Третий звонок
Лето выдалось жарким и совсем без дождей. К началу августа листва на деревьях побурела, пошла красноватыми пятнами и сухо зашуршала на ветру, словно торопилась прошептать о чем-то скором и тайном, о чем в голос и не скажешь. От этого шороха у Грица каждый раз начиналась какая-то нервная чесотка. Он представлял себя таким же высохшим и побуревшим до времени, уставшим от жары, солнца, пустого синего неба. Хотелось дождя, прохлады, тени, влажных рук ветра, которые мягко оторвут от ветки и понесут, понесут… Куда? Да хоть куда! Лишь бы подальше отсюда.
Но до осени было еще далеко, поэтому Гриц целыми днями бездельничал и много спал. Поиски новых заказов решено было отложить до осени, благо того, что заплатили за последнего клиента, вполне хватало на полгода сносной жизни. Можно, конечно, поехать куда-нибудь к морю, но сама мысль о потной суете аэропорта, забитых обгорелым мясом пляжах, раскаленных узких улочках средиземноморских городов, пропитанных сладковатым запахом разлагающегося в баках мусора, убивала всякое желание шевелиться. Оставалось только пить, бегать по телкам или спать. Но пить в одиночку он запретил себе раз и навсегда, а никого из друзей и, тем более, подруг, ему видеть не хотелось. Да и им Грица, таким, как он был сейчас, серым, тусклым, до предела вымотанным трехмесячной охотой за осторожным и хитрым клиентом - крупной шишкой из РЖД, сильно задолжавшей серьезным людям, встречать не стоило. Он даже перестал заходить в Скайп, чтобы не нарваться случайно на новый заказ и не увязнуть в утомительных и ненужных объяснениях с посредником. Гриц сократил социальную часть своей жизни до коротких пробежек в магазин, а в остальное время ел, спал и часами сидел у открытого окна кухни, наблюдая, как ветер качает крону огромного тополя напротив, да суетятся внизу строители-таджики, затеявшие ремонт фасада.
Именно так, сидя у окна, Гриц и получил Билет. Внезапный порыв ветра пузырем вздул занавески, прошелестел страницами раскрытой книги на подоконнике, прохладной ладонью коснулся небритых щек, а потом уронил на стол маленький коричневый прямоугольник. Сперва Грицу показалось, что это лист дерева, сухой и хрупкий, готовый превратится в труху, стоит взять его в руки. Но нет, прямоугольник не рассыпался. Он был шершавый, твердый и какой-то тяжеленький.
Гриц поднес его к глазам и прищурился, пытаясь разглядеть получше - кусок картона покрывал рисунок из множества отверстий, складывавшихся в цифры и слова. Одно из слов можно было разглядеть совершенно ясно. В верхней части прямоугольника круглой и четкой перфорацией было пробито: «Билет». А ниже, шрифтом помельче, но тоже абсолютно разборчиво: «Пассажир Григорий Остапченко».
Честно говоря, Гриц почти принял все это за сон, который нынче перемежался у него с явью так, что иной раз трудно было отличить одно от другого. Он задумчиво разглядывал билет, вертел его в пальцах, даже понюхал - картон пах пылью, типографской краской и еще чем-то полузабытым, из детских поездок на поезде с родителями. Шпалами, дымком вагонных печек, кислым запахом прокуренного тамбура.
- Вот как, - произнес Гриц задумчиво. - Билет, значит? Типа, валить пора? И кто ж это прикалывается, хотелось бы знать?
И в этот момент в квартире раздался звонок. Гриц вскочил из-за стола, выронив кусочек картона, сердце зашлось барабанной дробью - он никого не ждал. Соседи снизу? Ошиблись адресом? Опера?
Звонок повторился, недолгий, без истерики, какой-то уверенный звонок, словно звонивший на сто процентов знал, что дома кто-то есть.
Надо было идти, хотя бы посмотреть. Гриц снял с кухонной полки жестяную коробку из-под чая, вынул оттуда пистолет и осторожно, на цыпочках, стараясь не шуметь, пошел в коридор. Заглянул в глазок и чуть не выстрелил прямо через филенку - перед дверью стоял крупный дядька в форме! И только в самый последний момент остановился, разглядев на груди у дядьки бляху с паровозом и на фуражке - кокарду с молоточками.
Проводник какой-то, - удивился Гриц, и в это время дядька поднял крупную лапищу с выставленным указательным пальцем.
- Что вам надо? - заорал Гриц через дверь. Почему-то ему показалось очень важным сделать это, не дожидаясь третьего звонка.
Гость опустил руку, откашлялся и заорал:
- Билетики предъявляем! Отправляемся! Провожающих просьба освободить вагоны!
Гриц от неожиданности отпрянул от двери и припал щекой к стене. Сердце уже не колотилось, а словно застряло где-то в горле: «Господи, да кто ж это дуркует? Блин, узнаю - к забору гвоздями прибью!»
- Я никуда не еду! - Прокричал он. - Так и передайте! А еще передайте, что шутка дурацкая получилась! Не смешная!
И он опять прильнул к глазку. Перед дверью никого не было! Таинственный гость исчез буквально за пару секунд, а, меж тем, квартира Грица была в самом торце коридора, и добраться до лифтового холла за такое время можно бы только бегом.
- Шустрый дядька, - усмехнулся Гриц, быстро пошел на кухню и лег животом на подоконник, до половины высунувшись из окна. Хотелось посмотреть, как проводник выйдет из подъезда, куда пойдет дальше, не будет ли кому-нибудь звонить. Гриц жил на пятом этаже, так что хотя бы часть доклада неведомому гаду-заказчику вполне смог бы разобрать.
Двор был пуст - ни единой души. Даже маляры, вечно сидящие у подъезда на корточках возле своих банок с краской и мешков со шпаклевкой, куда-то подевались. Минута проходила за минутой, но успокоиться никак не получалось. Сердце стучало сильнее прежнего, в ушах шумело, Гриц вздрагивал от малейшего шороха - он ждал. Или нового звонка из коридора, или скрипа двери внизу.
И, наверное, поэтому пропустил короткое звяканье, раздавшееся сверху. Нет, вернее, слышать-то он его слышал, но вот отвести взгляд от козырька подъезда было почему-то совершенно невозможно. И только когда на мир вокруг пала тень, он повернул голову ровно на столько, чтобы краем глаза заметить прямо над собой дно стремительно приближавшейся малярной люльки. А вот убрать голову уже не успел.
ПС - погремушка для пропаганды участия в 16-м конкурсе))
Но до осени было еще далеко, поэтому Гриц целыми днями бездельничал и много спал. Поиски новых заказов решено было отложить до осени, благо того, что заплатили за последнего клиента, вполне хватало на полгода сносной жизни. Можно, конечно, поехать куда-нибудь к морю, но сама мысль о потной суете аэропорта, забитых обгорелым мясом пляжах, раскаленных узких улочках средиземноморских городов, пропитанных сладковатым запахом разлагающегося в баках мусора, убивала всякое желание шевелиться. Оставалось только пить, бегать по телкам или спать. Но пить в одиночку он запретил себе раз и навсегда, а никого из друзей и, тем более, подруг, ему видеть не хотелось. Да и им Грица, таким, как он был сейчас, серым, тусклым, до предела вымотанным трехмесячной охотой за осторожным и хитрым клиентом - крупной шишкой из РЖД, сильно задолжавшей серьезным людям, встречать не стоило. Он даже перестал заходить в Скайп, чтобы не нарваться случайно на новый заказ и не увязнуть в утомительных и ненужных объяснениях с посредником. Гриц сократил социальную часть своей жизни до коротких пробежек в магазин, а в остальное время ел, спал и часами сидел у открытого окна кухни, наблюдая, как ветер качает крону огромного тополя напротив, да суетятся внизу строители-таджики, затеявшие ремонт фасада.
Именно так, сидя у окна, Гриц и получил Билет. Внезапный порыв ветра пузырем вздул занавески, прошелестел страницами раскрытой книги на подоконнике, прохладной ладонью коснулся небритых щек, а потом уронил на стол маленький коричневый прямоугольник. Сперва Грицу показалось, что это лист дерева, сухой и хрупкий, готовый превратится в труху, стоит взять его в руки. Но нет, прямоугольник не рассыпался. Он был шершавый, твердый и какой-то тяжеленький.
Гриц поднес его к глазам и прищурился, пытаясь разглядеть получше - кусок картона покрывал рисунок из множества отверстий, складывавшихся в цифры и слова. Одно из слов можно было разглядеть совершенно ясно. В верхней части прямоугольника круглой и четкой перфорацией было пробито: «Билет». А ниже, шрифтом помельче, но тоже абсолютно разборчиво: «Пассажир Григорий Остапченко».
Честно говоря, Гриц почти принял все это за сон, который нынче перемежался у него с явью так, что иной раз трудно было отличить одно от другого. Он задумчиво разглядывал билет, вертел его в пальцах, даже понюхал - картон пах пылью, типографской краской и еще чем-то полузабытым, из детских поездок на поезде с родителями. Шпалами, дымком вагонных печек, кислым запахом прокуренного тамбура.
- Вот как, - произнес Гриц задумчиво. - Билет, значит? Типа, валить пора? И кто ж это прикалывается, хотелось бы знать?
И в этот момент в квартире раздался звонок. Гриц вскочил из-за стола, выронив кусочек картона, сердце зашлось барабанной дробью - он никого не ждал. Соседи снизу? Ошиблись адресом? Опера?
Звонок повторился, недолгий, без истерики, какой-то уверенный звонок, словно звонивший на сто процентов знал, что дома кто-то есть.
Надо было идти, хотя бы посмотреть. Гриц снял с кухонной полки жестяную коробку из-под чая, вынул оттуда пистолет и осторожно, на цыпочках, стараясь не шуметь, пошел в коридор. Заглянул в глазок и чуть не выстрелил прямо через филенку - перед дверью стоял крупный дядька в форме! И только в самый последний момент остановился, разглядев на груди у дядьки бляху с паровозом и на фуражке - кокарду с молоточками.
Проводник какой-то, - удивился Гриц, и в это время дядька поднял крупную лапищу с выставленным указательным пальцем.
- Что вам надо? - заорал Гриц через дверь. Почему-то ему показалось очень важным сделать это, не дожидаясь третьего звонка.
Гость опустил руку, откашлялся и заорал:
- Билетики предъявляем! Отправляемся! Провожающих просьба освободить вагоны!
Гриц от неожиданности отпрянул от двери и припал щекой к стене. Сердце уже не колотилось, а словно застряло где-то в горле: «Господи, да кто ж это дуркует? Блин, узнаю - к забору гвоздями прибью!»
- Я никуда не еду! - Прокричал он. - Так и передайте! А еще передайте, что шутка дурацкая получилась! Не смешная!
И он опять прильнул к глазку. Перед дверью никого не было! Таинственный гость исчез буквально за пару секунд, а, меж тем, квартира Грица была в самом торце коридора, и добраться до лифтового холла за такое время можно бы только бегом.
- Шустрый дядька, - усмехнулся Гриц, быстро пошел на кухню и лег животом на подоконник, до половины высунувшись из окна. Хотелось посмотреть, как проводник выйдет из подъезда, куда пойдет дальше, не будет ли кому-нибудь звонить. Гриц жил на пятом этаже, так что хотя бы часть доклада неведомому гаду-заказчику вполне смог бы разобрать.
Двор был пуст - ни единой души. Даже маляры, вечно сидящие у подъезда на корточках возле своих банок с краской и мешков со шпаклевкой, куда-то подевались. Минута проходила за минутой, но успокоиться никак не получалось. Сердце стучало сильнее прежнего, в ушах шумело, Гриц вздрагивал от малейшего шороха - он ждал. Или нового звонка из коридора, или скрипа двери внизу.
И, наверное, поэтому пропустил короткое звяканье, раздавшееся сверху. Нет, вернее, слышать-то он его слышал, но вот отвести взгляд от козырька подъезда было почему-то совершенно невозможно. И только когда на мир вокруг пала тень, он повернул голову ровно на столько, чтобы краем глаза заметить прямо над собой дно стремительно приближавшейся малярной люльки. А вот убрать голову уже не успел.
ПС - погремушка для пропаганды участия в 16-м конкурсе))