Эми Вайнхаус - Back to black (2006)
Внезапно вспомнил, что этой замечательной потерянной девочки уже нет.
А, между тем, ничего сильнее за последние лет пять из "современного" я не слыхал.
Это действительно великий альбом. Без единого "но". "Невтемный", вышедший не вовремя, будто крик, прозвучавший в шестидесятых и услышанный только в двухтысячных растерянным талантливым подростком. Крик, разорвавший ее изнутри и транслированный ею наружу каким то нечеловеческим, завораживающим черным голосом и из-за этой чувственной мощи прорвавшийся на вершины чартов и взявший несметное количество премий.
О всех перипетиях судьбы Эмми я узнал только после ее смерти. И мои ощущения от этой пластинки только утвердились и усилились. Писать о "горении", бремени славы, проблемах с наркотиками, любовниками и законом смысла нет, да и сделал это каждый не поленившийся, а не ленились буквально все, превратив ее уход в балаган не многим менее мерзотный чем какой нибудь дом два.
Для меня ее смерть потерей почти интимной, как в свое время гибель Кобейна (о ней я узнал значительно позже самого факта, отслушав уже почти все записи нирваны). Пустота, оставшаяся внутри на месте ожидания ее новых записей гложет и не дает покоя. Понимаю очень отчетливо: ТАК написать и спеть не сможет больше никто.
На Афише эпитафией для нее стала статья 2008 года. Именно в 2008, я услышал альбом первый раз, ничего не зная о самой исполнительнице. И почему то подумал, что она уже мертва. И умерла, при том, давным-давно.
"Эми стала всем интересна не в силу инфернального своего таланта и не просто потому, что песни хорошие, а потому, что она вот-вот умрет. То, что Эми методично разрушает себя у всех на глазах, - это ее личное дело; но во всеобщем пристальном интересе к этому процессу есть нечто глубоко постыдное. Когда кто-то пытается сжечь себя на Красной площади или спрыгнуть с Крымского моста - принято вызывать милицию и скорую; а здесь полмира в ежедневном режиме следит за тем, когда же наконец чиркнет спичка или оскользнется нога.
На... ее, дай бог, не последнего концерта в Лиссабоне - это не ролевая модель и не икона стиля, это потерянное жалкое существо, которое явно не понимает, что с ней происходит, пошатывается, хрипит, промахивается мимо микрофона, судорожно обирает подол платья (вот это самый страшный жест), при этом музыканты играют невозмутимо и четко, как оркестр на тонущем «Титанике», и тысячи людей смотрят на это квадратными глазами.
Эта завороженность чужой погибелью - откуда-то из древнего Рима, из цирков, где львы рвали в клочья тела гладиаторов" (с) Афиша.
Она ушла со сцены и вернулась в темноту.