И слово было - ВЛАСТЬ
В завершении международного деня толерантности нашел нашел в архиве отличный снимок о национализме и современном искусстве Марата Гельмана.
Вначале было слово. И слово было у Заксобрания. И слово было - ВЛАСТЬ.
Установка этого монумента напоминала мистический обряд: ночью в свете прожекторов в самом центре Перми слаженная команда профессионалов складывала из бетонных букв слово, обладающее невероятной силой. Когда шесть бетонных букв, каждая высотой 80 см, сложились как в ребусе в правильный ответ, в городе случилась маленькая культурная революция. Привычные понятия утратили былой смысл и подверглись обсуждению и критике с политическим привкусом. Ведь слово или своеобразный русский иероглиф, который изобразил на асфальте художник, обозначает базовую для России, даже смыслообразующую вертикаль. Так что отныне это место обладает такой же притягательной силой, как нулевой километр или граница Европы и Азии. Сакральное понятие, сведенное к обычному набору букв, стало своего рода комментарием или подписью к зданию Законодательного собрания, где, собственно, эта самая власть и заседает.
Появление такой «сноски», метатекста, превратило реальную власть в симулякр: ее присутствие стало подчеркнуто виртуальным и умозрительным на фоне вполне материальных бетонных букв. Публике оставалось только выбирать - какая власть ей по душе и кто из них ближе к народу. С одной стороны, впервые со времен монументальной пропаганды для памятника правящему классу скульптор предпочел не мрамор, не гранит, не дорогую бронзу, а самый суровый и утилитарный материал городских построек - бетон. С другой стороны, бетон как бы подчеркивает фундаментальность власти и ее незыблемость. Неоднозначность художественного жеста выдает и тот факт, что буквы выглядят перевернутыми, если на них смотреть из окон ЗС, так что чиновники не могут напрямую отождествлять себя с этим символом.
Перевернутые буквы - попытка перевернуть наше восприятие о взаимоотношениях социума с властью. На памятнике можно сидеть, и, таким образом, он выполняет не только эстетическую, но и функциональную задачи, становясь частью городского благоустройства. Власть, таким образом, в буквальном смысле сдали в эксплуатацию народу. И вообще впервые с ней сотворили то, о чем все давно мечтали: закатали в бетон, сели на нее верхом и сделали, наконец, общественным достоянием. Отныне «власть имущими» могут считать себя все жители Перми. На фоне всех этих событий публичная дискуссия воrруг нового памятника приобрела общенациональный масштаб.
Со всех концов России начали слетаться идеи по модернизации и улучшению «власти»: ее предлагали оформить клумбами, покрасить, сломать/взорвать, попрать ногами, возложить к ней цветы, выставить возле нее охрану или забросать мусором. Пермский монумент из объекта паблик-арта превратился в объект массовой психотерапии, снимающей социальное напряжение и возвращающей реальности ее истинное лицо. И, как ни парадоксально, в реальности власть оказалась более демократичной и доступной, чем она казалась до этого, поскольку сам факт установки подобного монумента и его открытого обсуждения стал символом невиданного раскрепощения правящего института.