Jan 23, 2007 11:06
У Толкина есть очень красивое стихотворение "Рога Илмира", и кажется, оно немного "колдунское"... Как-то я притащила его распечатку на свое дежурство, и чтоб не было одиноко, скучно и страшно, стала его переводить. Подошла лаборантка Лидочка и спрашивает: "А что это у вас такое интересное?" Я ей говорю: "На, возьми, почитай"... Лидочка стала его читать вслух... А на улице ветер и так был нешуточный, а тут еще усилился... У нас еще верхний этаж, такие рулады и пересвисты доносились с чердака, что о-го-го. Дивная иллюстрация к содержанию (см. ниже). А потом приходит наша методист мадам Лесючевская и говорит: "Девочки, а на улице-то наводнение. Мойка и та разлилась..." Было это 9 января сего года в стольном граде Питере.
Нет, со случаями погодного колдунства я в своей жизни сталкивалась. Например, на дне рождения подруги хозяйка от нечего делать притащила охотничье ружье мужа (незаряженное, не надейтесь!) и предложила в него посвистеть (так созывают на охоте собак; звук получается такой, что и рога не надо). У кого-то получилось, у кого-то нет... Ну пьяные были. Хозяйка предлагает: "Катя, теперь ты посвисти... Кстати, помнишь, ты как-то вызвала свистом дождь?" Катя и посвистела... Когда же я наутро ехала на работу, попала в страшный снегопад (и не я одна в тот день добралась до работы на час-полтора позже положенного)и мысленно прокляла всех ительменских шаманов (ибо Катя - ительменка),все пьяное озорство, граничащее с запрещенной магией, и все духовые инструменты, которые настолько опасны. Кстати, замечено, что если сыграть на саксофоне ДЛЯ КОГО-НИБУДЬ (для себя - не получится) пьесу Боцца "Ария", непременно пойдет либо снег, либо дождь. Еще было дело - сидели мы дома у Олега (лидера "Руны"... из которой я ушла, на время или навсегда - пока не знаю), и кто-то из нас стучал в барабан, который Олег привез из Африки. Я говорю: "Кончай барабанить, дождь наколдуешь!" (День был, кстати, солнечный) Он не слушает, продолжает развлекаться... И вдруг за окном темнеет, сверкает молния, гремит гром... Но это Африка, это понятно. Мало ли для чего юзали этот барабан до его приобретения Олегом!
А вот толкиновские стихи... Нет, байку о том, как одна барышня от нечего делать декламировала песню про Нимродель в идиотском переводе Кистяковского и от этого началась гроза, я где-то слышала.
Вот, кстати, и сами стихи, которые я таки допереводила.
1. Было это в Тасаринане, где трава зелена, высока.
Струны арфы перебирал я, шепот слышался ветерка
В пышнолистных древесных кронах, тростники напевали в лад
Свои тихие нежные песни, провожая солнца закат.
5. О, какою музыкой сладкой каждый вздох тростника был полн!
Было это в Тасаринане - Илмир мне явился из волн.
И в закатном реки колыханье звонко в раковину он подул -
И разбил мое сонное сердце дивный звук, таинственный гул…
И не видел реки я больше - только моря свинцовый вал,
10. Только белые птичьи крылья, только брызги пены у скал…
Слышал я, как рыдают чайки над громадой черных камней,
Видел я предвечное небо в бледном блеске звездных огней.
В этом диком и древнем мире, полный страха, я пребывал,
Окруженный бурей и мраком, на границе моря стоял,
15. Но людских голосов не слышал - только моря немолчный рев,
Только пенное многоголосье надвигающихся валов,
Что штурмуют скалистый берег, громоздящий утес на утес -
Словно гордые стены и башни, он их к небу дерзко вознес,
Но дробит и крушит их море, брешь за брешью в утесах пробив,
20. И к подножью скал груды щебня и песка швыряет прилив.
Слышал я, как в рога боевые лютый ветер в тучах трубит,
Как от ярости и от гнева грозный голос моря звенит,
И встает из глубин соленых рать за ратью на трубный зов,
И несутся кони-буруны - искры пены из-под подков.
25. Но не дрогнут скальные стены, гордо реет облачный стяг,
И, в седые пучины низвергнут, тщетно алчет победы враг,
И в седые пучины низвергнут древний змей, дракон водяной,
Что на берег полз, извиваясь, изумрудной блестя чешуей.
Вопль и стон над смятенной хлябью, робкий скорбный ропот - но вот
30. Снова вал над кипящей бездной, потрясая гривой, встает,
Снова пенные кони-буруны вскачь несутся на смертный бой,
И лихую, звонкую песню голосит безумный прибой.
И шагают войска великанов, гребни шлемов из белых волн,
И напев их дикий и грозный необузданным гневом полн,
35. И трубит, не смолкая, Оссэ, отзываются ветер и гром,
И рокочет голос прибоя - мощь и ярость слышатся в нем,
И свистят по ущельям флейты, как волынки, пещеры гудят,
И, взметая соленые брызги, громко вихри злые вопят.
И опутали косы моря тяжко-темное тело земли,
40. И взвились соленые смерчи, и собрать наконец смогли
Силу всю глубин океанских у ужасных Оссэ колен,
И ревущей воды громада поднялась - захватила в плен
Покоренную землю, черных скал твердыню собой поглотив
И высокие стены и башни в струи пенные обратив.
45. И раздался гимн Океана! То стихал, то снова гремел
Тот орган могучий и страшный, и регистр его верхний звенел
Белокрылых чаек рыданьем, а басы из ревущих глубин
Раздавались, и вечную фугу рокотал орган-исполин,
Чьи в пещерах подземных раскаты бесконечным эхом звучат,
50. Что поют стоголосые волны, ни мгновенья они не молчат…
Так звучала поющая бездна и внимала немая высь,
И в одном великом аккорде голоса всех морей слились.
Это Илмир, воды повелитель, гнев стихий сумел усмирить
И гармонии древний хаос дланью мощною подчинить.
55. Повинуясь, схлынули воды, вновь земля освобождена,
Подставляет плечи нагие ветеркам и дождям она,
Тихо зыблется гладь морская, плещет легкой зеленой волной
В камни мокрые на побережье - но звучат тоской неземной
Дальний голос незримых чаек, древний шорох незримых крыл…
60. Над предвечною страшною тайной мне завесу слегка приоткрыл,
Перенес меня силой дивной в дикий мир до начала времен,
Где людских голосов не слышно, этот странный и мрачный сон.
Видел хаос я, тьму над бездной, где земли разрывают твердь
Силы древних богов великих и стихий мировых круговерть.
65. Но умолкло пенье прибоя, стихли флейты волн и ветров,
И меня тишина разбудила, оглушив сильнее громов…
И рассеялись музыки чары, и растаял напев колдовской
Звучных раковин в дальних далях… Я стоял на земле родной,
А кругом луга расстилались и плакучие ивы росли,
Отягченные росами травы ноги прядями мне оплели…
Тростники все пели и пели, и белел над рекой туман,
Словно знак о себе оставил в сон мой вторгшийся океан…
Было это в Тасаринане - голос Илмира звонких рогов -
И до смерти в душе не смолкнет этот странный таинственный зов…
А на Толкиновском семинаре С.Б. Лихачева презентовала долгожданный четвертый том "Истории Средиземья", а в нем помещен ее собственный перевод "Рогов Илмира". Когда Светлана Борисовна узнала, что в природе существуют, пусть и неофициально, еще как минимум два перевода (еще один - у Хельвдис), она, похоже, испытала небольшой культурный шок. Но ее, видимо, несколько успокоило то обстоятельство, что оба перевода, с ее точки зрения, несколько неправильные. Потому что не тем размером. У Толкина-де в оригинале был хорей. И она в своем переводе постаралась этот хорей сохранить - "В ивовом краю, где травы и долги, и зелены,// ветер, налетев незримо, чуть коснулся я струны, // рокотал в древесных кронах..."
Ладно, хорей, ямб, трехиктный дольник... Но беда в том, что если переводить стихи подобного содержания хореем, то получится немного смешно. Неминуемо в сознании выплывет "гордо реет буревестник, черной молнии подобный". если не "аты-баты, шли солдаты, аты-баты, на базар". И вообще хорей в русском сознании - размер несколько легковесный. Стихи про мировой катаклизм хореем писать как-то странно...