Сегодня под вечер в отеле случилась гуманитарная катастрофа.
Узкая, почти винтовая лестница, ведущая на второй и третий этаж нашего уютного здания оказалась блокирована пьяным ирландским ублюдком по имени Стив Макконнел. Причем он умудрился вернуть все выпитое за длинный болгарский день пиво, используя максимально возможные способы. Ужас положения состоял в том, что на верхней части отеля оказалось заблокированным национальное меньшинство в лице русскоязычного населения вместе с присоединившимися к ним тремя германцами, а внизу - национальное большинство во главе с управляющей отелем Грацаницей Петковой.
Ирландская свинья Стив Макконнел, который был тут же переименован, да простят нас дамы, в Стива Гандоннела, к тому же уперся ногами в стены так,
что даже вызванный на подмогу сосед владельцев отеля дядя Владимир Станев своими крепкими моряцкими руками не смог выдрать этого поганца, который раскорячился как альпинисткий крюк в трещине. При этом с каждым рывком он не только все сильнее врезался в стены и лестницу, но и выделял все новое и новое пиво, при этом по законам физики там должно было уже появиться и вчерашнее, и позавчерашнее пиво.
Этот мудацкий ирландский Стив к тому же еще и пытался петь. Он пел то ли "Вихри враждебные", то ли "Молли Мэлоун" с таким отчаянным прихрюкиванием, что болгарский молчу дядя Володя Станев вдруг сказал отчетливо "бля", и это "бля" повторили сразу два этажа - первый, болгарский, и второй, русско-немецкий.
Объявленный сход жителей нашего отеля едва не объявил Ирландии войну, поставив на карту самое святое, что у нас есть - свои собственные отпуска, которые чуть было не были потрачены на создание батальона "Лебеди Несебра".
наконец, дядя Володя притащил какую-то своб рыбацкую веревку, обмотав которую за одну из ног Гандоннелла, удалось стащить его вниз. А за ним устремилось все то, что так гадко пахло и булькало, пока эта тварь лежала и пела.
Теперь уже дядя Володя Станев издал непереводимый болгарский звук, в котором явно прослушивалось огорчение и разочарование, и это звук вновь разнесся по этажам, как строевая песня нашего лебединого батальона.
Стыд, ужас и отвращение поселились в отеле.
Никто не смотрит никому в глаза. Лестницей стараются пользоваться только на ципочках и заткнув ладонями нос.
Ирландская сука храпит в своем номере и до утра он, кажется, уже не доживет. А если и доживет, то не в том виде, в каком явился на гордую болгарскую землю, чье великодушное гостеприимство было попрано так бесстыдно и подло.
О Ирландия. О тебе скорбят четверо русских и трое немецких людей. Знала бы ты, какое гавно ты рожаешь, слилась бы на всегда с Англией и не искала опричной свободы. Брысь, Ирландия, с наших глаз. Тебя мы не любим сегодня.