Конкурсный текст: Поллетница
Авторы: helgvar, somesin
Если вы направляетесь в Белобрег, лучшим выбором будет остановиться в «Лунном Буйволе» у Риба Молочника. Если вы направляетесь в Ашхи Самбуду, лучшим выбором будет остановиться в «Дырявом Окоеме» у Тассти Аспинаэлля. Если вы направляетесь в Поллетницу, лучшим выбором будет остановиться сразу.
Из Путевых заметок по городам Дальних Берегов.
- Расстояние от Всяколыцаревки до Мокрой Рыбицы не велико и не мало, - продолжил Эсхил, выковырявши особо криводушную кость из мощных, несколько излишне свободолюбивых зубов.
Томастон вздохнул, втягивая свежий аромат привольных холмов пополам с душком давно не чищенной кляченки, - его-то, ученика, ужин данными упоительными блюдами и ограничился. Стило царапало по дощечке, оставляя игриво наползающие друг на дружку значки.
- Н-да-с, - пробурчал Эсхил, щурясь на подкрадывающееся к растрепанным кронам солнце, - не велико, отрок, и не мало - в плепорцию чтобы, подкрепившись с утречка в одном селении, отужинать во втором.
Томастон вздохнул: дневной переход между двумя оставшимися позади деревушками мог ухнуть только расслабленный калека, либо же путник, упившийся до изумления, - навроде хоть бы известного всему миру землеписца и странника Эсхила Ксенометея. Впрочем, деревенщина, на чьей колымаге они приткнулись нынче, оказался счастливым обладателем одра, даже еще более стремительного. Походило на то, что и заночевать придется очень даже в пасторальных декорациях, хоть Томастон и предпочел бы - в городских стенах.
Эсхил же лучился смирением, покладистостью и предвкушением, от которых худосочные, зато зверски многочисленные мурашки устроили целый парад на тощей спине его ученика. Еще от наставника разило перегаром, но это, как полагал Томастон, был врожденный запах мастера-землеписца, или вроде того. Точно так же, как отроду Ксенометей, видимо, обладал умением изобильно, разнообразно и задушевно ругаться на любом языке…
И все же еще стояли вокруг густые сумерки, замешенные на мелких мигающих звездочках и соленоватом ветру, когда телега замедлила ход, а там и стала; Томастон выткнул разлохмаченную шевелюру над бортом, и уперся взглядом в огромные, сажен в шесть ворота, снабженные громадными символами - полусолнце и полуснежинка - по одному на каждой створке.
- О! - значительно напыжился сиволапый возница и воздел волосатый палец над засаленным колпаком. - Это вона и есть - Город. Поллетница, значит; вона как!
Томастон поднялся во весь рост. Потом протер глаза. Потом беспомощно оглянулся на мэтра - и едва не выругался и сам: учитель уже выбирался из телеги, отряхая солому и чего-то лихорадочно бормоча под нос. Ученик сокрушенно покачал головой и тоже спрыгнул в раздолбанную колею.
Поллетница воистину была городом контрастов, как и упоминал Ксенометей по пути. Вот взять, к примеру, стену, высившуюся с одной стороны ворот исполинской препоной, а по другую сторону имевшую вид груд каменного боя, у которого несколько человек, воровато озираясь, нагружали небольшими валунами тачки. Позади Томастона Эсхил важно сунул в лапу вознице монету, немедля оцененную вслух - и похоже, нелестно, - прожженным, невзирая на простаковатую внешность, крестьянином. Ксенометей бурно и щедро продемонстрировал сквернословье свое дарование, а затем гордо отвернулся и, непоколебим посреди бурливой брани оппонента, зашагал к страже.
Стражей также было двое, и вопреки всему, виданному Томастоном в других местах, одеты и вооружены оба были тоже совсем по-разному: один, в зеленых цветах, в каппалине, кирасе и с алебардой, был чисто выбрит, брав, подтянут и моложав, второй же оказался седовласой бородатой горой звероватого вида в синем, затянутой в кольчугу и с нахлобученным на космы шишаком. У этого в руках были булава и свернутая плеть, которыми он попеременно и принялся тыкать в Томастона и его учителя. Сзади с разочарованным скрипом разворачивалась колымага деревенщины, поначалу рванувшегося было выбивать справедливую оплату из землезнатца.
- Что ж, - скучающим тоном заявил Эсхил, - что ж, записывай, отрок: стража в Поллетнице зверствует неописуемо и поборами разоряет честных людей, не исключая и честных географов!
Стражник воззрился на ученого изумленно. Потом подозрительно оглядел Томастона, который торопливо царапал стилом табличку, и в пренебрежимо малых глазках запылала невероятно радостная эмоция.
- А-а-а-а! Соглядатаи! - громыхнул страж ворот торжествующе.
- Тихо ты! - отозвался его напарник, - Болван здоровенный… Это же географы! Ну, реклама нашему городу, особенно когда ихние путевые заметки не только в пергаменте, а еще и в бересте выйдут, да на каждом базаре окажутся!
И аккуратный стражник почтительно склонился и указал рукой в сторону города, сонно вздыхающего в глубине за воротами. Уже в спины шустро зашагавшим вперед землеведу с подмастерьем вежливый голос произнес:
- Только, господа, да будет вам известно, что в нашем доблестном городе все преисполнено самых ярких контрастов! Посему любезнейше прошу не удивляться некоторым… чрезмерностям и несуразностям… да. Милости просим.
Стоит ли говорить, что Ксенометею не было никакого дела до предупреждений?
А не было. И совершенно напрасно.
В одной из гостиниц было совершенно невыносимо: грязно, все заволокло паутиной, колченогие столы в общем зале жизнерадостно раскачивались ближе к стенам, залитые пивом и соусами, да вдобавок номера были размером с конуру для чихуахуа… зато как же великолепно пахло из кухни! В другой, напротив, было чисто, светло, уютно, просторно - однако нестерпимо воняло, да и с виду подобной пищей могли бы наесться разве что легендарные Камнеточцы, которые изгрызают Кости Земли. Одна сторона тротуара была подметенной, широкой, удобной, другая грязной, узкой, ухабистой; зато от скверной стороны держались подальше экипажи и верховые, запросто проносившиеся прямо по просторной пешеходной части напротив.
Эсхилу все было нипочем. Каждое новое место дополняло его познание мира, а попутно - и его дыхание отдельной ноткой перегара, пока, наконец, Томастон не сообразил, что пора остановиться, иначе дальше он мэтра уже тащить не сможет - почтенный Эсхил уже нацелился натуральным образом уснуть на плече подмастерья.
- А-а-ааах! - раздалось над ухом у ученика землезная, и он, отшатнувшись, и два раза чуть не уронив учителя, обнаружил рядом с собою здоровенного полуголого типа с серьгами во всех выступающих частях головы и единственным, совершенно ифритским на вид, рогом на лбу.
- Ифрит, - тоскливо констатировал Томастон, приготовившись лишаться денег, кошелька, здоровья и прирожденного обличья - в произвольном порядке и по праву произвола: он позволял себе почитывать первые главы Путеводителя, написанные рукой неведомого малограмотного бедняги, чье освободившееся место и занял, собственно, юноша.
- Полуифрит, - важно поправил незнакомец. - ПОЛУифрит. Это же Поллетница, судари мои! Это же… это же кладезь достоинств и чудес. Неужели вы здесь не затем, чтобы испытать местные достопримечтальности и развлечения?!
- Д-да? - взволнованно покачнулся Эсхил, и совершенно по-жеребячьи перебрал ногами, - И что же - много у вас тут достопримечательностей и развлечений?!
Томастон нервно спрятал руки под мышки, крепко прижимая ладони, которым сделалось просто невмоготу. Полуифрит широко улыбнулся, свирепо тараща карие глаза с поволокой:
- Ровно половина от бесконечности, почтенный землеписец!
Эсхил замер, подобно раскормленному рыжему кухнеброду, обнаружившему, что укрывавший его веник только что убрали. Глаза бывалого путешественника разгорались опасным светом, и ученик, вполне в духе дивного города, левой ногой сделал шаг назад, а одной рукой стал покорно нашаривать письменные принадлежности. Ксенометей наконец уложил обратно в сознание все, что сплавлялось оттуда по бушующей реке алкогольных возлияний, - вернее, все, необходимое в данную минуту, а остальному предоставил возможность с ликованием драпать дальше. И веско, с некоторой вальяжностью молвил, безуспешно тужась обогатить интонацию иронией, сарказмом или чем-то вроде:
- И которая же это половина бесконечности, гид?!
Полуифрит сощурился и решительно объявил:
- Разумеется, правая!
Эсхил был сражен. Путешественник и землезнай возжаждал немедля приступить к ознакомлению с правой половиной бесконечности чудесных вещей и мест Поллетницы - стоит напомнить, занимавшей от силы пару гектар прибрежной территории. Справедливости ради стоит отметить, что Томастон колебался несколько дольше, чем… словом, больше он уже никогда не видел своего многомудрого наставника, и даже не знал, сумел ли тот протрезветь после местных хмельных зелий.
Будучи же совершенно честными, отметим, что ученик географа некоторое время спустя все же подошел к углу, за которым скрылись полуифрит с ученым, и убедился, что Эсхила и впрямь не зарезали за первым же углом. Проявив несвойственную ему прежде твердость характера, Томастон даже проверил, как обстоят дела со вторым, третьим и четвертым углами, - а затем оказался на перекрестке, и - о, диво, одно из бессчетных чудес Поллетницы! - справа виднелись городские врата.
Не далее как вечером ученик, поклявшийся за воротами Поллетницы никогда-преникогда не странствовать куда бы то ни было, расположился на сеновале рачительной деревенщины в близлежащем селении - и по привычке прилежно внес в записи несколько изобличающих строк о диковинном городе. Потом стер. И написал снова.
Потом отложил стило и лег в сено, пахнущее травами, мышами и пылью.
Некоторое время вокруг него кружились хрупкие полногрудые фигурки, улыбаясь аккуратными губками и касаясь узенькими маленькими ладошками, но вскоре откуда-то возник здоровенный полуифрит, бегущий с одного края сна на другой и прячущий прелестниц в бесформенный мешок, на котором корявыми знаками было выведено «Левая».
Тут Томастон сообразил, что уже спит.
Ну и правильно, ведь завтра надо будет найти телегу до Сизогуры…
Так родился величайший из знатоков Тридевяти Земель - Томастон Путник. По крайней мере, так он написал в своих Путевых заметках, без которых… правильно, дети! без которых не следует выходить даже в соседский двор.