ИЗЮМИНКА
Жила-была снежинка.
Она была такая…
Такая воздушная, тоненькая, красивая, и кружилась, кружилась, кружилась без устали.
Впрочем, снежинкой она была только в мечтах. А вообще-то, это была самая обыкновенная снежная баба. Скособоченная, толстенькая, низенькая. Вместо глаз жёлуди, нос - шишка, а рот - изюминка. На голове ведёрко детское с остатками летнего песка, в бок воткнут веник сломанный. Не баба - мечта.
А вокруг такая красота: снежинки танцуют, бегают наперегонки, сосульки от счастья тают. А баба стоит посреди двора. То ворона на ведёрко сядет, то щенок подбежит, окропит жёлтеньким. А так хочется быть красивой, тоненькой, искрящейся. И до того бабе обидно стало, аж растаять захотелось. А вокруг только и слышно: «Принц. Принц. Принц». А кто такой? Где?
- А кто это - принц? - спросила баба у снежинок.
- Некогда, некогда, - пропели снежинки.
- А принц, он какой? - спросила баба у сосульки.
Сосулька только фыркнула в ответ. Ещё не хватает, чтобы сосулька (такая красавица!) с какой-то бабой, хоть и снежной, разговаривала.
- Дура ты снежная, хоть и баба. Не знаешь что ль, каждый год в новогоднюю ночь Принц на белом коне является, - ворона важно топталась на ведре, ссыпая остатки песка прямо снежной бабе на голову. - Вот все эти вертихвостки-снежинки и прихорашиваются, Прынца ждут, - ворона то ли засмеялась, то ли закаркала громко.
Снежная баба во все стороны желудями вращала, но никак не могла ворону рассмотреть. Еще бы - а вы попробуйте рассмотреть кого-то, кто сидит у вас на голове.
- А потом что?
- Когда потом?
- Ну, когда Принц приедет, что потом? - снежная баба пошелохнуться боялась, вдруг ворону спугнёт и не узнает, что же дальше.
- А что потом? Ничего. Принц вихрем пронесётся, принцессу не найдёт и ускачет в даль до следующего года, снежинки с горя усохнут, сосульки от тоски растают. Я ж говорю - дуры.
Ворона громко каркнула и улетела, сдвинув ведро бабе набекрень.
Снежная баба задумалась. Снежинки уже не казались ей такими красивыми.
Вечером стало совсем тоскливо. Днем хоть дети играли в снежки. А вечером двор опустел. Фонарь качался, отбрасывая длинные кривые тени. Огоньки окон светились далеко, не дотянуться. Тихо, только снег поскрипывает. Ворона спит давно. Снежинки все так же водят однообразный хоровод да прихорашиваются.
И так снежной бабе стало грустно, что вот такая тяжкая её бабья доля - одна в холоде и темноте, с ведром на голове. И тоска такая… Хоть плач, хоть танцуй.
Потопталась баба нерешительно на месте, потом осторожно шагнула. Снег скрипнул.
- Эх, была не была, - шепнула баба, махнула веником и пустилась в пляс.
Даже снежинки на минуту остолбенели от удивления. Сосулька, так фыркнула, чуть с крыши не сорвалась, только баба всего этого не заметила. Некогда ей было.
Жизнь стала другой. Днем можно было поболтать с вороной, вздремнуть, помечтать. Мечтала теперь баба о том, чтобы поскорее наступил вечер.
Ночь. Улица. Фонарь. И наша баба с ведром набекрень пляшет. Веником размахивает, шишкой во все стороны крутит. Больше всего бабе удавались рок-н-ролл и танго. Жаль, партнёра нет. Веник - это, конечно, не то, хоть и сломанный.
Снег, ветер, где-то форточка стучит, где-то собака воет, а баба наша ничего не слышит, только музыку:
Скрип-скрип-скрип-скрип,
па-ра-ра-рам-пам,
Скрип-скрип-скрип-скрип,
па-ра-ра-рам-пам,
Скрип-скрип-скрип-скрип,
Па-ра-ра-ра-рам-парам-пам!
И вдруг слышит, рядом кто-то скри-скрип-скрип-скрип.
Глаза-жёлуди подняла и обомлела - Принц.
Так всю ночь и протанцевали. Ворона крыльями хлопала, снежинки от зависти растаяли, сосулька с горя оторвалась и на мелкие осколки рассыпалась, а они ничего не замечали.
И только
Скрип-скрип-скрип-скрип,
Па-ра-ра-ра-рам-парам-пам!
А утром сели на белоснежного коня и вдаль умчались.
- Почему же ты выбрал меня? Вокруг столько было красивых снежинок и сосулек, - решилась все-таки спросить снежная баба.
Принц усмехнулся.
- Снежинки - они ведь те же бабы. А в тебе изюминка.
Она была такая…
Такая воздушная, тоненькая, красивая, и кружилась, кружилась, кружилась без устали.
Впрочем, снежинкой она была только в мечтах. А вообще-то, это была самая обыкновенная снежная баба. Скособоченная, толстенькая, низенькая. Вместо глаз жёлуди, нос - шишка, а рот - изюминка. На голове ведёрко детское с остатками летнего песка, в бок воткнут веник сломанный. Не баба - мечта.
А вокруг такая красота: снежинки танцуют, бегают наперегонки, сосульки от счастья тают. А баба стоит посреди двора. То ворона на ведёрко сядет, то щенок подбежит, окропит жёлтеньким. А так хочется быть красивой, тоненькой, искрящейся. И до того бабе обидно стало, аж растаять захотелось. А вокруг только и слышно: «Принц. Принц. Принц». А кто такой? Где?
- А кто это - принц? - спросила баба у снежинок.
- Некогда, некогда, - пропели снежинки.
- А принц, он какой? - спросила баба у сосульки.
Сосулька только фыркнула в ответ. Ещё не хватает, чтобы сосулька (такая красавица!) с какой-то бабой, хоть и снежной, разговаривала.
- Дура ты снежная, хоть и баба. Не знаешь что ль, каждый год в новогоднюю ночь Принц на белом коне является, - ворона важно топталась на ведре, ссыпая остатки песка прямо снежной бабе на голову. - Вот все эти вертихвостки-снежинки и прихорашиваются, Прынца ждут, - ворона то ли засмеялась, то ли закаркала громко.
Снежная баба во все стороны желудями вращала, но никак не могла ворону рассмотреть. Еще бы - а вы попробуйте рассмотреть кого-то, кто сидит у вас на голове.
- А потом что?
- Когда потом?
- Ну, когда Принц приедет, что потом? - снежная баба пошелохнуться боялась, вдруг ворону спугнёт и не узнает, что же дальше.
- А что потом? Ничего. Принц вихрем пронесётся, принцессу не найдёт и ускачет в даль до следующего года, снежинки с горя усохнут, сосульки от тоски растают. Я ж говорю - дуры.
Ворона громко каркнула и улетела, сдвинув ведро бабе набекрень.
Снежная баба задумалась. Снежинки уже не казались ей такими красивыми.
Вечером стало совсем тоскливо. Днем хоть дети играли в снежки. А вечером двор опустел. Фонарь качался, отбрасывая длинные кривые тени. Огоньки окон светились далеко, не дотянуться. Тихо, только снег поскрипывает. Ворона спит давно. Снежинки все так же водят однообразный хоровод да прихорашиваются.
И так снежной бабе стало грустно, что вот такая тяжкая её бабья доля - одна в холоде и темноте, с ведром на голове. И тоска такая… Хоть плач, хоть танцуй.
Потопталась баба нерешительно на месте, потом осторожно шагнула. Снег скрипнул.
- Эх, была не была, - шепнула баба, махнула веником и пустилась в пляс.
Даже снежинки на минуту остолбенели от удивления. Сосулька, так фыркнула, чуть с крыши не сорвалась, только баба всего этого не заметила. Некогда ей было.
Жизнь стала другой. Днем можно было поболтать с вороной, вздремнуть, помечтать. Мечтала теперь баба о том, чтобы поскорее наступил вечер.
Ночь. Улица. Фонарь. И наша баба с ведром набекрень пляшет. Веником размахивает, шишкой во все стороны крутит. Больше всего бабе удавались рок-н-ролл и танго. Жаль, партнёра нет. Веник - это, конечно, не то, хоть и сломанный.
Снег, ветер, где-то форточка стучит, где-то собака воет, а баба наша ничего не слышит, только музыку:
Скрип-скрип-скрип-скрип,
па-ра-ра-рам-пам,
Скрип-скрип-скрип-скрип,
па-ра-ра-рам-пам,
Скрип-скрип-скрип-скрип,
Па-ра-ра-ра-рам-парам-пам!
И вдруг слышит, рядом кто-то скри-скрип-скрип-скрип.
Глаза-жёлуди подняла и обомлела - Принц.
Так всю ночь и протанцевали. Ворона крыльями хлопала, снежинки от зависти растаяли, сосулька с горя оторвалась и на мелкие осколки рассыпалась, а они ничего не замечали.
И только
Скрип-скрип-скрип-скрип,
Па-ра-ра-ра-рам-парам-пам!
А утром сели на белоснежного коня и вдаль умчались.
- Почему же ты выбрал меня? Вокруг столько было красивых снежинок и сосулек, - решилась все-таки спросить снежная баба.
Принц усмехнулся.
- Снежинки - они ведь те же бабы. А в тебе изюминка.