"Рыба!" или "Коля, я беременна"
Все, мною написанное ниже, может компактно уложиться во фразу "а я почему-то ничего не сказала", но мне очень хочется растечься мыслью по древу. Воспоминания, знаете ли).
В общем, бывают такие тупиковые ситуации, когда ты чувствуешь, что что-то должен сказать, но, осознавая тупость и спонтанность ситуации, можешь только молчать и думать о чем-то совершенно постороннем, или не думать вообще. Как Гомер Симпсон.
В Листвянке есть такая семья, Богдановы. Я по сей день очень трепетно к ним отношусь, но не потому, что они мои большие друзья, отнюдь, просто они - это какая-то такая деталь в мозайке моего детства, которую очень не хотелось бы потерять. Глава семьи, дядя Коля, к своим 60-ти годам нажил две жены, внуков и много детей. В лучших традициях поселковой жизни все его многочисленные дети, старшему из которых лет под сорок, а младший еще ходит в детский сад, довольно хорошо дружат друг с другом, участвуют в сердечных переживаниях и, вечерком, часто все вместе собираются на лавочке чтобы выпить пива (это взрослые дети) и полузгать семечки (это для тех, кто помладше). Разумеется, двор в такие вечера становится резиновым, и в нем, помимо Богдановых, собираются все остальные соседи, и все вместе радостно перетирают последние сплетни, кутаясь в такое теплое ощущение: "какой хороший сегодня вечер, и в жизни будет еще миллион таких же".
Однажды все соседи сидели во дворе. Это было давным-давно, но я помню все так, словно это было вчера. Я помню, что в тот день мы, ребятня, целый день провели в лесу и собирали шишки, поэтому к вечеру все были измазаны смолой с ног до головы и в тот момент, когда ЭТО случилось, занимались тем, что пытались кое-как оттереть от смолы хотя бы руки, что было совершенно бесполезно, но весьма увлекательно, так как для этого мы зачем-то окунали руки в песок, который застревал в ладонях, в башмаках, в волосах, словом, предприятие было крайне рискованным: мамы всего мира ненавидят песок в волосах детей, тем более, песок, который не вычесывается из-за кедровой смолы.
Вдруг во двор вбежала Вика, невеста среднего сына дяди Коли - тоже Николая, или Николаши, как мы все его называли. Она вбежала, и закричала: "Коля, Коля, я беременна, Коля!". Ооох какая тут прокатилась волна удивления и радости. Радости, конечно, не за новоиспеченного папашу, а за то, что у народа появилась тема для обсуждения на ближайший месяц как минимум. Все лица были повернуты к Николаше, все ждали от него каких-то действий, но... Но вы бы видели взгляд Николаши. Именно таким взглядом мудрецы тысячелетиями смотрят на огонь и воду. Они глядят вдаль и видят край вселенной, а за ним - еще одну вселенную, и тысячу морей и костров. Николаша почему-то ничего не сказал. Он встал, и ушел. Народ ахнул. Все были разочарованы и удручены, но не тем, что Вика была обречена остаться матерью-одиночкой, а тем, что Николаша ничего не сказал.
Прошло несколько лет. Если интересно - то история с беременной Викой была исчерпана, потому что врач, как выяснилось, перепутал анализы, она не ждала никакого ребенка и, впоследствии, счастливо вышла замуж за какого-то Диму и уехала то ли в Красноярск, то ли в Краснодар. Стоял такой же теплый вечер, и мы, ребятня, сидели все в том же дворе. На этот раз народу было совсем не много, кажется, никого, кроме нашей кампании. Мы были такие же измазанные смолой и ничего целый день не евшие, правда, более взрослые, что выражалось, главным образом, не в мировосприятии, а в размере обуви. Мы обсуждали что-то интересное, вроде вкладышей от жвачки "Love is" и Натаха, дочь дяди Коли, моя ровесница, рассказывала про новую серию этих вкладышей, а все остальные, кажется, облизывались и страшно ей завидовали, потому что она-то была в курсе этой новинки, а мы - нет. Вдруг раздался истеричный крик, мы все вскочили и устремились к месту, откуда орали. Картина, открывшаяся нашему взору была ужасна, ибо все сразу поняли в чем дело. А дело было в том, что Натахин папа, как вы уже поняли - дядя Коля, выпил лишнего и упал с балкона. Кричала, собственно, Оксанка, жена дяди Коли и, по совместительству, Натахина мать; кричала неистово, с надрывом, кричала так, что меня чуть не затоптали мурашки, бегущие по коже. Стоит отметить, что жил дядя Коля на первом этаже. Поэтому он, конечно, больно ударился о землю, но пока не собирался в нее ложиться, и уже начал подниматься, чтобы, по-видимому, идти за чекушкой. В этот момент крик Оксанки достиг непозволительного количества децибел, и перерос в вопрос, адресованный Натахе: "А ты-то что стоишь?!?! Не видишь, отцу плохо?!!!! А ну пойди помоги!!" По замыслу Оксанки, Натаха, видимо, должна была сорваться с места и подбежать к пьяненькому дяде Коле. Как вариант она должна была что-то ответить матери. Вместо этого Натаха стояла и смотрела на кирпичную стену своего дома. Я тогда узнала этот взгляд. Несколько лет назад так смотрел на Вику Николаша, теперь - ситуация была иной, более драматичной, еще более спонтанной, и... Наташа вдруг присела на лавочку и почему-то ничего не сказала.
Однажды мама забрала меня из школы и, по дороге домой, мы решили заехать на Центральный городской рынок за свежей рыбой, так как я всю неделю выпрашивала пирог, и мама решила-таки сделать мне "подарок". Впрочем, слово я подобрала неправильное, потому что в те дни у меня были адские проблемы в музыкальной школе, меня громко отчитывали за неумение отличить Грига от Шопена, и мама была зла, точнее, она была в ярости, когда узнала о моей непосещаемости занятий (кстати, вот оно, откуда ноги растут!) и тем более решила испечь мне пирог, чтобы я жевала его и обливалась слезами от стыда, и чтобы я понимала, как плохо себя веду. Так вот, мы купили, кажется, штук десять этих вкуснейших рыбин семейства лососевых и я, удрученная, и одетая как капуста, ибо мороз стоял сорокаградусный, топала за мамой к дому и наблюдала за рыбным пакетом. Вдруг в нем образовалась дыра. Рыбы, одна за одной, стали выпадать из целлофана и, с таким вот характерным звуком, что-то вроде "хлюп/плюх", выныривали на свежий сибирский снег. А я шла, и наблюдала за всей этой картиной, а мама, злобно прокалывая каблуками заснеженный асфальт, ничего не слышала и не замечала, потому что думала, наверное, о том, что если из меня не выйдет композитор, то придется, скорее всего, вылепить из меня дипломата и отправить учиться в МГИМО. Когда мы поднялись на наш этаж, из пакета выскользнула предпоследняя рыбина. В подъезде было тихо, поэтому мама услышала странный звук и поняла, что потеряла по дороге весь наш с ней "улов". Она многозначительно посмотрела на меня, а я - на нее, и она тихо так, с наездом, спросила, какого фига я шла всю дорогу и ничего ей не сказала про рваный пакет. А я продолжала смотреть немигающим взглядом, тем самым, которым Наташа смотрела на стену из кирпича а Николаша - на Вику, и думала: «Порвался пакет. Григ. Сказать. Что сказать? Не хочу в музыкальное училище. Зачем. Рыб уже все равно не вернешь. Шопен. Дядя Коля. Семечки». Прошло много лет, правда, но я так и не поняла, как объяснить произошедшее. Просто не знаю. И мама до сих пор издевается надо мной, когда вспоминает этот случай, потому что я почему-то тогда ничего не сказала.
И вот сегодня я шла с Полянки домой. Передо мной шла бабка с рваным пакетом, из которого выныривали разные рыбки. Точно не лососевые, ручаюсь. Я шла за ней минут десять. Рассматривала блестевшие на закатном солнце чешуйки и вспомнила сначала историю про меня и маму, поражаясь тому, как неоригинальна жизнь, которая подсовывает нам одни и те же сюжеты, потом - семейство Богдановых, Вику и смолу в волосах. Потом я подумала, что надо будет обязательно записать все это здесь, в ЖЖ…
Пишу последнюю фразу: бабке я почему-то ничего про рваный пакет так и не сказала.
В общем, бывают такие тупиковые ситуации, когда ты чувствуешь, что что-то должен сказать, но, осознавая тупость и спонтанность ситуации, можешь только молчать и думать о чем-то совершенно постороннем, или не думать вообще. Как Гомер Симпсон.
В Листвянке есть такая семья, Богдановы. Я по сей день очень трепетно к ним отношусь, но не потому, что они мои большие друзья, отнюдь, просто они - это какая-то такая деталь в мозайке моего детства, которую очень не хотелось бы потерять. Глава семьи, дядя Коля, к своим 60-ти годам нажил две жены, внуков и много детей. В лучших традициях поселковой жизни все его многочисленные дети, старшему из которых лет под сорок, а младший еще ходит в детский сад, довольно хорошо дружат друг с другом, участвуют в сердечных переживаниях и, вечерком, часто все вместе собираются на лавочке чтобы выпить пива (это взрослые дети) и полузгать семечки (это для тех, кто помладше). Разумеется, двор в такие вечера становится резиновым, и в нем, помимо Богдановых, собираются все остальные соседи, и все вместе радостно перетирают последние сплетни, кутаясь в такое теплое ощущение: "какой хороший сегодня вечер, и в жизни будет еще миллион таких же".
Однажды все соседи сидели во дворе. Это было давным-давно, но я помню все так, словно это было вчера. Я помню, что в тот день мы, ребятня, целый день провели в лесу и собирали шишки, поэтому к вечеру все были измазаны смолой с ног до головы и в тот момент, когда ЭТО случилось, занимались тем, что пытались кое-как оттереть от смолы хотя бы руки, что было совершенно бесполезно, но весьма увлекательно, так как для этого мы зачем-то окунали руки в песок, который застревал в ладонях, в башмаках, в волосах, словом, предприятие было крайне рискованным: мамы всего мира ненавидят песок в волосах детей, тем более, песок, который не вычесывается из-за кедровой смолы.
Вдруг во двор вбежала Вика, невеста среднего сына дяди Коли - тоже Николая, или Николаши, как мы все его называли. Она вбежала, и закричала: "Коля, Коля, я беременна, Коля!". Ооох какая тут прокатилась волна удивления и радости. Радости, конечно, не за новоиспеченного папашу, а за то, что у народа появилась тема для обсуждения на ближайший месяц как минимум. Все лица были повернуты к Николаше, все ждали от него каких-то действий, но... Но вы бы видели взгляд Николаши. Именно таким взглядом мудрецы тысячелетиями смотрят на огонь и воду. Они глядят вдаль и видят край вселенной, а за ним - еще одну вселенную, и тысячу морей и костров. Николаша почему-то ничего не сказал. Он встал, и ушел. Народ ахнул. Все были разочарованы и удручены, но не тем, что Вика была обречена остаться матерью-одиночкой, а тем, что Николаша ничего не сказал.
Прошло несколько лет. Если интересно - то история с беременной Викой была исчерпана, потому что врач, как выяснилось, перепутал анализы, она не ждала никакого ребенка и, впоследствии, счастливо вышла замуж за какого-то Диму и уехала то ли в Красноярск, то ли в Краснодар. Стоял такой же теплый вечер, и мы, ребятня, сидели все в том же дворе. На этот раз народу было совсем не много, кажется, никого, кроме нашей кампании. Мы были такие же измазанные смолой и ничего целый день не евшие, правда, более взрослые, что выражалось, главным образом, не в мировосприятии, а в размере обуви. Мы обсуждали что-то интересное, вроде вкладышей от жвачки "Love is" и Натаха, дочь дяди Коли, моя ровесница, рассказывала про новую серию этих вкладышей, а все остальные, кажется, облизывались и страшно ей завидовали, потому что она-то была в курсе этой новинки, а мы - нет. Вдруг раздался истеричный крик, мы все вскочили и устремились к месту, откуда орали. Картина, открывшаяся нашему взору была ужасна, ибо все сразу поняли в чем дело. А дело было в том, что Натахин папа, как вы уже поняли - дядя Коля, выпил лишнего и упал с балкона. Кричала, собственно, Оксанка, жена дяди Коли и, по совместительству, Натахина мать; кричала неистово, с надрывом, кричала так, что меня чуть не затоптали мурашки, бегущие по коже. Стоит отметить, что жил дядя Коля на первом этаже. Поэтому он, конечно, больно ударился о землю, но пока не собирался в нее ложиться, и уже начал подниматься, чтобы, по-видимому, идти за чекушкой. В этот момент крик Оксанки достиг непозволительного количества децибел, и перерос в вопрос, адресованный Натахе: "А ты-то что стоишь?!?! Не видишь, отцу плохо?!!!! А ну пойди помоги!!" По замыслу Оксанки, Натаха, видимо, должна была сорваться с места и подбежать к пьяненькому дяде Коле. Как вариант она должна была что-то ответить матери. Вместо этого Натаха стояла и смотрела на кирпичную стену своего дома. Я тогда узнала этот взгляд. Несколько лет назад так смотрел на Вику Николаша, теперь - ситуация была иной, более драматичной, еще более спонтанной, и... Наташа вдруг присела на лавочку и почему-то ничего не сказала.
Однажды мама забрала меня из школы и, по дороге домой, мы решили заехать на Центральный городской рынок за свежей рыбой, так как я всю неделю выпрашивала пирог, и мама решила-таки сделать мне "подарок". Впрочем, слово я подобрала неправильное, потому что в те дни у меня были адские проблемы в музыкальной школе, меня громко отчитывали за неумение отличить Грига от Шопена, и мама была зла, точнее, она была в ярости, когда узнала о моей непосещаемости занятий (кстати, вот оно, откуда ноги растут!) и тем более решила испечь мне пирог, чтобы я жевала его и обливалась слезами от стыда, и чтобы я понимала, как плохо себя веду. Так вот, мы купили, кажется, штук десять этих вкуснейших рыбин семейства лососевых и я, удрученная, и одетая как капуста, ибо мороз стоял сорокаградусный, топала за мамой к дому и наблюдала за рыбным пакетом. Вдруг в нем образовалась дыра. Рыбы, одна за одной, стали выпадать из целлофана и, с таким вот характерным звуком, что-то вроде "хлюп/плюх", выныривали на свежий сибирский снег. А я шла, и наблюдала за всей этой картиной, а мама, злобно прокалывая каблуками заснеженный асфальт, ничего не слышала и не замечала, потому что думала, наверное, о том, что если из меня не выйдет композитор, то придется, скорее всего, вылепить из меня дипломата и отправить учиться в МГИМО. Когда мы поднялись на наш этаж, из пакета выскользнула предпоследняя рыбина. В подъезде было тихо, поэтому мама услышала странный звук и поняла, что потеряла по дороге весь наш с ней "улов". Она многозначительно посмотрела на меня, а я - на нее, и она тихо так, с наездом, спросила, какого фига я шла всю дорогу и ничего ей не сказала про рваный пакет. А я продолжала смотреть немигающим взглядом, тем самым, которым Наташа смотрела на стену из кирпича а Николаша - на Вику, и думала: «Порвался пакет. Григ. Сказать. Что сказать? Не хочу в музыкальное училище. Зачем. Рыб уже все равно не вернешь. Шопен. Дядя Коля. Семечки». Прошло много лет, правда, но я так и не поняла, как объяснить произошедшее. Просто не знаю. И мама до сих пор издевается надо мной, когда вспоминает этот случай, потому что я почему-то тогда ничего не сказала.
И вот сегодня я шла с Полянки домой. Передо мной шла бабка с рваным пакетом, из которого выныривали разные рыбки. Точно не лососевые, ручаюсь. Я шла за ней минут десять. Рассматривала блестевшие на закатном солнце чешуйки и вспомнила сначала историю про меня и маму, поражаясь тому, как неоригинальна жизнь, которая подсовывает нам одни и те же сюжеты, потом - семейство Богдановых, Вику и смолу в волосах. Потом я подумала, что надо будет обязательно записать все это здесь, в ЖЖ…
Пишу последнюю фразу: бабке я почему-то ничего про рваный пакет так и не сказала.