Конкурсный текст: Вернешься и все мне расскажешь
Автор: liza_bam
- Я дома, - кричит Юля в темный коридор, замирает, слушает и боится. Спит? Обиделся на что-то? Слушает книжку? Упал??? Потом все-таки нащупывает выключатель. Темнота исчезает, вместо нее - желтые лампочки, старые полосатые обои, тесно увешанные гравюрами, фотографиями мужчин и женщин в старинных платьях, тарелочками, часами, морскими звездами и сушеными до хрупкости веерными кораллами с Ключей. Посреди коридора стоит Янек, очень красивый среди всей этой чепухи.
- Я чайник поставил - сообщает Янек, разводит в стороны руки, широко, словно Юля большая, как паровоз, и обнимает Юлю за плечи.- Пойдем пить чай.
- Такой маленький и такой хозяйственный - говорит Юля, - как мне повезло с младшим братом!
Янек проводит руками по ее лицу, трогает одежду.
- Выглядишь замечательно, какой шарфик новый.
- Красный, поясняет Юля, - помнишь у тебя был мячик, мы его в Рокпорте покупали? Вот такой.
- Kрасивый.
Она тычется ему в шею, вдыхает запах дома.
Юля зажигает свет на кухне. Чашки уже на столе, и варенье, и ложечки, и Юля зажигает еще и лампу над столом, и Янек улыбается, он любит эту лампу, она горячая, греет ему макушку.
- Рассказывай, - просит Янек и ловко цепляет вишню из банки с вареньем.
Если уж начинаешь о чем-то рассказывать, то делать это нужно как следует. Нельзя ни опускать, ни упрощать, он сразу чувствует, печалится, подпирает щеку рукой, спрашивает: «Ты устала? Спать?». И тогда вечер кончится и все. А если рассказать правильно, то у Янека начинают дрожать ресницы, он видит все этих людей, точно видит, Юля замечала, что у него глаза под веками начинают быстро-быстро бегать, словно он и правда разглядывает что-то.
- Утром я ходила к мистеру Паттерсону, - говорит Юля и смотрит в чашку, - помнишь, я рассказывала. В суд. Там они все отвратительные, как правило. Mесто такое. А он очень быстро все оформил, и такой вежливый. Мне его почему-то жалко стало. У него на столе фотография молодого человека с клюшкой для гольфа. А рядом еще фото, его, вместе с маленькой девочкой. Я думала, это детки. Красивые, говорю. А он отвечает - это не мои, у меня нету, слева это я в молодости. А справа дочь моей подруги. И на «подруге» он замешкался. Может, он ее любил? Но не поставишь же ее фотографию. А девочку можно. А сам он маленький, пухлый, у рубашки рукава подвернуты, длинная слишком. Печатает одним пальцем. А там где с клюшкой, он и правда красивый. У него в общем ведь все хорошо, - она поднимает глаза, - и ничего не поделаешь.
- Я ему очень желаю счастья! - серьезно говорит Янек.
- Пожалуйста, - шепчет Юля - было бы очень хорошо, он, по-моему, хороший человек. Она смотрит, как дрожат у Янека ресницы, и не думает ни о чем. Думать нельзя.
- Еще чаю?
* * *
Они придумали эту игру, когда Янек заболел. Он лежал в темной комнате, врач сказал, что если беречься от света, то зрение может восстановиться. Иди, говорил ей Янек, скорее гулять, потом вернешься и мне все расскажешь. Она рассказывала. Про лошадей на пастбище, про нового приблудного щенка у Фарреллов, черного с белым носом, о том, что зацвели форзиции. А Янек лежал, внимательно слушал, улыбался. Потом зацвели яблони, потом сирень, потом распустились белые и розовые бабочки догвуда - настало лето, Юля рассказывала о том, что миссис Фаррелл родила ребеночка, Джонни, и он получился больной совсем, весь какой-то синенький. Янек опять внимательно слушал, а назавтра приехал новый врач из города, выписал таблетки - и Джонни как подменили, такой стал румяный. А черный щенок, который убежал в мае, вернулся неожиданно, да еще и привел с собой трех совсем маленьких щеночков, оказалось что никакой он не щенок, а маленькая собачка, рожать убегала, у них это бывает.
И у мисс Элиот неожиданно завелся жених после того, как Юля рассказала о том, как она, бедная, по вечерам сидит, подперев голову рукой у окошка и пьет чай, совсем-совсем одна. Во все этом не было ровно ничего удивительного, просто жизнь так складывается, одним везет, другим нет.
Когда рыжего Тима зашибла лошадь, у Юли как раз были экзамены. Не до того было, история получилась никуда негодная. Янек слушал рассеянно, и глаза под веками у него были неподвижны. Тим пожил еще дня три и умер. Юля с тех пор всегда старалась рассказывать как следует.
* * *
- А чего это все время я рассказываю? Давай сегодня ты первый.
- А у меня ничего особо не было. - Янековы пальцы осторожно путешествуют по столу, трогают чашки, блюдечки, ложки, находят салфетку, складывают из нее самолетик. - О, нет, было! Я слушал Шопенгауэра. Он пишет совершенно про меня. Называет то, что я делаю, “эстетическое созерцание” и очень меня хвалит.
- А что ты делаешь?
- Я тебя слушаю. Рассказывай давай! Ты на каблуках, значит что-то хорошее случилось, и духи…
- Ну… - Юля запинается и вдруг вспоминает, и говорит очень быстро: - Ой, да! Я сегодня на улице видела мистера Паттерсона, помнишь я тебе зимой рассказывала про него? Из суда? Он загорелый! Он меня узнал, обрадовался, даже странно. Он теперь выращивает помидоры и перец, и так это выгодно оказалось, что он из суда ушел. А еще они ребеночка взяли, представляешь? Только я не знаю кто «они», может даже с этой его... подругой? Он мне дал карточку, в субботу я к нему за помидорами поеду, это недалеко. Настоящие, не то что этот картон из супермаркета.
Янек слушает и ничего не отвечает.
- Ладно, - сдается она. - Ты же не отстанешь. Ладно. Я сегодня встречалась с Саймоном. Он приезжал на один день, в командировку. Он совсем не изменился, ни на день. Мы ходили в кафе на набережной. Он такой красивый, Янек, у него руки горячие и сухие. И легкие. И быстрые. Как ящерки. Мне его очень жалко. Такой бестолковый, опять в долги влез, на локте дырка. Анни он свою все так же любит, а что толку, десять лет прошло, а он как будто остался там, на островах. Лежит на дне и ждет прилива, а его нет и нет.
- Ты устала. Спать? - ласково говорит Янек.
Юля вздыхает.
- У него очень измученный вид, - говорит она, - я не знаю, чем ему помочь. У меня сердце разрывается.
Янек поднимается из-за стола.
- Постой, - вдруг говорит Юля, - я хочу тебе кое-что еще рассказать. Погоди, я сейчас.
Она возвращается из ванной с зеркалом в руках.
- Я видела, - говорит она, держа перед собой зеркало, - одну женщину. У нее были седые волосы, хотя она еще молодая.
- А имя у нее было? - Янек поворачивает голову.
- Было. У нее были морщины в углах рта, от этого кажется, что она грустная. Чтобы это было незаметно, она улыбалась. Глаза у нее раньше были зеленые, а потом стали серые, давно уже. Все у нее было хорошо, но она очень устала, и ничего нельзя было сделать. Потому что единственное, что она умела, это рассказывать сказки. И даже и это у нее получалось неважно.
Янек стоит у стены. Глаза у него закрыты.
- Ну что ты, - говорит Юля, - что ты! Все хорошо, я устала просто. Эй?
- Я тебе очень желаю счастья, - говорит Янек, - прости меня пожалуйста.
Он делает шаг, и разводит руки в стороны, словно Юля большая, как паровоз, и обнимает ее за плечи.
- Спокойной ночи, - щекотно шепчет Янек, - спокойной ночи, Юсенька, все хорошо.
- Очень, очень хорошо! - горячо кивает Юля, -конечно, хорошо!
Она идет к себе, по пути заглядывает в нему спальню, конечно он все умеет сам, но вдруг? Вот в прошлом году был ветер, открылось окно, с подоконника упала лейка для цветов, пролилась, он поскользнулся, ничего страшного, но почему не проверить, на всякий случай, это же одна минута.
Под одеялом Юле становится очень страшно. Случится, думает она, что-то, чего я хочу больше всего на свете. Мне-то кажется, что я больше всего на свете хочу быть с Саймоном. Но для этого я должна быть свободна. А чтобы быть свободной…
Страх растет из темного угла за комодом, заполняет всю спальню, спать так невозможно, Юля встает, идет на кухню, по пути зажигая лампы, дом становится желтым, медовым, со стен смотрят викторианские дамы и джентльмены, их дети и собаки, с дивана блестит пуговицами Тревиль, их медведь, Янек хорошо помнит как он выглядит. Тревиль за эти годы выгорел на солнце, полинял от чисток, а для Янека он все такой же новый, плюшево-шоколадный. И она тоже, и что она схватила это зеркало, куда лучше бы было, если б он видел ее такой, как тогда, тем более что никуда она особенно оттуда не ушла, осталась там, они вместе остались. И вовсе это не отлив, это капля смолы, через миллион лет она превратится в янтарь, и они останутся внутри, самые счастливые. И никто им не нужен. Она наливает полную рюмку бренди, залпом выпивает. Спиртное ударяет в голову мгновенно, она бредет обратно в спальню, по пути выключая лампочки, падает в постель и засыпает.
* * *
- Юся, - слышит она сквозь сон, - Юська , проснись…
- Мммм? - Юля открывает один глаз, видит темноту, темнота собирается во всклокоченную голову Янека, он трясет ее за плечо.
- Что случилось?
- Юська, зажги свет на минутку?
- Зачем тебе? Ты сам что, не можешь?
- Мне страшно.
- Да что случилось-то?
- Пожалуйста. Понимаешь, мне кажется…
- Закрой глаза руками, а то мало ли - командует Юля и очень медленно тянется к выключателю.