Границы
Вчера впервые увидела маленькую дочку своих знакомых, попросила разрешения отца прикоснуться к волосам девочки -- очень прикольные пышные волосы. Папа разрешил, и я тогда спросила ребенка: можно? Ребенок опасливо мотнул головой -- мол, нет.
И я подумала, как же круто, что ребенок может отказать. И попыталась вспомнить: а в моем детстве меня спрашивали посторонние люди, общаясь с моими родителями, можно ли ко мне прикоснуться? Не родителей, а меня? Конечно, я этого не помню. Но общее впечатление от общения взрослых с детьми -- что ребенка, как животное, можно тискать, а отказывать тетям и дядям в этом удовольствии -- невежливо. Они же так выражают свои восторги родителям.
Есть, конечно, контактные дети, которые сами ко взрослым на колени залезут и осыпят поцелуями, им нужен тактильный контакт, хотите вы этого, или нет. Или дети, которые выбрали именно вас жертвой своей любви, несмотря на общую нелюдимость. Но если ребенок не хочет на ручки и упрямится, то раньше, по моим впечатлениям, было принято, чтобы родители уговаривали: ну поцелуй тетю, ну ,пойди к ней на ручки. Тут есть хоть какая-то поднадзорность и легитимность -- ребенок, по крайней мере, делает это под родительским контролем и ощущает себя в какой-то безопасности. Но ведь он по-прежнему _не хочет_. Он не хочет тактильного контакта, который ему навязывают взрослые. Причем если в довербальный период ребенок может позволить себе закатить истерику в неугодных ему объятиях, то чем он старше, тем больше он должен "понимать" и, соответсвенно, терпеть. Так стираются границы между "Я хочу" и "от меня хотят". И потом мы удивляемся, что человек поступил в институт, в который его хотели поступить, и полжизни прожил так, как от него хотели, а не как он хотел. Или того хуже, становится жертвой сексуального насилия: ведь с ним можно это делать.
Сейчас, по моим впечатлениям, ребенку в обществе в целом предоставляют большую свободу. И в выборе еды (он этого не любит -- его не заставляют, ищут вараинты, поскольку уже позволяют условия, в советские времена было труднее), и в выборе одежды (тоже больше возможностей и поэтому меньше насилия), и в организации личного пространства. Ребенку скорее предлагают попробовать вступить в контакт с другим человеком, как игру, чем убеждают и морально принуждают. Тут уж, мне кажется, это следствия большей осознанности современных родителей и отношения к ребенку как к личности. Как мне кажется, есть такая тенденция. Так же, как по Споку уже никто не воспитывает.
Что, впрочем, не обеспечивает полнейшей свободы маленького человека в важных для него вещах, где необходим выбор, навык свободного выбора, чтобы научиться чувствовать, чего мы на самом деле хотим. Если матери дружат, то у детей нет выбора, с кем дружить и играть ("Подружись с ней, она хорошая девочка"), то же самое в классе. Опять же тон разговора с ребенком выбирает взрослый, и ребенок вынужден выслушивать многое, даже доброжелательное, за что, будучи взрослым, он от души послал бы. Социум, он такой.
И я подумала, как же круто, что ребенок может отказать. И попыталась вспомнить: а в моем детстве меня спрашивали посторонние люди, общаясь с моими родителями, можно ли ко мне прикоснуться? Не родителей, а меня? Конечно, я этого не помню. Но общее впечатление от общения взрослых с детьми -- что ребенка, как животное, можно тискать, а отказывать тетям и дядям в этом удовольствии -- невежливо. Они же так выражают свои восторги родителям.
Есть, конечно, контактные дети, которые сами ко взрослым на колени залезут и осыпят поцелуями, им нужен тактильный контакт, хотите вы этого, или нет. Или дети, которые выбрали именно вас жертвой своей любви, несмотря на общую нелюдимость. Но если ребенок не хочет на ручки и упрямится, то раньше, по моим впечатлениям, было принято, чтобы родители уговаривали: ну поцелуй тетю, ну ,пойди к ней на ручки. Тут есть хоть какая-то поднадзорность и легитимность -- ребенок, по крайней мере, делает это под родительским контролем и ощущает себя в какой-то безопасности. Но ведь он по-прежнему _не хочет_. Он не хочет тактильного контакта, который ему навязывают взрослые. Причем если в довербальный период ребенок может позволить себе закатить истерику в неугодных ему объятиях, то чем он старше, тем больше он должен "понимать" и, соответсвенно, терпеть. Так стираются границы между "Я хочу" и "от меня хотят". И потом мы удивляемся, что человек поступил в институт, в который его хотели поступить, и полжизни прожил так, как от него хотели, а не как он хотел. Или того хуже, становится жертвой сексуального насилия: ведь с ним можно это делать.
Сейчас, по моим впечатлениям, ребенку в обществе в целом предоставляют большую свободу. И в выборе еды (он этого не любит -- его не заставляют, ищут вараинты, поскольку уже позволяют условия, в советские времена было труднее), и в выборе одежды (тоже больше возможностей и поэтому меньше насилия), и в организации личного пространства. Ребенку скорее предлагают попробовать вступить в контакт с другим человеком, как игру, чем убеждают и морально принуждают. Тут уж, мне кажется, это следствия большей осознанности современных родителей и отношения к ребенку как к личности. Как мне кажется, есть такая тенденция. Так же, как по Споку уже никто не воспитывает.
Что, впрочем, не обеспечивает полнейшей свободы маленького человека в важных для него вещах, где необходим выбор, навык свободного выбора, чтобы научиться чувствовать, чего мы на самом деле хотим. Если матери дружат, то у детей нет выбора, с кем дружить и играть ("Подружись с ней, она хорошая девочка"), то же самое в классе. Опять же тон разговора с ребенком выбирает взрослый, и ребенок вынужден выслушивать многое, даже доброжелательное, за что, будучи взрослым, он от души послал бы. Социум, он такой.