Выход №11. Амальгаматор
Автор scardanelli
- Амальгам, тебе какой сегодня парик? Рыжий, седой?
- Голубой, - говорит Амальгам Казимирович, и жена не сразу понимает, шутит он или нет.
К сожалению, нет. Придется доставать из-под кровати, делать вид, что парик постиран и высушен:
- Амальгам, все-таки ты псих.
- Если меня съедят, то кто тебя будет кормить? - отвечает Амальгам, забивая вату в лифчик. - Дуня?
- Дуню я сама съем, - говорит жена.
У Амальгама Казимировича две дочери: Дуня и Таня. Таня потолще, но Дуня, видимо, повкуснее. Она лежит в своей кроватке как на блюде, в гарнире подушек. Амальгам Казимирович наклоняется и хищно целует ее.
- Дуня, она тебя не съест. Я тебя сам съем, - он касается носа ребенка зубами, и тот просыпается. За окном, взъерошивая тени, встает солнце. Можно выходить.
Амальгам Казимирович любит ходить на работу длинным путем. Он почти не оглядывается вокруг, старательно изучая следы на снегу: нет ли среди них лап или хвостов. Хвост оставляет длинную косую линию, похожую на саблю. Лапы - это четыре кружочка и маленькие коготки по сторонам. Если тигр устает, то он ложится на снег всем туловищем, оставляя после себя покрытую черно-рыжими волосами ложбину. Этих ложбин Амальгам Казимирович боится больше всего. Но их отсутствие тоже пугает его: значит, тигры еще ни разу не устали, значит они твердо идут по следу. Длинная юбка путается между ног. Амальгам Казимирович одергивает ее и идет дальше. Его голубой, крашеный синькой, парик, нервно огибая фонарные столбы и редких прохожих, доплывает до остановки и исчезает в троллейбусе.
Школьники, как всегда, уступают ему место. Амальгам Казимирович благодарит их, подбирает юбку, аккуратно присаживается на сиденье и смотрит, нет ли поблизости рекламы «Билайна». Черно-желтые полоски тяготят Амальгама Казимировича. Ему начинает казаться, что тигры подобрались уже совсем близко и вот-вот схватят его. Он проскальзывает пальцами по бюстгальтеру, проверяя, не съехал ли он набок, проводит языком по губам. Вкус помады успокаивает Амальгама Казимировича. «Тигр никогда не нападет на женщину, особенно престарелую», - говорил ему отец. Правда, отца в конце концов съели: подвели съехавшие невовремя чулки. Амальгам Казимирович взял себе за правило каждую неделю выбривать ноги; а раз в месяц, запершись в туалете, постукивать себе по икрам молоточком для мяса, чтобы сымитировать варикозное расширение вен.
От остановки до конторы идти совсем недолго: перейдя через шумный проспект, Амальгам Казимирович тщательно осмотрел заметенную снегом полянку перед входом в поисках следов. Все чисто. Если тигры и были здесь, то не позднее прошлого вечера. Он повернулся спиной к двери и вошел в подъезд задом наперед: чтобы, если что, никто не мог проскользнуть за ним следом. Постучался в железную дверь.
- Маркиза, вы здесь? - спрашивает голос изнутри.
- Какая на…й маркиза!? Это Амальгам Казимирович, - ответил Амальгам Казимирович не без удовольствия: пароль он придумал сам.
- Может быть, маркизе угодно войти? - поинтересовался голос. Дверь открылась и Амальгам Казимирович зашел внутрь.
Как и следовало ожидать, Семен Александрович был уже пьян, и, судя по всему, пил он еще с вечера.
- Семен Александрович, почему вы пьете? Вы несчастны? - сказал Амальгам Казимирович, сделав приторно-заботливое лицо. - Может быть, вы хотите, чтобы нас съели?
Семен Александрович молчит. Кажется, он и вправду несчастен. У него чешется грудь, левая лямка бюстгальтера натерла ему подмышку. Ему очень хочется спать. Но одновременно ему хочется набить морду Амальгаму Казимировичу, в словах которого он услышал некий этический вызов. Подобная противоречивость устремлений приводит тело Семена Александровича в горизонтальное положение.
- Вы, Семен Александрович, даже не представляете, в какое опасное время мы живем, - произносит назидательно Амальгам Казимирович. - Я, Семен Александрович, убил своего первого тигра, когда мне было тринадцать лет. И то, что я до сих пор жив, - здесь Амальгам Казимирович снял шубку и накрыл ею Семена Александровича, - объясняется только тем, что я, во-первых, осторожен; во-вторых, я не напиваюсь по ночам, а в-третьих…
Что же было в-третьих, не услышал ни Семен Александрович, ни сам Амальгам Казимирович. Ровно в десять утра из-за стены начинали доноситься шум, лязг, скрежет и всяческое иное звуковое изобилие. Кажется, там находился цех по производству чего-то чугунного. Амальгаму Казимировичу офис очень нравился: шум надежно отпугивал тигров. Он даже с наслаждением вслушивался в то, как падали на пол то ли бревна, то ли металлические заготовки; вылавливал во всеобщей какофонии звуки пилы и дрели.
В это время Семен Александрович страдал на диване:
- Амальгам, когда-нибудь это закончится?
Но товарищ не слышал его. От этого Семен Александрович начинал жаловаться все громче и громче, срывая голос:
- Амальгам, уедем куда-нибудь! Пусть нас съедят! В особенности - тебя, Амальгам! Ты слышишь? Я хочу, чтоб тебя съели…, - Амальгам Казимирович испуганно обернулся: он услышал Семена Александровича. Шум неожиданно замер, и на поверхности тишины всплыли, как в ночном лесу, шорохи, звериное дыхание, глухой рык и звуки лап и хвостов.
Амальгам Казимирович бросился к двери, было поздно. Черно-рыжие тигры проскользнули внутрь, скрутили Семена Александровича и потащили его по коридору. Амальгам Казимирович шел сам.
- Амальгам, - сказали тигры. - Теперь ты умрешь. Все это время мы были рядом, а ты не замечал нас. Ты думал, что шум защитит тебя, - но это шумели мы, тигры. Посмотри, мы построили для тебя машину смерти - Амальгаматор.
Они зашли в цех, и Амальгам Казимирович увидел огромный, высотой в два человеческих роста механизм, в верхней части которого зияло широкое черное отверстие. Встав по-цирковому друг на друга, тигры засунули в него Семена Александровича. Тот коротко вскрикнул, упал внутрь, вскрикнул еще раз, и через пару минут из-под машины показался маленький ручеек крови. Амальгам Казимирович окунул в нее палец и смочил себе губы. Она была сладковатой на вкус, почти как губная помада.
1. Амальгам Казимирович
2. Убил первого льва в 13 лет
3. Голубой парик
4. Дешевый офис стеной соседствует с шумным производством. От шума ничего не спасает: ни двойные окна, ни музыка в наушниках.
5. «Маркиза, вы здесь?»
- Амальгам, тебе какой сегодня парик? Рыжий, седой?
- Голубой, - говорит Амальгам Казимирович, и жена не сразу понимает, шутит он или нет.
К сожалению, нет. Придется доставать из-под кровати, делать вид, что парик постиран и высушен:
- Амальгам, все-таки ты псих.
- Если меня съедят, то кто тебя будет кормить? - отвечает Амальгам, забивая вату в лифчик. - Дуня?
- Дуню я сама съем, - говорит жена.
У Амальгама Казимировича две дочери: Дуня и Таня. Таня потолще, но Дуня, видимо, повкуснее. Она лежит в своей кроватке как на блюде, в гарнире подушек. Амальгам Казимирович наклоняется и хищно целует ее.
- Дуня, она тебя не съест. Я тебя сам съем, - он касается носа ребенка зубами, и тот просыпается. За окном, взъерошивая тени, встает солнце. Можно выходить.
Амальгам Казимирович любит ходить на работу длинным путем. Он почти не оглядывается вокруг, старательно изучая следы на снегу: нет ли среди них лап или хвостов. Хвост оставляет длинную косую линию, похожую на саблю. Лапы - это четыре кружочка и маленькие коготки по сторонам. Если тигр устает, то он ложится на снег всем туловищем, оставляя после себя покрытую черно-рыжими волосами ложбину. Этих ложбин Амальгам Казимирович боится больше всего. Но их отсутствие тоже пугает его: значит, тигры еще ни разу не устали, значит они твердо идут по следу. Длинная юбка путается между ног. Амальгам Казимирович одергивает ее и идет дальше. Его голубой, крашеный синькой, парик, нервно огибая фонарные столбы и редких прохожих, доплывает до остановки и исчезает в троллейбусе.
Школьники, как всегда, уступают ему место. Амальгам Казимирович благодарит их, подбирает юбку, аккуратно присаживается на сиденье и смотрит, нет ли поблизости рекламы «Билайна». Черно-желтые полоски тяготят Амальгама Казимировича. Ему начинает казаться, что тигры подобрались уже совсем близко и вот-вот схватят его. Он проскальзывает пальцами по бюстгальтеру, проверяя, не съехал ли он набок, проводит языком по губам. Вкус помады успокаивает Амальгама Казимировича. «Тигр никогда не нападет на женщину, особенно престарелую», - говорил ему отец. Правда, отца в конце концов съели: подвели съехавшие невовремя чулки. Амальгам Казимирович взял себе за правило каждую неделю выбривать ноги; а раз в месяц, запершись в туалете, постукивать себе по икрам молоточком для мяса, чтобы сымитировать варикозное расширение вен.
От остановки до конторы идти совсем недолго: перейдя через шумный проспект, Амальгам Казимирович тщательно осмотрел заметенную снегом полянку перед входом в поисках следов. Все чисто. Если тигры и были здесь, то не позднее прошлого вечера. Он повернулся спиной к двери и вошел в подъезд задом наперед: чтобы, если что, никто не мог проскользнуть за ним следом. Постучался в железную дверь.
- Маркиза, вы здесь? - спрашивает голос изнутри.
- Какая на…й маркиза!? Это Амальгам Казимирович, - ответил Амальгам Казимирович не без удовольствия: пароль он придумал сам.
- Может быть, маркизе угодно войти? - поинтересовался голос. Дверь открылась и Амальгам Казимирович зашел внутрь.
Как и следовало ожидать, Семен Александрович был уже пьян, и, судя по всему, пил он еще с вечера.
- Семен Александрович, почему вы пьете? Вы несчастны? - сказал Амальгам Казимирович, сделав приторно-заботливое лицо. - Может быть, вы хотите, чтобы нас съели?
Семен Александрович молчит. Кажется, он и вправду несчастен. У него чешется грудь, левая лямка бюстгальтера натерла ему подмышку. Ему очень хочется спать. Но одновременно ему хочется набить морду Амальгаму Казимировичу, в словах которого он услышал некий этический вызов. Подобная противоречивость устремлений приводит тело Семена Александровича в горизонтальное положение.
- Вы, Семен Александрович, даже не представляете, в какое опасное время мы живем, - произносит назидательно Амальгам Казимирович. - Я, Семен Александрович, убил своего первого тигра, когда мне было тринадцать лет. И то, что я до сих пор жив, - здесь Амальгам Казимирович снял шубку и накрыл ею Семена Александровича, - объясняется только тем, что я, во-первых, осторожен; во-вторых, я не напиваюсь по ночам, а в-третьих…
Что же было в-третьих, не услышал ни Семен Александрович, ни сам Амальгам Казимирович. Ровно в десять утра из-за стены начинали доноситься шум, лязг, скрежет и всяческое иное звуковое изобилие. Кажется, там находился цех по производству чего-то чугунного. Амальгаму Казимировичу офис очень нравился: шум надежно отпугивал тигров. Он даже с наслаждением вслушивался в то, как падали на пол то ли бревна, то ли металлические заготовки; вылавливал во всеобщей какофонии звуки пилы и дрели.
В это время Семен Александрович страдал на диване:
- Амальгам, когда-нибудь это закончится?
Но товарищ не слышал его. От этого Семен Александрович начинал жаловаться все громче и громче, срывая голос:
- Амальгам, уедем куда-нибудь! Пусть нас съедят! В особенности - тебя, Амальгам! Ты слышишь? Я хочу, чтоб тебя съели…, - Амальгам Казимирович испуганно обернулся: он услышал Семена Александровича. Шум неожиданно замер, и на поверхности тишины всплыли, как в ночном лесу, шорохи, звериное дыхание, глухой рык и звуки лап и хвостов.
Амальгам Казимирович бросился к двери, было поздно. Черно-рыжие тигры проскользнули внутрь, скрутили Семена Александровича и потащили его по коридору. Амальгам Казимирович шел сам.
- Амальгам, - сказали тигры. - Теперь ты умрешь. Все это время мы были рядом, а ты не замечал нас. Ты думал, что шум защитит тебя, - но это шумели мы, тигры. Посмотри, мы построили для тебя машину смерти - Амальгаматор.
Они зашли в цех, и Амальгам Казимирович увидел огромный, высотой в два человеческих роста механизм, в верхней части которого зияло широкое черное отверстие. Встав по-цирковому друг на друга, тигры засунули в него Семена Александровича. Тот коротко вскрикнул, упал внутрь, вскрикнул еще раз, и через пару минут из-под машины показался маленький ручеек крови. Амальгам Казимирович окунул в нее палец и смочил себе губы. Она была сладковатой на вкус, почти как губная помада.
1. Амальгам Казимирович
2. Убил первого льва в 13 лет
3. Голубой парик
4. Дешевый офис стеной соседствует с шумным производством. От шума ничего не спасает: ни двойные окна, ни музыка в наушниках.
5. «Маркиза, вы здесь?»