле двери.
-Елена Платоновна, - начала Айгуль, - по поводу Вашего обращения, к сожалению, пришел отказ.
Кажется, женщина была готова к этому, во всяком случае, внешне она оставалась спокойна, даже интонации остались такими же бесцветными:
-Да, я понимаю.
-Елена Платоновна, - продолжала Айгуль, - троих младших детей можно устроить в детский дом, как Вы и просите, но это будут разные учреждения, понимаете? Ваших детей разлучат не только с Вами, но и друг с другом. Старшие должны пройти тесты или сдать экзамены, и только по результатам их можно будет определить в интернаты, но таких учебных заведений по стране всего несколько. А очереди туда на несколько лет вперед.
-Да, я понимаю, - все так же бесцветно ответила женщина.
-Свидетельство о смерти мужа Вы приложили к ходатайствам, но, к сожалению, для пенсионных выплат по потере кормильца требуется ясность, а у вас в документах полная неразбериха.
-Да, я понимаю. Этим всегда занимался муж. Я вела хозяйство, с детьми занималась. Теперь-то он умер, вот нам и помочь некому.
-Елена Платоновна, меня направили к Вам, чтобы я смогла лично обсудить с Вами все детали вашего нынешнего положения, передать Вам бумаги и кое-какие материалы, - с этими словами Айгуль раскрыла чемодан, из него посыпались пачки банкнот, туго перетянутые бумажной лентой.
-Я думал скорую вызывать, - признался я Айгуль уже на крыльце, - что это было?
-У Елены Платоновны? - уточнила Айгуль, - ничего особенного, легкий обморок.
-Неудивительно. Честно говоря, это и меня потрясло. Сколько там было?
-Тридцать миллионов, - спокойно ответила Айгуль, выуживая из кармана еще не распечатанную пачку сигарет, - будешь?
-Тридцать миллионов, - присвистнул я, доставая сигарету из протянутой пачки, - кое-кто весь год очень хорошо себя вел.
И уже выпуская первую струю дыма продолжил:
-Кстати, а у меня зачем сигареты стреляла?
Но вместо ответа Айгуль улыбнулась и направилась к машине.
До центра доехали молча. Возле набережной Айгуль попросила остановиться, расплатилась и отпустила нашего таксиста. До полуночи оставалось еще минут сорок, но город уже праздновал. Тут и там веселые компании шумно поздравляли друг друга с новым годом, зажигали бенгальские огни, запускали в небо фейерверки. Сохраняя молчание, мы дошли до площади с большущей, сияющей всеми огнями елкой. Наконец, Айгуль решилась заговорить:
-Ника, спасибо тебе большое. За вечер, за компанию, за то, что не задавал лишних вопросов. Теперь я могу тебе все объяснить.
-Айкин, честно говоря, меня уже не пугает то, что я могу услышать. После всего увиденного.
-Я сразу, без предисловий. Я исполняю желания.
Я молчал. От новогодней ночи всегда ждешь чего-то особенного, чтобы чудо непременно выскочило из-за угла и осчастливило по полной программе. Но ни к полуночи, ни, тем более к рассвету, тыква не превращается в карету, крысы остаются собой, а Золушка засыпает на мешках с крупой, так и не попав на бал. Однако мы упорно продолжаем верить в чудеса, и каждый год под бой Курантов загадываем целый ворох желаний, запивая их советским шампанским. Я весь предновогодний вечер провел в компании не просто близкого мне человека, я был спутником и компаньоном исполнителя желаний. Сил осмыслить это и остроумно отреагировать, не было. Я просто молчал. Айгуль продолжала:
-Ты много раз спрашивал себя, почему от меня нет никаких вестей, почему я не отвечаю тебе, ни смс, ни пары строчек на мейл, ни даже открытки, ведь так?
Вместо ответа я промычал что-то неопределенное.
-Мы возвращались с испытаний. Никто не успеть ничего толком понять. Борт просто накренился и ушел штопор. Помню, я тогда пожелала: только бы увидеть тебя. Как бы безнадежно это не прозвучало. Ведь мы уже все понимали. Все произошло быстро, но я успела подумать о тебе. Хотя бы еще один день с тобой. Это я загадала. Знаешь, какой это был день?
-И какой же? - я уже догадывался, но хотел услышать, как она это произнесет.
-Это было тридцать первое декабря. День, когда можно загадать желание и надеяться, что оно исполнится. И теперь вот уже несколько лет, тридцать первого декабря я исполняю желания. В надежде, что и мое исполнится.
Больше я не желал слышать ни слова, ни единого, ни звука. Ее близость сводила с ума. Ее хотелось сжать в объятьях, в нее хотелось прорасти, чтобы никогда не расставаться. Ее губы нежны и податливы, ее поцелуй свеж и удивительно сладок. Но это волшебное ощущение длилось какие-то мгновения. Девушка высвободилась из моей, казалось бы, мертвой хватки и прошептала:
-Прощай.
В тот же миг нас окружила разношерстная веселящаяся толпа. Сыпались конфетти, трещали хлопушки, зажигались и гасли бенгальские огни. Все тонуло в бесконечных поздравлениях. Вокруг шумно радовались рождению нового года и желали всем счастья. Минутного замешательства оказалось достаточно. Айгуль сделала всего два шага назад и тут же растворилась в потоке празднующих. Сначала я не понял, что произошло, с трудом протиснувшись сквозь отмечающих, я бросился искать девушку. Мне казалось, что я вижу ее в толпе, чувствую ее запах, узнаю ее лицо. Но каждый раз я просто натыкался на чужое веселье. Осознание положения пришло как-то сразу. С криком «не скучай!» кто-то всучил мне пластиковый стаканчик с шампанским. Я грузно опустился в сугроб, залпом выпил шампанское и бросил стаканчик себе под ноги.
Я прислушался к себе. Не было ни жалости, ни обиды, ни разочарования. Наступила полная определенность, словно кто-то начертил передо мной алгоритм правильных действий, указал верную последовательность. Все оказалось на удивление просто. Я буду загадывать одно и то же желание на каждый новый год. И я буду загадывать до тех пор, пока оно не исполнится. Вернее, пока ты лично его не исполнишь. А пока, с новым годом. С новым годом, Айкин. И с новым счастьем.
Ее звали Айгуль, и она была моей невестой. Ни одна девушка не согласна мириться с этим неопределенным для нее статусом сколь угодно долго. Не смирилась и Айгуль. Однажды она просто упаковала все необходимое в пару чемоданов и отправилась за счастьем в столицу. Столица ненасытна, столица умеет заглатывать целиком, растворять в себе без остатка. И уж если ты сумел ее хоть чем-то привлечь, столица уже никогда не отпустит тебя, присовокупив твою душу к миллионам уже имеющихся. Конечно, я названивал ей. Часами висел на телефоне, доставал звонками, надеялся, что она одумается и вернется. Но она не вернулась, а однажды и вовсе перестала брать трубку. От жалости к себе хотелось разреветься. А почему бы и нет? Ведь рыдал же я на прошлый новый год, и на позапрошлый, и еще черт знает на какой. А вот теперь сижу здесь и гадаю, что нахлобучит первым - истерика или изжога.
-Ника, привет! - бодрый, удивительно знакомый голос вырвал меня из сумерек мыслей.
-Не-а, - промычал я в сторону голоса, - Ника уехал, Николай Андреевич остался, правда и он скоро тоже отъедет, - все так же не поднимая глаз на обладателя голоса, я сделал из кружки внушительный глоток.
-Похоже, - не сдавался знакомый голос, - нам не хватает взаимопонимания, официант, принесите мне тоже, что и ему.
-Не советую, - пробормотал я, все так же не отрываясь от кружки, - хорошо, если принесут напиток солодовый, но, скорее всего, не повезет, и пить придется то, что даже Менделееву в таблице не снилось.
-А ты стал злее, - посетовал голос.
-А ты могла бы брать трубку, - парировал я и, наконец-то, оторвался от созерцания пены в заляпанном пивном бокале.
Я рисовал эту минуту в своем воображении сотни, может тысячи раз. Я долго репетировал со своим зеркальным спарринг партнером все то, что выплесну ей в лицо. Я был язвителен, саркастичен, дерзок, остроумен и даже чуточку надменен. Ведь где-то в глубине души я верил, что годы не пощадили ее, что теперь она - мелкий скрюченный сморчок. Но перед моим взором - подлинное античное роскошество. На идиллических картинках, где много солнца и вишневого цвета, женщины выглядят именно так. Они свежи, прекрасны, глаза их наполнены волшебным светом, улыбка обезоруживающа, а тело словно высечено из мрамора. И вот она. Она именно что античность в самом пошлом ее понимании - вечно юная Афродита, только отчего-то с руками. Или у кого там рук не было? Без меня она чертовски похорошела. И эта мысль унижала, уязвляла, обездвиживала. Теперь глупо было пороть высокопарную чушь про раздавленные чувства, униженный восторг любви. В этот миг кружка с остатками мутного пойла показалась спасением, и я вцепился в нее обеими руками, будто это могло избавить меня от цунами эмоций, что вот-вот захлестнут остатки моего и так не трезвого разума. Следовало начать свой бесполезный монолог, глядя ей прямо в глаза, но я начал с волнующего декольте, а закончил, уставившись в свой ботинок:
-Да у нас тут никак счастье нарисовалось. Ангелочком впорхнуло в нашу убогую действительность, дабы принести нам радости чуть-чуть. И еще два пива.
Проходившая мимо круглая маленькая официантка приняла последнюю часть фразы на свой счет и огрызнулась в ответ:
- Дома допивай. Я кассу закрываю.
-Эх, Ника, - вздохнула Айгуль, - я знала, куда еду. Понимала, что будет непросто, но объясняться с пьяным козлом в мои планы не входило. Так что, будь здоров, не блей, - с этими словами Айгуль резко встала и двинулась к выходу из кафе.
Я знал, что на свою обиду надо было плюнуть в ту же секунду, как услышал ее голос. А все заранее заготовленные колкости следовало затолкать обратно в глотку и запить пивом для легкости. Но раз козел победил, оставалось лишь смотреть ей вслед. Я медленно допил пиво, опустил бокал и уставился на стул напротив. На нем лежала дамская сумочка, сначала я просто разглядывал ее, и только через пару минут спохватился, сгреб сумку и выскочил из кафе. Айгуль я увидел садящейся в такси. Водитель только что уложил ее чемодан в багажник и садился за руль. Я распахнул дверцу и прыгнул на заднее сидение.
-Козел, не козел, но я поеду с тобой. Хотя бы сегодня ты от меня не уйдешь.
-Стой, стой, козлина, - заорали откуда-то сзади, - а кто платить будет?!
-Ты хорошо вжился в роль, вон и официантка в тебе что-то такое разглядела, - съязвила Айгуль, - иди, расплатись. Я подожду.
Сначала ехали молча. Только у водителя что-то попискивало, да навигатор пару раз услужливым женским голосом подсказал маршрут. Айгуль смотрела в окно, я разглядывал ее коленки. В конце концов, я не выдержал:
-Айкин…
Айгуль не реагировала.
-Айкин, - позвал громче.
Не отрывая взгляда от окна, Айгуль ответила:
-Давно меня так никто не называл. Айкин. Милое глупое прозвище.
-Мне не называть тебя так?
-Отчего же? - Айгуль наконец-то удостоила меня взглядом, - называй. Хоть что-то теплое в эту лютую зимнюю стужу.
-Да, ладно тебе, Айкин, - делано развеселился я, - погода - просто сказка рождественская. Каких-то минус три, и снежок вон, волшебный.
-Как скажешь, - выдохнула Айгуль и снова уставилась в окно, созерцая новогодние виды.
-Айкин, - не сдавался я, - скажи, а ты замужем?
-А какое это имеет значение?
-Ну, второй шанс и все такое, - попытался пошутить я.
-Ника, что пиво подействовало?
-Нет, это мое тело захватил инопланетный паразит.
-Тогда в допрос должны входить еще дурацкие вопросы про детей, про планы, про место работы.
-Слушай, если тебе неприятна моя компания, высади меня возле вон того столба.
-Нет уж, сиди, терпи. Ты мне сегодня пригодишься.
-Надеюсь в сексуальном плане?
-Кто знает, - хитро сощурилась Айгуль, - ночь юна, а у меня еще несколько встреч в не самых благополучных районах этого прекрасного города. Так что эскорт мне пригодится.
Кажется, я прощен.
Минут через двадцать мы въехали во двор панельной девятиэтажки. Эти серые блочные чудовища - непременный атрибут спального района практически каждого города. Наш отличался лишь тем, что фасад был темнее и облезлее обычного. Из чемодана в багажнике Айгуль достала термос, файл с бумагами и, указав на подъезд, скомандовала:
- Нам сюда.
Конечно, подъезд не освещен, конечно, запах стоит смрадный, конечно…
- Лифт не работает, - прерывает поток моих мыслей Айгуль, - идем пешком.
На всякий случай я проверил кнопку вызова лифта:
-Есть смысл узнавать, какой этаж?
Летопись в виде обрывков объявлений, матерных тирад, недвусмысленных рисунков и прочей межлестничной наскальной живописи поведала нам о непростых взаимоотношениях жителей дома номер тридцать четыре друг с другом. На втором этаже призывали не ссать, на пятом - требовали соблюдать очередность в заменах подъездных лампочек. Светку с третьего этажа считали шалавой. Но с изменением этажности мнения менялись на диаметрально противоположные. На восьмом этаже грозились судом Линча жильцу из сто пятьдесят шестой квартиры за перфоратор и «вообще задолбал». А девятый этаж и вовсе поведал миру трагическую истину, что одиночество сука.
-Похоже, это последняя запись в бортовом журнале дома номер тридцать четыре. Давай выдохнем малость, - взмолился я. С самого начала Айгуль задала хороший темп, удивительный для столь хрупкой девушки.
-Сейчас продышишься, - ответила Айгуль, - лезь выше.
Чердак встретил морозной свежестью, крепко настоянной на запахах голубиного помета и кабельной изоляции. Тьма была непроглядна, но Айгуль шла уверенно, и мне оставалось только поспевать следом. Наконец, через слуховое окно, мы выбирались на крышу. На парапете, у самого края стоял плотный мужчина в необъятном джинсовом комбинезоне.
-Тихо, - прошептал я, - не спугни. Это Карлсон, который живет на крыше. Айкин, у тебя есть монетка в пять эре, они на них клюют.
Не обращая внимания на мои потуги казаться остроумным, Айгуль прошла вперед и остановилась у толстяка за спиной, где-то в трех-четырех шагах.
-Павел Петрович.
Мужчина вздрогнул, но не повернулся.
- Павел Петрович, может чайку? Горячего? А? А то здесь холодно, - Айгуль открыла термос, над местом предполагаемого суицида разлились чудесные ароматы свежезаваренного чая с травами.
-Вы еще кто? - отозвалась спина Павла Петровича.
-Я по поводу Ваших обращений, - ответила Айгуль, наливая чай в крышку термоса, - помните, Вы их направляли в компанию «Эирбасс»?
Павел Петрович повернулся и неуверенно кивнул.
-Специалисты ознакомились с Вашими выкладками. Компания готова сделать Вам предложение о сотрудничестве, но, сами понимаете, праздники, почта нетороплива. Вот решили подстраховаться, переговорить с Вами лично, - Айгуль протянула толстяку крышку с чаем, тот неуверенно ее принял, потом, сначала понюхав содержимое, сделал осторожный глоток.
-Надо же, чай. Вкусный, - удивился «карлсон», - спасибо. Еще раз, вы кто?
Новый год, это, конечно, время удивительных открытий. И под елкой иногда можно обнаружить не только пьяных родственников, несколько перестаравшихся в праздновании наступления нового счастья, но и самое настоящее чудо. Однако это не повод терять бдительность.
-Конечно, вкусный, - подтвердила Айгуль, - ПалПетрович, вот проект контракта, а вот три билета в Цюрих, в европейское отделение.
Все еще не веря происходящему, Павел Петрович принял бумаги из рук Айгуль:
-Сейчас лететь, да? А новый год как же? И у меня визы…
-Спокойно отмечайте. Вас ждут четвертого января. Курьер с шенгенской визой будет Вас ждать в аэропорту, у стойки регистрации.
Обратно спускались молча. Но на первом этаже я все-таки не выдержал:
-Айкин, мой паразитирующий пришелец волнуется. Успокой его. Значит ты теперь в «Эирбассе»? - последнюю часть фразы съел скрип открываемой подъездной двери. Повторить вопрос не получилось. Из-за припаркованных прямо на тротуаре машин выскочил тощий тип и резко распахнул перед нами длинную серую дубленку, продемонстрировав изрядно подмерзшее достоинство.
-А что, красиво, - моментально нашлась Айгуль.
Привыкший к другой реакции, эксгибиционист явно опешил:
- Вам действительно нравится?
Я, было, попытался прорычать что-то на тему, вот я сейчас тебе всю красоту пообрываю, но Айгуль полностью контролировала ситуацию.
-Ника, ты не понимаешь. Человек готовился, ждал, жаждал успеха. Сейчас перед тобой настоящий художник. Просто его искусство редко находит отклик в массах.
-Я это, - засуетился мужичонка, - вы простите, просто холодно, обычно у меня лучше получается.
-Конечно, конечно лучше, - Айгуль помогла мужичку запахнуть дубленку и даже застегнула пару верхних пуговиц, - что ж ты свой талант в подворотнях гробишь?
-Ну, а где мне себя реализовывать? - заныл прикрывшийся талант, - в подъезде теплее, но там меня бьют.
-На-ка вот, - Айгуль протянула эксгибиционисту визитку, - послезавтра позвони по этому номеру, спроси Сашу. Ему позарез нужны новые...хм...лица. Кто знает, а вдруг ты российский Рокко Сифреди?
-Только ты уж там размером таланта не подкачай, - напутствовал я «художника» напоследок.
Уже в такси я посетовал:
-Эх, Айкин, жаль, что у меня нет длинной серой дубленки. Так и пропаду в безвестности.
-Ника, - отозвалась Айгуль, - я не люблю масс-продукт. Давай ты будешь блистать талантом в очень узком кругу почитательниц.
Следующей остановкой оказалась больница. Догадаться о назначении здания можно было только по слабо горящей вывеске. Со стороны казалось, что клинику так и не запустили в эксплуатацию. Окна светились в паре мест, лишь усугубляя общее впечатление.
Айгуль тронула водителя за плечо:
- На въезде скажите, что мы к Бодокии в хирургию.
Пароля оказалось достаточно. Через минуту мы подруливали к крыльцу.
-Так, нам нужно в отделение пульмонологии. Ника, у тебя сигареты есть?
-Айкин, это просто оксюморон какой-то, гробить легкие там, где их лечат.
-Ник, а ты хочешь девушку заговорить или удовлетворить?
-Айкин, я лучший удовлетворитель в обозримой части вселенной, только на качество удовлетворения жалоб не принимаю, - я протянул девушке мятую пачку, в которой сиротливо болтались две сигаретки.
-Пойдет, - резюмировала Айгуль, затем повернулась к вышедшему на крыльцо коренастому лысоватому мужчине кавказского типа в накинутой поверх хирургической формы дубленке, - Зураб Иосифович, как состояние Савельевой из восемнадцатой палаты?
Мужчина рассеяно посмотрел на Айгуль, потом выдохнул:
-Критическое. И гарантий никаких.
-А как же пересадка?
-Да где она? Пересадка эта? Новый год. Работать никто не хочет, - хирург разочарованно махнул рукой.
-Я слышала, что здесь есть подходящий донор, но родственники разрешения на забор органов не дают?
Осведомленность Айгуль поражала. Похоже, удивился и хирург.
-Слушайте, а Вы кто?
Вместо ответа Айгуль протянула Зурабу Иосифовичу сигарету.
-Вообще-то я не курю, - протянул хирург, принимая пачку.
-Только одну, перед важной операцией, чтобы нервы успокоить, - продолжила за Бодокию Айгуль, - я знаю, - после чего девушка подхватила меня под руку и увлекла с крыльца в больничный холл.
По коридорам клиники мы не шли - бежали, пока не остановились возле палаты, рядом с которой на небольшой кушетке для посетителей лежала девушка. Она пыталась дремать, но размеры кушетки не позволяли ей нормально устроиться.
-Маша, - позвала девушку Айгуль.
Девушка поднялась:
-Да?
-Скажите, как Ваша мама?
Вместо ответа девушка неожиданно разрыдалась:
-Они говорят, что все…что она не выйдет из комы…Они…они только про органы ее думают…они даже не пытаются ее спасти…
-Вы позволите мне взглянуть на нее? - спросила Айгуль у девушки.
Та, казалось, не слышала ее:
-Я ей говорила, говорила, иди. Иди к врачу, не нравится мне это, не нравится. Мы тогда поссорились очень сильно…
Меж тем Айгуль оставила меня выслушивать Машу, а сама приоткрыла дверь палаты и осторожно вошла внутрь.
Маша продолжала:
-Я разозлилась…уехала…дура я, вот дура…может сейчас бы мы уже дома были, новый год отмечали…у меня ведь никого больше нет…я ведь даже не извинилась…и не попрощалась…
Айгуль вышла из палаты и положила девушке руку на плечо:
-Маша, - та отреагировала не сразу, - Маша, Вас мама зовет.
-Мама? - встрепенулась девушка, - я сейчас, - Маша соскочила с кушетки и вбежала в палату.
Ее не было минут десять. Все это время я пораженно молчал, рассматривая такую близкую, и такую незнакомую Айгуль. Происходящие события породили огромное количество вопросов, и я не знал, с какого начать.
-Айкин, - позвал я.
-Ника, - ответила Айгуль, - давай где-то через час, хорошо? Сейчас она выйдет.
И действительно, из палаты вышла Маша, бережно прикрыв за собой дверь.
-Скажите им, что я согласна, - она немного помолчала, а после добавила, - знаете, она даже расстроилась. Просила отпустить. Говорила, там такие прекрасные цветы.
Когда мы вышли, хирург все еще стоял на крыльце и задумчиво крутил сигарету в руках.
-Зураб Иосифович, - обратилась к нему Айгуль, - Вам стоит закурить. Готовьте Савельеву к операции. Родственники донора согласны.
Вопрос хирурга настиг нас у машины:
-Да кто же вы такие?
-С наступающим новым годом! - вместо ответа прокричала хирургу моя удивительная спутница и помахала рукой.
На новый год город сияет миллионами разноцветных огней. На фонарных столбах гнездятся неоновые драконы, с фасадов на пешеходов взирают разноцветные снежинки, площади освещаются мягким синим светом множества светодиодных елок. По мере удаления от центра, праздник угасает. Драконы доказывают, что они существа диковинные, потому встречаются все реже. Снежинки истаивают, а елки прячутся по домам горожан, не желая одиноко мерзнуть на маленьких дворовых площадках. Такси мчало нас на окраину, в один из тех районов, что все больше и больше становятся похожи на картинно-мрачные гетто из популярных графических новелл. Некогда обычные рабочие поселки, выросшие вокруг громадных военных заводов, теперь это трущобы, тихо разлагающиеся в тени заброшенных цехов. Оборонные монстры пали под натиском ветра перемен, принесшего мирные инициативы, а поселки остались, и жили теперь лишь жалкими подачками городских властей, обещаниями модернизации и больших военных заказов. Но время шло, заводы стояли, а дома ветшали. Жители из тех, кто пошустрее да посмекалистее, перебрались поближе к свету центральных городских площадей. В поселках остались лишь битые жизнью, нищетой, алкоголем да падшие духом. И мы теперь следовали в один из таких районов.
Дом времен счастливой индустриализации встретил нас нестройным хоровым пением. По всей видимости, празднование началось еще накануне, во дворе рвали петарды и орали «ура!», окна второго этажа пьяно бушевали.
Выходя из такси, я поежился:
-А здесь умеют зажигать. Интересно, скольких за сегодня тут уже расчленили?
-Пойдем, проверим, - предложила Айгуль, подхватив поданный таксистом чемодан, - нам туда, - и мы двинулись в сторону скандалящих окон.
Заставленный старыми шифоньерами, комодами и прочим советским антиквариатом коридор встретил нас пьяной бранью. Испитый мужской голос желал некоей Насте извращенных сексуальных утех, попутно вплетая в пожелания всех Настиных ближайших родственников. А после, в сопровождении роскошного перегара, появился и сам обладатель голоса:
-С новым годом, блядь, - поприветствовал он нас.
-Вова, привет, - Айгуль подхватила дебошира под локоть. Я внутренне напрягся, ожидая как минимум потасовки, но оказалось, что Айгуль умеет находить общий язык со всеми.
Вова на удивление спокойно стоял рядом с девушкой.
-На вот, глотни чайку, - Айгуль в очередной раз достала термос и предложила Вове свой чудодейственный чай, - Сейчас станет полегче, - замутненный взгляд Вовы начал постепенно проясняться, - А теперь пойди, ляг спать. Завтра побреешься и позвонишь своему брату. И новую жизнь начнешь.
Вопреки ожиданиям, Вова безропотно подчинился.
Айгуль постучала в соседнюю дверь, нам открыла согнутая седая женщина.
-Здравствуйте, Елена Платоновна. С наступающим.
-С наступающим, - бесцветно отозвалась женщина.
-Мы утром разговаривали, разрешите войти?
-Да, конечно.
Женщина пропустила нас внутрь, и мы смогли оглядеться. В комнате размером чуть больше кладовки школьной уборщицы разместились несколько двухъярусных кроватей, знавший лучшие времена гобелен с ускользающим охотничьим сюжетом, пара кособоких кресел и старый письменный стол. И дети. За столом, на кроватях, в креслах.
-Семеро, - удивленно присвистнул я.
-Да, - словно извиняясь, ответила Елена Платоновна, - на самом деле их девять. Старшие сейчас у друзей, новый год встречают.
Айгуль села на табурет, чемодан пристроила рядом. Я остался стоять возле двери.
-Елена Платоновна, - начала Айгуль, - по поводу Вашего обращения, к сожалению, пришел отказ.
Кажется, женщина была готова к этому, во всяком случае, внешне она оставалась спокойна, даже интонации остались такими же бесцветными:
-Да, я понимаю.
-Елена Платоновна, - продолжала Айгуль, - троих младших детей можно устроить в детский дом, как Вы и просите, но это будут разные учреждения, понимаете? Ваших детей разлучат не только с Вами, но и друг с другом. Старшие должны пройти тесты или сдать экзамены, и только по результатам их можно будет определить в интернаты, но таких учебных заведений по стране всего несколько. А очереди туда на несколько лет вперед.
-Да, я понимаю, - все так же бесцветно ответила женщина.
-Свидетельство о смерти мужа Вы приложили к ходатайствам, но, к сожалению, для пенсионных выплат по потере кормильца требуется ясность, а у вас в документах полная неразбериха.
-Да, я понимаю. Этим всегда занимался муж. Я вела хозяйство, с детьми занималась. Теперь-то он умер, вот нам и помочь некому.
-Елена Платоновна, меня направили к Вам, чтобы я смогла лично обсудить с Вами все детали вашего нынешнего положения, передать Вам бумаги и кое-какие материалы, - с этими словами Айгуль раскрыла чемодан, из него посыпались пачки банкнот, туго перетянутые бумажной лентой.
-Я думал скорую вызывать, - признался я Айгуль уже на крыльце, - что это было?
-У Елены Платоновны? - уточнила Айгуль, - ничего особенного, легкий обморок.
-Неудивительно. Честно говоря, это и меня потрясло. Сколько там было?
-Тридцать миллионов, - спокойно ответила Айгуль, выуживая из кармана еще не распечатанную пачку сигарет, - будешь?
-Тридцать миллионов, - присвистнул я, доставая сигарету из протянутой пачки, - кое-кто весь год очень хорошо себя вел.
И уже выпуская первую струю дыма продолжил:
-Кстати, а у меня зачем сигареты стреляла?
Но вместо ответа Айгуль улыбнулась и направилась к машине.
До центра доехали молча. Возле набережной Айгуль попросила остановиться, расплатилась и отпустила нашего таксиста. До полуночи оставалось еще минут сорок, но город уже праздновал. Тут и там веселые компании шумно поздравляли друг друга с новым годом, зажигали бенгальские огни, запускали в небо фейерверки. Сохраняя молчание, мы дошли до площади с большущей, сияющей всеми огнями елкой. Наконец, Айгуль решилась заговорить:
-Ника, спасибо тебе большое. За вечер, за компанию, за то, что не задавал лишних вопросов. Теперь я могу тебе все объяснить.
-Айкин, честно говоря, меня уже не пугает то, что я могу услышать. После всего увиденного.
-Я сразу, без предисловий. Я исполняю желания.
Я молчал. От новогодней ночи всегда ждешь чего-то особенного, чтобы чудо непременно выскочило из-за угла и осчастливило по полной программе. Но ни к полуночи, ни, тем более к рассвету, тыква не превращается в карету, крысы остаются собой, а Золушка засыпает на мешках с крупой, так и не попав на бал. Однако мы упорно продолжаем верить в чудеса, и каждый год под бой Курантов загадываем целый ворох желаний, запивая их советским шампанским. Я весь предновогодний вечер провел в компании не просто близкого мне человека, я был спутником и компаньоном исполнителя желаний. Сил осмыслить это и остроумно отреагировать, не было. Я просто молчал. Айгуль продолжала:
-Ты много раз спрашивал себя, почему от меня нет никаких вестей, почему я не отвечаю тебе, ни смс, ни пары строчек на мейл, ни даже открытки, ведь так?
Вместо ответа я промычал что-то неопределенное.
-Мы возвращались с испытаний. Никто не успеть ничего толком понять. Борт просто накренился и ушел штопор. Помню, я тогда пожелала: только бы увидеть тебя. Как бы безнадежно это не прозвучало. Ведь мы уже все понимали. Все произошло быстро, но я успела подумать о тебе. Хотя бы еще один день с тобой. Это я загадала. Знаешь, какой это был день?
-И какой же? - я уже догадывался, но хотел услышать, как она это произнесет.
-Это было тридцать первое декабря. День, когда можно загадать желание и надеяться, что оно исполнится. И теперь вот уже несколько лет, тридцать первого декабря я исполняю желания. В надежде, что и мое исполнится.
Больше я не желал слышать ни слова, ни единого, ни звука. Ее близость сводила с ума. Ее хотелось сжать в объятьях, в нее хотелось прорасти, чтобы никогда не расставаться. Ее губы нежны и податливы, ее поцелуй свеж и удивительно сладок. Но это волшебное ощущение длилось какие-то мгновения. Девушка высвободилась из моей, казалось бы, мертвой хватки и прошептала:
-Прощай.
В тот же миг нас окружила разношерстная веселящаяся толпа. Сыпались конфетти, трещали хлопушки, зажигались и гасли бенгальские огни. Все тонуло в бесконечных поздравлениях. Вокруг шумно радовались рождению нового года и желали всем счастья. Минутного замешательства оказалось достаточно. Айгуль сделала всего два шага назад и тут же растворилась в потоке празднующих. Сначала я не понял, что произошло, с трудом протиснувшись сквозь отмечающих, я бросился искать девушку. Мне казалось, что я вижу ее в толпе, чувствую ее запах, узнаю ее лицо. Но каждый раз я просто натыкался на чужое веселье. Осознание положения пришло как-то сразу. С криком «не скучай!» кто-то всучил мне пластиковый стаканчик с шампанским. Я грузно опустился в сугроб, залпом выпил шампанское и бросил стаканчик себе под ноги.
Я прислушался к себе. Не было ни жалости, ни обиды, ни разочарования. Наступила полная определенность, словно кто-то начертил передо мной алгоритм правильных действий, указал верную последовательность. Все оказалось на удивление просто. Я буду загадывать одно и то же желание на каждый новый год. И я буду загадывать до тех пор, пока оно не исполнится. Вернее, пока ты лично его не исполнишь. А пока, с новым годом. С новым годом, Айкин. И с новым счастьем.