post
Originally posted by rhesos at post
... Этому-то "провинциалу" я и давал уроки мужества и героизма, звал его отринуть клише, апатию и посредственность, принимать всерьез свою молодость, то есть в первую очередь трудиться, не щадя сил, что-то делать, созидать Меня обуревал страх, что наше поколение, в истории румынского народа единственное свободное, "уволенное в запас", не успеет исполнить свою "миссию", что в один прекрасный день грянет "мобилизация", как это было с нашими родителями, дедами, прадедами, и тогда будет не до того, чтобы заниматься свободным творчеством, тогда нам ничего не останется, кроме как повторить судьбу наших предшественников: сражаться, отдавать себя в жертву, смолкнуть.
Помню одну из этих пафосных статей, "Anno domini", которая произвела впечатление на Перпессичиуса, поскольку он увидел за ней призрак войны. Но я думал все-таки не только о войне, когда ее писал, - мало ли какие бывают в истории катастрофы или пагубы. Совет, который я давал "провинциалу", состоял вот в чем: пусть представит себе год, который начинается, 1928, как последний свой год и постарается успеть за эти двенадцать месяцев сделать все, что намечтал в жизни. Откуда были у меня эти апокалиптические предчувствия? Ни в коем случае не от политической ситуации в Румынии или в Европе. В начале 1928 года немногих, полагаю, терроризировала неизбежность мировой войны. Я, впрочем, меньше всего думал о политической ситуации, внутренней и внешней. Мой страх был другого порядка: что Время нам враждебно, то есть у нас слишком мало времени для того, что нам надо успеть, и, следовательно, нам нельзя тратить его попусту...
... Этому-то "провинциалу" я и давал уроки мужества и героизма, звал его отринуть клише, апатию и посредственность, принимать всерьез свою молодость, то есть в первую очередь трудиться, не щадя сил, что-то делать, созидать Меня обуревал страх, что наше поколение, в истории румынского народа единственное свободное, "уволенное в запас", не успеет исполнить свою "миссию", что в один прекрасный день грянет "мобилизация", как это было с нашими родителями, дедами, прадедами, и тогда будет не до того, чтобы заниматься свободным творчеством, тогда нам ничего не останется, кроме как повторить судьбу наших предшественников: сражаться, отдавать себя в жертву, смолкнуть.
Помню одну из этих пафосных статей, "Anno domini", которая произвела впечатление на Перпессичиуса, поскольку он увидел за ней призрак войны. Но я думал все-таки не только о войне, когда ее писал, - мало ли какие бывают в истории катастрофы или пагубы. Совет, который я давал "провинциалу", состоял вот в чем: пусть представит себе год, который начинается, 1928, как последний свой год и постарается успеть за эти двенадцать месяцев сделать все, что намечтал в жизни. Откуда были у меня эти апокалиптические предчувствия? Ни в коем случае не от политической ситуации в Румынии или в Европе. В начале 1928 года немногих, полагаю, терроризировала неизбежность мировой войны. Я, впрочем, меньше всего думал о политической ситуации, внутренней и внешней. Мой страх был другого порядка: что Время нам враждебно, то есть у нас слишком мало времени для того, что нам надо успеть, и, следовательно, нам нельзя тратить его попусту...