Известно, что самое скабрезное произведение А.Блока - поэма «Двенадцать». Хотя певец Прекрасной Дамы, сиречь Незнакомки, сиречь «Жены Его - до Боли» и не позволил себе напрямую выражаться в произведении, художественная задача озвучить в «Двенадцати» «музыку революции» во всей ее красе побудила автора нашпиговать поэму различными бранными выражениями и двусмысленностями. Самый известный пример - сдвиг в духе "заумника" Крученых, когда красногвардейцы грозят ускользнувшему от них Ваньке:
Утек подлец! Ужо, постой, <слышно: У, жопа, стой>
Расправлюсь завтра я с тобой!
Хороша также красноречивая фигура умолчания на месте отточий в следующих строках:
Трах-тара-рах! Ты будешь знать,
............................
Как с девочкой чужой гулять.
А вот, кажется, еще никем не обнаруженные образцы блоковских скабрёзностей.
Красногвардейцы вспоминают своего былого товарища Ваньку:
- А Ванька с Катькой в кабаке…
- У ей керенки есть в чулке.
- Ванюшка сам теперь богат...
- Был Ванька наш, а стал солдат!
Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,
Мою, попробуй, поцелуй!
Здесь крепкое выражение «сукин сын» (кстати, очевидно связанное с «псом безродным» из финала поэмы) отвлекает внимание от неясности финальной строчки: «Мою, попробуй, поцелуй», ибо не уточнено: мою - кого? или что? И хотя из контекста понятно, что целует он Катьку, строчка прочитывается и так, что Ваньке предлагается поцеловать одного из красногвардейцев в пресловутое место, косвенно обозначенное в слове «попробуй».
Еще одна двусмысленность - очередной крученыховский сдвиг в строчках про барыню:
- Уж мы плакали-плакали…
Поскользнулась
И - бац! - растянулась!
Вот такой он был, трагический тенор эпохи.
Вот такая она была, музыка революции, которую он призывал слушать «всею душой, всем сердцем».