Зависть.
Из романа «Зависть» Олеши. Письмо Кавалерова - Бабичеву. Выращенная под огромной короной и зеленым виноградом фигура. Выкормленная ненавистью. Бабичев, директор мясокомбината, нашел Кавалерова пьяного возле кабака, и решил на время дать ему кров и какую-никакую работу. Кавалеров, наблюдая жизнь благодетеля проникается злобой и завистью - это такие как Бабичев отобрали у него все, и теперь он унижен, теперь он шут в доме человека, который, естественно, тупее, необразованнее, с мелкой душой. В один момент все скопившее под короной негодование прорывается. На мероприятии Кавалеров выкрикивает в адрес Бабичева «колбасник», Бабичев почти не замечает этого, Кавалеров уже не решается вернутся к нему в дом, но конечно и отлипнуть не в силах, и пишет гневное письмо. (Письмо привожу не полностью, уж очень оно длинное)
"Андрей Петрович! Вы меня пригрели. Вы пустили меня к себе под бок. Я спал на удивительном вашем диване. Вы знаете, как паршиво жил я до этого. Наступила благословенная ночь. Вы пожалели меня, подобрали пьяного.
Вы окружили меня полотняными простынями. Гладкость и холодок ткани как будто и были рассчитаны на то, чтобы смирить мою горячечность, унять беспокойство.
В моей жизни даже появились костяные пуговицы пододеяльника, и в них - только найди нужную точку плавало радужное кольцо спектра. Я сразу признал их. Они вернулись из давным-давно забытого, самого дальнего, детского уголка памяти.
Я получил постель.
Само Это слово было для меня таким же поэтически отдаленным,кан слово "серсо".
Вы мне дали постель.
С высот благополучия спустили вы на меня облако постели,ореол, прильнувший ко мне волшебным жаром, окутавший воспоминаниями, негорькими сожалениями и надеждами. Я стал надеяться на то, что можно еще многое вернуть из предназначенного для моей молодости.
Вы меня облагодетельствовали, Андрей Петрович!
Подумать меня приблизил к себе прославленный человек!Замечательный деятель поселил меня в своем доме. Я хочу выразить вам свои чувства.
Собственно, чувство-то всего одно: ненависть,
Я вас ненавижу, товарищ Бабичев.
Это письмо пишется, чтобы сбить вам спеси.
С первых же дней моего существования при вас я начал испытывать страх. Вы меня подавили. Вы сели на меня.
Вы стоите в кальсонах. Распространяется пивной запах пота. Я смотрю на вас, и ваше лицо начинает странно увеличиваться,увеличивается торс, - выдувается, выпукляется глина какого-то изваяния, идола. Я готов закричать.
Кто дал ему право давить меня?Чем я хуже него?
Он умнее?
Богаче душой?
Тоньше организован?
Сильнее? Значительнее?
Больше не только по положению, но и по существу?Почему я должен признать его превосходство?
Такие вопросы я себе поставил. Каждый день наблюдений давал мне частицу ответа. Прошел месяц. Ответ я знаю. И уже не боюсь вас. Вы просто тупой сановник. И больше ничего. Не значимостью личности подавили вы меня. О нет! Теперь я уже явственно понимаю вас, рассматриваю, посадив на ладонь. Мой страх перед вами прошел как некое ребячество. Я свалил вас с себя. Вы - липа.
Одно время меня мучили сомнения. "Быть может, я ничтожество перед ним? - подумал я.- Быть может, он мне, честолюбцу, и впрямь являет пример большого человека?"
Но оказалось, вы просто сановник, невежественный и тупой, как все сановники, которые были до вас и будут после вас, И, как
все сановники, вы самодур. Только самодурством можно объяснить ураган, поднятый вами вокруг куска посредственной колбасы, или то, что вы привезли с улицы к себе неизвестного молодого человека. И, может быть, из того же самодурства приблизили вы
к себе Володю Макарова, о котором я знаю только одно, что он футболист. Вы - барин. Вам нужны шуты и нахлебники. Не сомневаюсь, что тот Володя Макаров сбежал от вас, не вытерпев издевательств. Как и меня, вы, должно быть, систематически превращали его в дурака.
Вы заявили, что живет он при вас, как сын, что он спас вам жизнь, вы размечтались даже, вспомнив о нем. Я помню. Но это все ложь. Вам неловко признать в себе барские наклонности. Но я видел родинку у вас на пояснице.
Сперва, когда вы сказали, что диван принадлежит тому и что по возвращении того мне придется выкинуться к чертовой матери,- я оскорбился. Но понял через минуту, что и к нему и ко мне вы холодны и безразличны, Вы - барин, мы - приживальщики.
Но, смею вас уверить, ни он, ни я - мы не возвратимся к вам более. Вы не уважаете людей. Он вернется лишь в том случае,если он глупее меня.
Судьба моя сложилась так, что ни каторги, ни революционного стажа нет за мной. Мне не поручат столь ответственного дела,как изготовление шипучих вод или устройство пасек.
Но значит ли это, что я плохой сын века, а вы - хороший?Значит ли это, что я - ничто, а вы - большое нечто?
Вы меня нашли на улице...
Как тупо вы повели себя!
"На улице,- решили вы,- ну ладно, серенькая личность, пусть поработает. Корректор так корректор, правщик, читчик, ладно".Вы не снизошли к молодому человеку с улицы. Тут и сказалось ваше упоение самим собой. Вы - сановник, товарищ Бабичев!
Кем я показался вам? Погибающим люмпен-пролетарием? Вы решили меня поддержать? Спасибо вам. Я силен - слышите ли вы? - я силен настолько, чтобы погибать и подниматься и снова погибать.
Мне интересно, как поступите вы, прочитав мое письмо, Быть может, вы постараетесь, чтобы меня выслали, или, быть может,посадите в сумасшедший дом?
<...>
До свиданья, товарищ Бабичев!
Как мог я целый месяц играть такую унизительную роль? Я к вам не вернусь больше. Ждите: быть может, вернется первый дурак ваш. Кланяйтесь ему от меня. Какое счастье, что больше я не вернусь к вам!
Всякий раз, когда мое самолюбие отчего-либо будет страдать, то знаю, что тотчас же, по ассоциации идей, вспомнится мне какой-нибудь из вечеров, проведенных вблизи вашего письменного стола. Какие тягостные видения!
Вечер. Вы за столом. Самоупоение излучается из вас. "Я работаю,- трещат эти лучи,- слышишь ли ты, Кавалеров, я работаю, не мешай... тсс... обыватель".
А утром из разных уст несется хвала:
- Большой человек! У дивительный человек! Совершенная
личность - Андрей Петрович Бабичев!
Но вот в то время как подхалимы пели вам гимны, в то время как самодовольство пыжило вас,- жил рядом с вами человек, с которым никто не считался и у которого никто не спрашивал мнения; жил человек, следивший за каждым вашим движением, изучавший вас,наблюдавший вас - не снизу, не раболепно, а по-человечески,спокойно - и пришедший к заключению, что вы высокопоставленный чиновник - и только, заурядная личность, вознесенная на завидную высоту благодаря единственно внешним условиям.
Дурака валять нечего. Вот все, что я хотел вам высказать.
Шута вы хотели сделать из меня,- я стал вашим врагом. ("Против кого ты воюешь, негодяй?" - крикнули вы вашему брату.Не знаю, кого имели вы в виду: себя ли, партию вашу, фабрики ваши, магазины ли, пасеки,- не знаю. А я воюю против вас:против обыкновеннейшего барина, эгоиста, сластолюбца, тупицы,уверенного в том, что все сойдет ему благополучно. Я воюю за брата вашего, за девушку, которая обманута вами, за нежность,
за пафос, за личность, за имена, волнующие, как имя "Офелия",
за все, что подавляете вы, замечательный человек. Кланяйтесь Соломону Шапиро..."
В конце добавлю только что повесть автобиографичная, и писатель был неприятно поражен и подавлен когда оказалось что читатели внезапно видят Кавалерова жалкой и липкой личностью, хотя автор на полном серьезе стал Кавалерова сильной, борющейся личностью. Только вот борется Кавалеров с ветряными мельницами существующими только в его голове.