Еще одна ночь перед Рождеством
Тиха украинская ночь. Только шинкарь перепрятывает сало, да думский дьяк, заглянувший в шинок "на минуточку" еще утром, пытается волевым усилием уйти прочь, прочь - от початой бутылки с горилкой, дымящейся в глиняной тарелке горки вареничков с густой сметаною, малосольных огурчиков, разложенных на досточке, да присыпанной зеленым лучком круглой вареной картошечки с маслом и чесночком...
- Грубый ты чоловик, шинкарь! - вздыхает дьяк, с трудом фокусирует взгляд на огурчиках, цапает один и с демонстративной обидой хрустит.
- Ну нэма в мэни больше сала, ну що я тебе зроблю?! Нэмае!!
- Угу, нэмае... А у хлеву цельный хряк спит - чого ж ты яво не заколов в ентом року?!
- Так вин же ж тильки порося! Трохи худой ишшо...
Тиха украинская ночь. Плывет по темному небу бледно-желтый месяц, как чья-то хитрая улыбка среди подмигивающих звезд. Поднимается вверх дым над домами, в одном из которых наверняка собирается сельская молодежь, чтобы пойти колядовать. Безмятежно спит в хлеву недооткормленный кабанчик.
Именно в такую ночь вышел из родной хаты и решительно зашагал к околице Микола, сын кузнеца и сам считавшийся одним из лучших кузнецов на ближайшие хутора. У развилки протоптанных в снегу дорожек чуть поколебался - свернуть ли к шинку, утопить ли сначала свое горе в горилке с малой толикой свежепосоленного сала для закуси, либо ж пойти прямо к реке, потому что сало у шинкаря все равно не такое вкусное, как делает бабушка Солоха. Раздумывал хлопец, впрочем, недолго и, махнув рукой - "К чертям всю эту деревню вместе с шинком! Хотя шинкарь похоже и так оттуда..." - затопал по дорожке налево.
Ни по сторонам - на теплый свет в окошках хат, ни вперед - туда, где далекой темной полосой виднелся берег реки - погруженный в свои мрачные мысли Микола не смотрел, потому на девичьи ноги наткнулся совершенно неожиданно. Медленно поднял взгляд: от красных сафьяновых сапожек, расшитых изящным золотым узором, выше, к - "тьфу, срамота какая!.." - бесстыже оголенным коленкам, и дальше - к отнюдь не длинной кожаной юбочке и кожаной же курточке, изящной шее и прекрасному в своем совершенстве лицу. В пышной гриве темных волос незнакомки, сидевшей на сугробе, прятались небольшие рожки, а хвост венчала аккуратная кисточка.
- Далеко ли ты собрался, хлопец? - чертовка улыбалась ласково, но в голосе ее звучала явная и беспримесная насмешка.
- Топиться, - буркнул Микола и, обойдя преграждавшие путь сапожки, потопал дальше.
Далеко уйти не удалось - уже на третьем сугробе сидела та же самая чертовка, непринужденно болтающая ногой и разглядывающая звезды.
- Топиться - это хорошо, это правильно. Нынче лед на реке, правда, твердоват, но если ты с обрыва сиганешь - то, может, и проломишь...
- Тебе-то какое дело?!
- Мало ли... Вдруг смогу помочь решить твои проблемы. И топиться не придется.
Микола помолчал, подумал.
- Знаем мы ваши бесовские увертки. Мне батя рассказывал, как какой-то черт помогал ему для мамы черевички достать.
- Ну, мой отец мне тоже много чего рассказывал, - чертовка с усмешкой глянула куда-то вбок и вниз.
- Так вот ты откуда взялась!! Но... на тебе ж и не уедешь далеко, даже если ты, как твой отец, помогать возьмешься!
- Уехать на мне?! Парень, откуда в вашей деревне такие познания о древне-индийских играх Камасутры??!
- Кама... чего?
- Забудь. Так, что - помогать тебе, нет?
- Ты душу мою в обмен запросишь!
- Нет, ты странный, надо признать, - чертовка якобы удивленно развела руками. - То сам топиться идешь и добровольно душу свою загубить хочешь, то вдруг с неплохим психоаналитиком поговорить стесняешься.
- С пси... кем?
- Забудь. Так, что - будешь рассказывать?
- Да чего тут рассказывать... Девушку я люблю. Самую лучшую в мире!! А жениться на ней не могу...
- Тю... Такой гарный хлопец - да ты себе десять таких дивчин найдешь! А твоя Галя просто балована!
- А ты откуда знаешь, что ее Галей кличут? - вскинулся Микола. - И вовсе она не балована, это ее отец против. Он - городской голова, нынче вот под Рождество проведать родню в нашу деревню приехал. Ну, он прав, конечно: она - девушка красивая, городская, богатая, образованная, а я...
- Папа! - чертовка снова посмотрела вбок и вниз. - Папа, я понимаю, что семейная жизнь и мамина готовка сделали тебя добрее, но все равно не поняла: зачем ты меня к этому размазне отправил? Он же ж лучше утопится, чем хоть что-нибудь сделает, чтоб на любимой жениться!
- А что я сделаю? - вспыхнул Микола. - Черевичками не удивишь, голова для своей дочери наряды из Парижу выписывает! И обувь... И куафюры в Лондонах каких-то заказывает...
- Ты прекрати мне тут носом хлюпать! - строго сказала чертовка. - Отвечай: любишь дивчину?!
- Люблю! Жизнь без нее не мила! Все сделаю, все отдам, только чтобы с ней быть, ее счастливой сделать!!
- А она? Она тебя любит?
- Любит! Сама говорила! И даже со мной хотела пойти топиться, но я не дал.
- Ладно. Верю, - бесовка хитро прищурилась, склонила голову набок. - Тогда вспоминай, о чем голова как о чуде рассказывал? Чем перед вами, деревенщинами, похвалялся?
Микола задумался надолго.
- ... Экипаж он самоходный описывал, - придумал наконец. - Наши-то его чуть на смех не подняли, ты, говорят, от горилки местной отвык, ишь как тебя забирает, а он на своем стоит: был, говорит, в столице, а у них там, говорит, карета без лошадей ездит, токмо на движителе внутреннем...
- Автомобиль, что ли? - чертовка веселилась от души. - Да уж, фантазия знатная, а главное - такого точно ни у кого в вашей деревне больше не будет! Еще лет сто примерно!
- Чего ты опять насмехаешься? - насупился Микола. - И утопнуть не дала, и фантазией обзываешься!..
- Да я не обзываюсь. Просто дельце-то для тебя невероятным кажется, а мне-то - на один оборот.
- На один чего?
- Забудь. Смотри просто.
Она крутанулась на каблуке, исполнив при этом удалой, залихватский свист. От этого свиста у кузнеца заложило уши, а толстый январский лед на реке пошел крупными трещинами. Где-то в тихом ночном лесу, не разобравшись спросонья, зазаикалась-закукукала кукушка. Антивирусом Касперского всхрюкнул потревоженный кабанчик.
- Поворотись, хлопец, - с довольным прищуром велела чертовка. - Дывысь, яка красота!
Кузнец не выдержал и все-таки перекрестился. Не помогло - чертовка, конечно, поморщилась, но ничего не сказала, а бесовская машина никуда не делась. При лунном свете на дороге гордо сиял молочно-белый лимузин.
- ...
- Хоть бы спасибо сказал, неуч, - не удержалась от ехидства исполнительница желаний. - Как и обещала ведь, самоходную карету тебе доставила. Ну как самоходную... До города вам бензину, пожалуй, хватит, а там уж, извини - заправки в вашем веке еще не построили, а на местной солярке лимузин далеко не уедет. Но ничего. Ты, кузнец, у нас парень мастеровитый, выкрутишься. Запряжешь в лимузин пару лошадей, будешь детишек своих, маленьких кузнечиков, по городу катать.
- Благодетельница!!! - хлопец бухнулся на колени, кинулся целовать ноги в сафьяновых сапожках.
- Ладно, ладно, хватит, - усмехалась чертовка. - Ступай к своей суженой, расправляй павлиний хвост, маши крыльями. Давай только объясню сначала, как коробкой-"автомат" пользоваться...
Оставаясь незамеченной и наблюдая издалека за суетой возле дома головы, чертовка что-то довольно мурлыкала себе под нос. И звонко расхохоталась, когда Микола, гордо вышагивая, начал перетаскивать в лимузин невестин багаж.
- Дело сделано. Прости, что не совсем так, как ты задумывал, па, - бросила лукаво-виноватый взгляд куда-то вбок и вниз. - Я все-таки у вас получилась чертовски сентиментальной: не могу не помочь людям, когда вижу, что они искренне любят друг друга. Впрочем, ты сам виноват! Никто ж тебя не заставлял влюбляться в рождественского ангела... А мама всегда одобряет только счастливые развязки. С другой стороны... способ еще не раз напомнить кузнецу о себе я, безусловно, не упущу...
Подмигнув луне, чертовка трижды крутанулась на левом каблучке. Вьюга закружилась, окутав хрупкую фигурку белым облаком, и вдруг мгновенно закончилась, оставив только искрящийся снег на совершенно гладкой, без малейшего следа, равнине.
В одном из чемоданов, которые таскал улыбающийся до ушей Микола, рядом с белой батистовой сорочкой и красным кружевным пеньюаром "из самого Парижу" появились... маленькие накладные рожки.
- Грубый ты чоловик, шинкарь! - вздыхает дьяк, с трудом фокусирует взгляд на огурчиках, цапает один и с демонстративной обидой хрустит.
- Ну нэма в мэни больше сала, ну що я тебе зроблю?! Нэмае!!
- Угу, нэмае... А у хлеву цельный хряк спит - чого ж ты яво не заколов в ентом року?!
- Так вин же ж тильки порося! Трохи худой ишшо...
Тиха украинская ночь. Плывет по темному небу бледно-желтый месяц, как чья-то хитрая улыбка среди подмигивающих звезд. Поднимается вверх дым над домами, в одном из которых наверняка собирается сельская молодежь, чтобы пойти колядовать. Безмятежно спит в хлеву недооткормленный кабанчик.
Именно в такую ночь вышел из родной хаты и решительно зашагал к околице Микола, сын кузнеца и сам считавшийся одним из лучших кузнецов на ближайшие хутора. У развилки протоптанных в снегу дорожек чуть поколебался - свернуть ли к шинку, утопить ли сначала свое горе в горилке с малой толикой свежепосоленного сала для закуси, либо ж пойти прямо к реке, потому что сало у шинкаря все равно не такое вкусное, как делает бабушка Солоха. Раздумывал хлопец, впрочем, недолго и, махнув рукой - "К чертям всю эту деревню вместе с шинком! Хотя шинкарь похоже и так оттуда..." - затопал по дорожке налево.
Ни по сторонам - на теплый свет в окошках хат, ни вперед - туда, где далекой темной полосой виднелся берег реки - погруженный в свои мрачные мысли Микола не смотрел, потому на девичьи ноги наткнулся совершенно неожиданно. Медленно поднял взгляд: от красных сафьяновых сапожек, расшитых изящным золотым узором, выше, к - "тьфу, срамота какая!.." - бесстыже оголенным коленкам, и дальше - к отнюдь не длинной кожаной юбочке и кожаной же курточке, изящной шее и прекрасному в своем совершенстве лицу. В пышной гриве темных волос незнакомки, сидевшей на сугробе, прятались небольшие рожки, а хвост венчала аккуратная кисточка.
- Далеко ли ты собрался, хлопец? - чертовка улыбалась ласково, но в голосе ее звучала явная и беспримесная насмешка.
- Топиться, - буркнул Микола и, обойдя преграждавшие путь сапожки, потопал дальше.
Далеко уйти не удалось - уже на третьем сугробе сидела та же самая чертовка, непринужденно болтающая ногой и разглядывающая звезды.
- Топиться - это хорошо, это правильно. Нынче лед на реке, правда, твердоват, но если ты с обрыва сиганешь - то, может, и проломишь...
- Тебе-то какое дело?!
- Мало ли... Вдруг смогу помочь решить твои проблемы. И топиться не придется.
Микола помолчал, подумал.
- Знаем мы ваши бесовские увертки. Мне батя рассказывал, как какой-то черт помогал ему для мамы черевички достать.
- Ну, мой отец мне тоже много чего рассказывал, - чертовка с усмешкой глянула куда-то вбок и вниз.
- Так вот ты откуда взялась!! Но... на тебе ж и не уедешь далеко, даже если ты, как твой отец, помогать возьмешься!
- Уехать на мне?! Парень, откуда в вашей деревне такие познания о древне-индийских играх Камасутры??!
- Кама... чего?
- Забудь. Так, что - помогать тебе, нет?
- Ты душу мою в обмен запросишь!
- Нет, ты странный, надо признать, - чертовка якобы удивленно развела руками. - То сам топиться идешь и добровольно душу свою загубить хочешь, то вдруг с неплохим психоаналитиком поговорить стесняешься.
- С пси... кем?
- Забудь. Так, что - будешь рассказывать?
- Да чего тут рассказывать... Девушку я люблю. Самую лучшую в мире!! А жениться на ней не могу...
- Тю... Такой гарный хлопец - да ты себе десять таких дивчин найдешь! А твоя Галя просто балована!
- А ты откуда знаешь, что ее Галей кличут? - вскинулся Микола. - И вовсе она не балована, это ее отец против. Он - городской голова, нынче вот под Рождество проведать родню в нашу деревню приехал. Ну, он прав, конечно: она - девушка красивая, городская, богатая, образованная, а я...
- Папа! - чертовка снова посмотрела вбок и вниз. - Папа, я понимаю, что семейная жизнь и мамина готовка сделали тебя добрее, но все равно не поняла: зачем ты меня к этому размазне отправил? Он же ж лучше утопится, чем хоть что-нибудь сделает, чтоб на любимой жениться!
- А что я сделаю? - вспыхнул Микола. - Черевичками не удивишь, голова для своей дочери наряды из Парижу выписывает! И обувь... И куафюры в Лондонах каких-то заказывает...
- Ты прекрати мне тут носом хлюпать! - строго сказала чертовка. - Отвечай: любишь дивчину?!
- Люблю! Жизнь без нее не мила! Все сделаю, все отдам, только чтобы с ней быть, ее счастливой сделать!!
- А она? Она тебя любит?
- Любит! Сама говорила! И даже со мной хотела пойти топиться, но я не дал.
- Ладно. Верю, - бесовка хитро прищурилась, склонила голову набок. - Тогда вспоминай, о чем голова как о чуде рассказывал? Чем перед вами, деревенщинами, похвалялся?
Микола задумался надолго.
- ... Экипаж он самоходный описывал, - придумал наконец. - Наши-то его чуть на смех не подняли, ты, говорят, от горилки местной отвык, ишь как тебя забирает, а он на своем стоит: был, говорит, в столице, а у них там, говорит, карета без лошадей ездит, токмо на движителе внутреннем...
- Автомобиль, что ли? - чертовка веселилась от души. - Да уж, фантазия знатная, а главное - такого точно ни у кого в вашей деревне больше не будет! Еще лет сто примерно!
- Чего ты опять насмехаешься? - насупился Микола. - И утопнуть не дала, и фантазией обзываешься!..
- Да я не обзываюсь. Просто дельце-то для тебя невероятным кажется, а мне-то - на один оборот.
- На один чего?
- Забудь. Смотри просто.
Она крутанулась на каблуке, исполнив при этом удалой, залихватский свист. От этого свиста у кузнеца заложило уши, а толстый январский лед на реке пошел крупными трещинами. Где-то в тихом ночном лесу, не разобравшись спросонья, зазаикалась-закукукала кукушка. Антивирусом Касперского всхрюкнул потревоженный кабанчик.
- Поворотись, хлопец, - с довольным прищуром велела чертовка. - Дывысь, яка красота!
Кузнец не выдержал и все-таки перекрестился. Не помогло - чертовка, конечно, поморщилась, но ничего не сказала, а бесовская машина никуда не делась. При лунном свете на дороге гордо сиял молочно-белый лимузин.
- ...
- Хоть бы спасибо сказал, неуч, - не удержалась от ехидства исполнительница желаний. - Как и обещала ведь, самоходную карету тебе доставила. Ну как самоходную... До города вам бензину, пожалуй, хватит, а там уж, извини - заправки в вашем веке еще не построили, а на местной солярке лимузин далеко не уедет. Но ничего. Ты, кузнец, у нас парень мастеровитый, выкрутишься. Запряжешь в лимузин пару лошадей, будешь детишек своих, маленьких кузнечиков, по городу катать.
- Благодетельница!!! - хлопец бухнулся на колени, кинулся целовать ноги в сафьяновых сапожках.
- Ладно, ладно, хватит, - усмехалась чертовка. - Ступай к своей суженой, расправляй павлиний хвост, маши крыльями. Давай только объясню сначала, как коробкой-"автомат" пользоваться...
Оставаясь незамеченной и наблюдая издалека за суетой возле дома головы, чертовка что-то довольно мурлыкала себе под нос. И звонко расхохоталась, когда Микола, гордо вышагивая, начал перетаскивать в лимузин невестин багаж.
- Дело сделано. Прости, что не совсем так, как ты задумывал, па, - бросила лукаво-виноватый взгляд куда-то вбок и вниз. - Я все-таки у вас получилась чертовски сентиментальной: не могу не помочь людям, когда вижу, что они искренне любят друг друга. Впрочем, ты сам виноват! Никто ж тебя не заставлял влюбляться в рождественского ангела... А мама всегда одобряет только счастливые развязки. С другой стороны... способ еще не раз напомнить кузнецу о себе я, безусловно, не упущу...
Подмигнув луне, чертовка трижды крутанулась на левом каблучке. Вьюга закружилась, окутав хрупкую фигурку белым облаком, и вдруг мгновенно закончилась, оставив только искрящийся снег на совершенно гладкой, без малейшего следа, равнине.
В одном из чемоданов, которые таскал улыбающийся до ушей Микола, рядом с белой батистовой сорочкой и красным кружевным пеньюаром "из самого Парижу" появились... маленькие накладные рожки.