Хардт и Негри. Все #начинается с отказа
Хотел бы представить вашему вниманию статью современных левых философов Хардта и Негри. Эта статья была недавно опубликована в журнале «Эдбастерз», выступающего с антиконсюмеристских позиций, как рупор нового левого движения на Западе. Известно, что до недавнего времени философия пребывала в пространстве зашифрованной лингвистики, а философы превратились в некое подобие шпионов, знаки которых можно опознать только прочтя специальную шифр-телеграмму. Вместе с тем, протестные события 2011 года в Европе и США сделали теорию сопротивления, левые взгляды и протестную философию модными. Пытаясь распространить новые идеи философы (Жижек, Хардт и Негри) уходят от терминов, сложных для понимания непосвященных в детали современной философии. Поэтому при переводе статьи Хардта и Негри #Начинается с отказа я также намеренно отказался от использования экзотических терминов (сингулярность, совместное-бытие, телос и т. п.). В конце концов, философия может оказать влияние на настроения масс. Особенно, когда речь идет о левой философии и новых методах борьбы. Итак, прошу вас:
#Начинается с отказа
Мы не заплатим по вашим долгам. Мы отказываемся быть изгнанными из наших домов. Мы не подчинимся строгим мерам. Вместо этого мы хотим присвоить ваше, а точнее - на самом деле - наше богатство.
В определенные моменты, например, во времена самых жестких ударов кризиса, когда люди вынуждены сражаться в одиночку, стремление к сопротивлению проявляется с особой силой и отчаянием. Откуда происходит это стремление?
Многие философы увязывают волю с нуждой, как если бы для того, чтобы что-то получить, нужно было бы сфокусироваться на отсутствии этого. Но это не так. Воля к действию рождается из стремления к позитивному утверждению множественного, а не недостающего, из стремления осуществить наши желания. Отказ платить по долгам означает не столько поиск того, чего у нас нет, или того, что было утрачено, сколько, что более важно, приводит нас к утверждению и осуществлению того желаемого, в котором заключается наша тяга к прекрасному, а именно социальным отношениям, исполненных своей социальностью.
Отказ платить по долгам, таким образом, не означает разрыв социальных связей и юридических отношений во имя фрагментарного пространства пустого и индивидуалистичного. Мы спасаемся от привязок и долгов для того, чтобы придать новое значение понятиям привязанности и долга, чтобы обрести новый вид социальных отношений. Маркс был реалистом, когда он назвал деньги основой социальных связей в капиталистическом обществе. Он написал, что «свою общественную власть, как и свою связь с обществом, индивид носит с собой в кармане». Отказ платить по долгам ставит целью разрушить власть денег и те узы, которые они создают, для того, чтобы создать новые связи и новые формы долга. Мы становимся все более зависимыми друг от друга не финансовыми, а общественными обязательствами.
Создавайте смыслы
Когда мы отказываемся быть опосредованными, мы должны не только прекратить позволять дурачить себя, веря каждому слову в газетах, и потребляя те факты, которыми нас кормят, мы должны вывести СМИ из фокуса нашего внимания. Иногда возникает ощущение, что мы загипнотизированы видеоэкранами и не можем отвести от них свой взгляд. Как часто вам встречаются люди, которые настолько сосредоточены на экранах своих телефонов во время прогулки (и даже вождения автомобиля!), что врезаются друг в друга? Разрушьте эти чары и найдите новые способы общаться! Потребность в информации и новых технологиях не является ни единственной, ни даже основной нашей потребностью. Да, мы стремимся найти правду, но в то же время, что еще важнее, мы хотим сами создавать новые смыслы, которые могут родиться только отдельными индивидами в результате их общения и единения с другими индивидами.
Политические проекты, преследующие цели распространения информации, несмотря на свою важность, могут привести к разочарованию и обману ожиданий. Если бы только народ Соединненых Штатов знал, что творит их правительство, и какие преступления оно совершило, то, как можно было бы себе представить, люди немедленно бы восстали и свергли его. Но на самом деле, даже если бы они прочитали все книги Ноама Хомски и все материалы, опубликованные на «Викиликсе», люди все равно проголосовали за возвращение тех же самых политиков к власти и, как результат, воспроизвели бы тот же самый общественный порядок. Одной информации не достаточно. То же верно и по отношению к применению идеологической критики. Иными словами, раскрытие правды о власти не отвращает людей от стремления прислуживать и не освобождает их. В той же мере недостаточно просто создать пространство для совместного действия в публичной сфере. Опосредование - это не придание субъекту ложного сознания, а ловушка для его внимания, гипноз, при котором он сфокусирован на чем-то одном.
Прежде чем начать активно общаться в сетях, стоит стать самостоятельным. Прежние культурные проекты, выступавшие против отчуждения, предлагали вернуться к самому себе. Они боролись с методами, которыми капиталистическое общество и идеология отделяли нас от нас самих, ломали нас надвое, такие проекты предлагали обрести полноту и индивидуальность, чаще всего - замкнутую на себе. Стать самостоятельным значит отказаться от замкнутости на себе. Самостоятельность определяется внутренней множественностью и самоопределением только в отношении к другим. Общение и выражение самостоятельности в социальных связях, таким образом, не одинокий голос, а хор голосов, при этом деятельный, связанный с активностью и самосозиданием посредством единения с другими.
Становясь неопосредованными, мы не прекращаем взаимодействовать с медиа. Массовые движения 2011 года стали возможными благодаря использованию социальных сетей - Фейсбука и Твиттера. Однако меняется наше отношение к медиа. Во-первых, будучи самостоятельными, мы приобретаем бòльшую мобильность внутри сетей. Мы роимся, как насекомые, мы летаем неизведанными траекториями и вновь собираемся в новые узоры и созвездия. При этом форма политической организации остается ключевой: децентрализованная множественность самостоятельных элементов позволяет общаться горизонтально (а социальные сети им в этом помогают, поскольку являются их организационной формой). Демонстрации и политические выступления сегодня рождаются не по решению центральных комитетов, а в результате дискуссий, которые ведутся во множестве маленьких групп, объединяющих людей. Похожим образом после демонстраций сообщения распространяются вирусным образом и «сарафанным радио».
Во-вторых, медиа становятся инструментом для нашего коллективного самосозидания. Мы способны создавать новые смыслы только в том случае, если мы перестаем быть индивидуумами и понимаем себя через отношение к другим, находя общий язык. Производство смыслов является коллективным актом лингвистического производства. Иногда создание и распространение политических лозунгов на демонстрациях и представляет собой производство новых смыслов. Так, дискурс лозунга о 99% против 1%, появившегося в ходе движения «Оккупай Уолл-стрит», пролил свет на остроту проблемы социального неравенства и привнес драматизм в ее публичное обсуждение. Более сложный пример - это рожденный в ходе аргентинских событий 2001 года (дефол - прим. пер.) новый смысл лозунга «Que se vayan todos» («Прогоните их всех»). Этот лозунг в концентрированной форме выразил не только коррумпированность политиков, политических партий и всего конституционного строя, но и выявил потенциал для новой формы демократии, основанной на всеобщем участии. Такое создание смыслов также ведет к появлению новой политической силы посредством трансформации понятия нашей совместности в отношении друг к другу. Выражение этих политических устремлений путем нашего совместного пребывания и составляет тело нового смысла.
Вырваться на свободу
Из всех способов, к которым люди сегодня прибегают для отказа от режима безопасности, модальность полета является самой действенной. Вы не можете разрушить тюрьму и не можете сражаться с целой армией. Все, что вам остается - спастись бегством. Порвите цепи и бегите. Чаще всего, полет связан не с выходом на открытое пространство, а с возможностью стать невидимым. Тогда как режим безопасности, зачастую, основан на наблюдении, вам остается только бежать, не позволяя увидеть себя. Обретение невидимости, в свою очередь, также является одним из типов полета. Беглец, дезертир и невидимка - вот настоящие герои (и антигерои) борьбы «обезвреженных» за свободу. Однако, когда будете бежать, вспомните про Джорджа Джексона (один из основателей Партии черных пантер, застрелен во время попытки бегства из тюрьмы &ndash прим. пер.) и захватите оружие на ходу. Оно может пригодиться вам по пути.
Вместе с тем, отказаться подчиниться и сбежать можно только тогда, когда вы осознаете свою власть. Те, кто живет под тяжестью режима обезвреживания, считают себя немощными, превращенных аппаратом подавления в карликов. Люди общества тюрьмы ощущают себя жителями Левиафана, проглоченными его властью. Как же нам сравняться по силе с его мощью, как сбежать от его всевидящих глаз и всезнающих систем слежения? Чтобы выбраться, потребуется вспомнить о природе власти, которую объяснил Фуко, а до него Никколо Макиавелли: власть - это не предмет, а отношение. Неважно, насколько мощная и высокомерная власть давлеет над вами, помните, что она зависит от вас, вскормлена вашими страхами и выживает только благодаря вашей готовности участвовать в отношениях с ней. Ищите выход. Он обязательно найдется. Дезертирство и неподчинение - действенные орудия против добровольной услужливости.
Иногда полет приобретает необычные формы. Так, в XV веке марраны в Испании были вынуждены под давлением принять христианство, но продолжали тайно исповедовать иудаизм. Они вели двойную жизнь: подчинялись, когда силы власти наблюдали за ними, и нарушали, когда укрывались под покровом тайны. Иными словами, они совершали тайные полеты, оставаясь недвижимыми
Определите себя
Вы меня не представляете! ¡Que se vayan todos! Подобное отрицание института представительства и представительских государственных структур было озвучено миллионами в ходе кризиса неолиберальной системы, разразившегося в начале XXI века. Одним из новшеств этих протестов и этих отрицаний стал тот факт, что они моментально делали очевидным: кризис затронул не только экономику, политику и социальную сферы, но и сам конституционный строй. Структуры представительства и либеральные режимы были поставлены под вопрос. Выдающийся концептуальный скачок, совершенный теорией и практикой парламентского представительства (от “воли всех” к “общей воле”) оказался фатальным и даже новые формы правительства, которые предполагалось использовать как страховку для падающего акробата, оказались слишком слабыми и ненадежными.
Становится все труднее поверить в возрождение и искупление конституционального строя. «Старый порядок» - так когда-то во Франции называли режим тех, кто ходил в напудренных париках, а ныне «старый порядок» - это механизм представительской власти! Время республиканских конституций длится уже более двух веков. Может, достаточно
Предстоит возобновить политические и конституциональные дискуссии. Сегодня требования радикальных перемен касаются не только содержания (от личного и публичного к совместному), но также и формы. Каким образом люди могут объединиться в их общих интересах и напрямую участвовать в принятии решений? Каким образом множественность может стать во главе институтов совместности, возобновив демократические процессы? Вот задачи процесса формирования нового строя.
Когда финансовые обязательства трансформируются в общественные связи, когда отдельные личности взаимодействуют в принятии решений в сетях, когда желание безопасности освобождается от чувства страха, тогда, в результате этих трех инверсий, появляются новые субъекты демократического действия. В буржуазных обществах индустриальной эры доступными методами политической борьбы были корпоративные и индивидуалистические. В пост-индустриальных неолиберальных обществах методов еще меньше, а представляемым отведена только пассивная и безликая политическая роль. Движение от буржуазного гражданина к представляемому было, по своей юридической форме, универсализирующим и постепенно выхолощенным от какого-либо содержания. Сейчас новые участники политического процесса могут взамен этого обнаружить новые формы участия, которые выходят за рамки корпоративного и индивидуалистического деления, придают содержание и смысл абстрактным и безликим формам политической активности. Механизмы производства правил могут быть настроены только на основе общих подходов самостоятельных личностей. Отныне правилообразующая власть должна функционировать и постоянно обновляться «снизу».
Но почему, спросят нас некоторые друзья, мы до сих пор говорим о конституциях? Почему бы нам не освободиться от всяких нормативных систем и институтов? Каждая революция нуждается в образующей (конституирующей) силе не для того, чтобы довести революцию до конца, а затем, чтобы обеспечить ее завоевания и сделать ее открытой дальнейшим нововведениям. Образующая сила необходима для организации социального производства и социальной жизни в соответствии с принципами свободы, равенства и солидарности. Конституирующий процесс постоянно пересматривает политические структуры и институты на предмет их соответствия социальному материалу и материальным основам социальных конфликтов, потребностей и нужд.
Говоря философским языком, конституирующие процессы являются диспозитивом производства субъективности. Но зачем, продолжат спрашивать некоторые наши друзья, нам производить субъективности? Почему мы просто не можем быть сами собой? Потому что если бы и нужно было описать некую особенную, фундаментальную природу человека, то вряд ли найдутся основания полагать, что к ней можно было отнести стремление к свободным, равным и демократичным социальным и политическим отношениям. Политическая организация всегда требует производства субъективности. Мы должны создать множественность, способную на демократическое политическое действие и самоуправление объединений.
Приведем пример для прояснения одного аспекта выдвинутого предложения. «Разгневанные», оккупировавшие площади Испании весной 2011 года, отказались участвовать в национальных выборах, которые прошли осенью 2011-го, и подверглись за это суровой критике. Их очернители называли их беспомощными анархистами, а их отказ «конструктивно взаимодействовать» с государственными институтами и выборными процедурами идеологическим и истерическим. Они, якобы, раскололи левое движение! «Разгневанные», конечно же, не анархисты и не повинны в расколе. Наоборот, они открыли редкую возможность для реформирования и воссоздания нового, альтернативного левого движения.
Несколько лет ранее многие из них были теми самыми активистами, которые, когда правые политики публично обвинили баскских боевиков во взрыве на вокзале Аточа в Мадриде, смогли немедленно обнародовать правду посредством рассылок на мобильных телефонах СМС с пометкой «пасальо» (передай дальше), и эти действия привели к неожиданной победе Сапатеро на выборах. «Разгневанные» не принимали участия в выборах 2011 года отчасти оттого, что они не хотели отдавать голоса социалистической партии, которая за время своего правления предала их, продолжив неолиберальную политику, отчасти, что важнее, потому что теперь перед ними стояли масштабные задачи борьбы за новые структуры представительства и конституционного порядка. Корни этой борьбы восходят к традициям антифашистского сопротивления и представляют в новом свете так называемый переход от режима Франко к демократии. «Разгневанные» воспринимают этот процесс скорее как деформирующий, нежели создающий, как исход от существующих политических структур, который, однако, должен заложить фундамент для новой, созидательной власти.
#Начинается с отказа
Мы не заплатим по вашим долгам. Мы отказываемся быть изгнанными из наших домов. Мы не подчинимся строгим мерам. Вместо этого мы хотим присвоить ваше, а точнее - на самом деле - наше богатство.
В определенные моменты, например, во времена самых жестких ударов кризиса, когда люди вынуждены сражаться в одиночку, стремление к сопротивлению проявляется с особой силой и отчаянием. Откуда происходит это стремление?
Многие философы увязывают волю с нуждой, как если бы для того, чтобы что-то получить, нужно было бы сфокусироваться на отсутствии этого. Но это не так. Воля к действию рождается из стремления к позитивному утверждению множественного, а не недостающего, из стремления осуществить наши желания. Отказ платить по долгам означает не столько поиск того, чего у нас нет, или того, что было утрачено, сколько, что более важно, приводит нас к утверждению и осуществлению того желаемого, в котором заключается наша тяга к прекрасному, а именно социальным отношениям, исполненных своей социальностью.
Отказ платить по долгам, таким образом, не означает разрыв социальных связей и юридических отношений во имя фрагментарного пространства пустого и индивидуалистичного. Мы спасаемся от привязок и долгов для того, чтобы придать новое значение понятиям привязанности и долга, чтобы обрести новый вид социальных отношений. Маркс был реалистом, когда он назвал деньги основой социальных связей в капиталистическом обществе. Он написал, что «свою общественную власть, как и свою связь с обществом, индивид носит с собой в кармане». Отказ платить по долгам ставит целью разрушить власть денег и те узы, которые они создают, для того, чтобы создать новые связи и новые формы долга. Мы становимся все более зависимыми друг от друга не финансовыми, а общественными обязательствами.
Создавайте смыслы
Когда мы отказываемся быть опосредованными, мы должны не только прекратить позволять дурачить себя, веря каждому слову в газетах, и потребляя те факты, которыми нас кормят, мы должны вывести СМИ из фокуса нашего внимания. Иногда возникает ощущение, что мы загипнотизированы видеоэкранами и не можем отвести от них свой взгляд. Как часто вам встречаются люди, которые настолько сосредоточены на экранах своих телефонов во время прогулки (и даже вождения автомобиля!), что врезаются друг в друга? Разрушьте эти чары и найдите новые способы общаться! Потребность в информации и новых технологиях не является ни единственной, ни даже основной нашей потребностью. Да, мы стремимся найти правду, но в то же время, что еще важнее, мы хотим сами создавать новые смыслы, которые могут родиться только отдельными индивидами в результате их общения и единения с другими индивидами.
Политические проекты, преследующие цели распространения информации, несмотря на свою важность, могут привести к разочарованию и обману ожиданий. Если бы только народ Соединненых Штатов знал, что творит их правительство, и какие преступления оно совершило, то, как можно было бы себе представить, люди немедленно бы восстали и свергли его. Но на самом деле, даже если бы они прочитали все книги Ноама Хомски и все материалы, опубликованные на «Викиликсе», люди все равно проголосовали за возвращение тех же самых политиков к власти и, как результат, воспроизвели бы тот же самый общественный порядок. Одной информации не достаточно. То же верно и по отношению к применению идеологической критики. Иными словами, раскрытие правды о власти не отвращает людей от стремления прислуживать и не освобождает их. В той же мере недостаточно просто создать пространство для совместного действия в публичной сфере. Опосредование - это не придание субъекту ложного сознания, а ловушка для его внимания, гипноз, при котором он сфокусирован на чем-то одном.
Прежде чем начать активно общаться в сетях, стоит стать самостоятельным. Прежние культурные проекты, выступавшие против отчуждения, предлагали вернуться к самому себе. Они боролись с методами, которыми капиталистическое общество и идеология отделяли нас от нас самих, ломали нас надвое, такие проекты предлагали обрести полноту и индивидуальность, чаще всего - замкнутую на себе. Стать самостоятельным значит отказаться от замкнутости на себе. Самостоятельность определяется внутренней множественностью и самоопределением только в отношении к другим. Общение и выражение самостоятельности в социальных связях, таким образом, не одинокий голос, а хор голосов, при этом деятельный, связанный с активностью и самосозиданием посредством единения с другими.
Становясь неопосредованными, мы не прекращаем взаимодействовать с медиа. Массовые движения 2011 года стали возможными благодаря использованию социальных сетей - Фейсбука и Твиттера. Однако меняется наше отношение к медиа. Во-первых, будучи самостоятельными, мы приобретаем бòльшую мобильность внутри сетей. Мы роимся, как насекомые, мы летаем неизведанными траекториями и вновь собираемся в новые узоры и созвездия. При этом форма политической организации остается ключевой: децентрализованная множественность самостоятельных элементов позволяет общаться горизонтально (а социальные сети им в этом помогают, поскольку являются их организационной формой). Демонстрации и политические выступления сегодня рождаются не по решению центральных комитетов, а в результате дискуссий, которые ведутся во множестве маленьких групп, объединяющих людей. Похожим образом после демонстраций сообщения распространяются вирусным образом и «сарафанным радио».
Во-вторых, медиа становятся инструментом для нашего коллективного самосозидания. Мы способны создавать новые смыслы только в том случае, если мы перестаем быть индивидуумами и понимаем себя через отношение к другим, находя общий язык. Производство смыслов является коллективным актом лингвистического производства. Иногда создание и распространение политических лозунгов на демонстрациях и представляет собой производство новых смыслов. Так, дискурс лозунга о 99% против 1%, появившегося в ходе движения «Оккупай Уолл-стрит», пролил свет на остроту проблемы социального неравенства и привнес драматизм в ее публичное обсуждение. Более сложный пример - это рожденный в ходе аргентинских событий 2001 года (дефол - прим. пер.) новый смысл лозунга «Que se vayan todos» («Прогоните их всех»). Этот лозунг в концентрированной форме выразил не только коррумпированность политиков, политических партий и всего конституционного строя, но и выявил потенциал для новой формы демократии, основанной на всеобщем участии. Такое создание смыслов также ведет к появлению новой политической силы посредством трансформации понятия нашей совместности в отношении друг к другу. Выражение этих политических устремлений путем нашего совместного пребывания и составляет тело нового смысла.
Вырваться на свободу
Из всех способов, к которым люди сегодня прибегают для отказа от режима безопасности, модальность полета является самой действенной. Вы не можете разрушить тюрьму и не можете сражаться с целой армией. Все, что вам остается - спастись бегством. Порвите цепи и бегите. Чаще всего, полет связан не с выходом на открытое пространство, а с возможностью стать невидимым. Тогда как режим безопасности, зачастую, основан на наблюдении, вам остается только бежать, не позволяя увидеть себя. Обретение невидимости, в свою очередь, также является одним из типов полета. Беглец, дезертир и невидимка - вот настоящие герои (и антигерои) борьбы «обезвреженных» за свободу. Однако, когда будете бежать, вспомните про Джорджа Джексона (один из основателей Партии черных пантер, застрелен во время попытки бегства из тюрьмы &ndash прим. пер.) и захватите оружие на ходу. Оно может пригодиться вам по пути.
Вместе с тем, отказаться подчиниться и сбежать можно только тогда, когда вы осознаете свою власть. Те, кто живет под тяжестью режима обезвреживания, считают себя немощными, превращенных аппаратом подавления в карликов. Люди общества тюрьмы ощущают себя жителями Левиафана, проглоченными его властью. Как же нам сравняться по силе с его мощью, как сбежать от его всевидящих глаз и всезнающих систем слежения? Чтобы выбраться, потребуется вспомнить о природе власти, которую объяснил Фуко, а до него Никколо Макиавелли: власть - это не предмет, а отношение. Неважно, насколько мощная и высокомерная власть давлеет над вами, помните, что она зависит от вас, вскормлена вашими страхами и выживает только благодаря вашей готовности участвовать в отношениях с ней. Ищите выход. Он обязательно найдется. Дезертирство и неподчинение - действенные орудия против добровольной услужливости.
Иногда полет приобретает необычные формы. Так, в XV веке марраны в Испании были вынуждены под давлением принять христианство, но продолжали тайно исповедовать иудаизм. Они вели двойную жизнь: подчинялись, когда силы власти наблюдали за ними, и нарушали, когда укрывались под покровом тайны. Иными словами, они совершали тайные полеты, оставаясь недвижимыми
Определите себя
Вы меня не представляете! ¡Que se vayan todos! Подобное отрицание института представительства и представительских государственных структур было озвучено миллионами в ходе кризиса неолиберальной системы, разразившегося в начале XXI века. Одним из новшеств этих протестов и этих отрицаний стал тот факт, что они моментально делали очевидным: кризис затронул не только экономику, политику и социальную сферы, но и сам конституционный строй. Структуры представительства и либеральные режимы были поставлены под вопрос. Выдающийся концептуальный скачок, совершенный теорией и практикой парламентского представительства (от “воли всех” к “общей воле”) оказался фатальным и даже новые формы правительства, которые предполагалось использовать как страховку для падающего акробата, оказались слишком слабыми и ненадежными.
Становится все труднее поверить в возрождение и искупление конституционального строя. «Старый порядок» - так когда-то во Франции называли режим тех, кто ходил в напудренных париках, а ныне «старый порядок» - это механизм представительской власти! Время республиканских конституций длится уже более двух веков. Может, достаточно
Предстоит возобновить политические и конституциональные дискуссии. Сегодня требования радикальных перемен касаются не только содержания (от личного и публичного к совместному), но также и формы. Каким образом люди могут объединиться в их общих интересах и напрямую участвовать в принятии решений? Каким образом множественность может стать во главе институтов совместности, возобновив демократические процессы? Вот задачи процесса формирования нового строя.
Когда финансовые обязательства трансформируются в общественные связи, когда отдельные личности взаимодействуют в принятии решений в сетях, когда желание безопасности освобождается от чувства страха, тогда, в результате этих трех инверсий, появляются новые субъекты демократического действия. В буржуазных обществах индустриальной эры доступными методами политической борьбы были корпоративные и индивидуалистические. В пост-индустриальных неолиберальных обществах методов еще меньше, а представляемым отведена только пассивная и безликая политическая роль. Движение от буржуазного гражданина к представляемому было, по своей юридической форме, универсализирующим и постепенно выхолощенным от какого-либо содержания. Сейчас новые участники политического процесса могут взамен этого обнаружить новые формы участия, которые выходят за рамки корпоративного и индивидуалистического деления, придают содержание и смысл абстрактным и безликим формам политической активности. Механизмы производства правил могут быть настроены только на основе общих подходов самостоятельных личностей. Отныне правилообразующая власть должна функционировать и постоянно обновляться «снизу».
Но почему, спросят нас некоторые друзья, мы до сих пор говорим о конституциях? Почему бы нам не освободиться от всяких нормативных систем и институтов? Каждая революция нуждается в образующей (конституирующей) силе не для того, чтобы довести революцию до конца, а затем, чтобы обеспечить ее завоевания и сделать ее открытой дальнейшим нововведениям. Образующая сила необходима для организации социального производства и социальной жизни в соответствии с принципами свободы, равенства и солидарности. Конституирующий процесс постоянно пересматривает политические структуры и институты на предмет их соответствия социальному материалу и материальным основам социальных конфликтов, потребностей и нужд.
Говоря философским языком, конституирующие процессы являются диспозитивом производства субъективности. Но зачем, продолжат спрашивать некоторые наши друзья, нам производить субъективности? Почему мы просто не можем быть сами собой? Потому что если бы и нужно было описать некую особенную, фундаментальную природу человека, то вряд ли найдутся основания полагать, что к ней можно было отнести стремление к свободным, равным и демократичным социальным и политическим отношениям. Политическая организация всегда требует производства субъективности. Мы должны создать множественность, способную на демократическое политическое действие и самоуправление объединений.
Приведем пример для прояснения одного аспекта выдвинутого предложения. «Разгневанные», оккупировавшие площади Испании весной 2011 года, отказались участвовать в национальных выборах, которые прошли осенью 2011-го, и подверглись за это суровой критике. Их очернители называли их беспомощными анархистами, а их отказ «конструктивно взаимодействовать» с государственными институтами и выборными процедурами идеологическим и истерическим. Они, якобы, раскололи левое движение! «Разгневанные», конечно же, не анархисты и не повинны в расколе. Наоборот, они открыли редкую возможность для реформирования и воссоздания нового, альтернативного левого движения.
Несколько лет ранее многие из них были теми самыми активистами, которые, когда правые политики публично обвинили баскских боевиков во взрыве на вокзале Аточа в Мадриде, смогли немедленно обнародовать правду посредством рассылок на мобильных телефонах СМС с пометкой «пасальо» (передай дальше), и эти действия привели к неожиданной победе Сапатеро на выборах. «Разгневанные» не принимали участия в выборах 2011 года отчасти оттого, что они не хотели отдавать голоса социалистической партии, которая за время своего правления предала их, продолжив неолиберальную политику, отчасти, что важнее, потому что теперь перед ними стояли масштабные задачи борьбы за новые структуры представительства и конституционного порядка. Корни этой борьбы восходят к традициям антифашистского сопротивления и представляют в новом свете так называемый переход от режима Франко к демократии. «Разгневанные» воспринимают этот процесс скорее как деформирующий, нежели создающий, как исход от существующих политических структур, который, однако, должен заложить фундамент для новой, созидательной власти.