ПРЕРЫВИСТОЕ ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ 22
ГЛАВА 23
У подъезда гостиницы Ирину, как всегда, дожидалась нищенка. Слово это в данном случае можно было применить весьма условно, одевалась женщина гораздо лучше, чем многие санитарки в больнице. У ног ее болтались двое детей неопределенного пола.
- Вы меня простите, - затараторила она, поглядывая на Замковскую испуганными глазами, - у нас пятеро детей, а есть нечего, не поможете?
Ирина слышала этот короткий монолог каждую неделю и сильно подозревала, что женщина здесь каждый раз дожидается лично ее. Вряд ли в городе еще кто-нибудь подавал милостыню - самим не хватало. Замковской каждый раз хотелось спросить, зачем нужно было рожать столько детей, если не можешь их прокормить, но она просто давала ей сто рублей, слушать о голодных детях было невмоготу.
Сегодня Зуев обещал дать ей то, что они уже довольно давно в разговорах между собой называли «домашним заданием» и Ирина более-менее представляла, о чем пойдет речь. После возвращения из Москвы она несколько дней терзала сначала Матрену, а потом Алексея Михайловича, почему у нее ничего не получилось с Серенькой. Тот в Москве так и не стал играть в перевозку грузов, максимум, чего ей удалось добиться - сын опять начал катать машинку, а не тупо лежать, обняв ее.
С Тимофеем они все-таки помирились буквально за пять минут до Нового года, помирились по телефону, потому что времени, чтобы добраться друг до друга, уже не было. Потом за какие-то полчаса он домчался до нее, и остатки ночи они провели вдвоем. А наутро муж улетел в Японию, а она собралась в свою «деревню». И как они не старались в ту ночь, осадок остался в душе все-таки горьковатый.
У дверей больницы произошли еще две встречи. Во-первых, к Ирине бросился незнакомый мальчик лет двенадцати:
- Подайте на пропитание… - привычно-заунывно завел он, - нас в семье четверо детей, есть нечего…
Смысл был почти тот же, что и у «нищенки» возле гостиницы, только количество детей разнилось. Гриша хотел, было отодвинуть попрошайку, но Замковская не позволила, велела дать денег.
Пока шли все эти общения, на крыльце обнаружилась «неговорящая» Лиля опять с матерью и отцом. Если быть точным, то это определение к ней давно не подходило, и вообще ее появления в больнице прекратились. После того, как они пообнимались с Ириной, Лиля быстро и довольно хорошо заговорила, и родители больше не стали ее приводить.
Но сейчас они всей семьей стояли на крыльце, и здоровались с Замковской. Сама девочка доверчиво смотрела на нее большими голубыми глазами и молчала.
- Что случилось? - спросила Ирина, входя в вестибюль.
- Она опять замолчала… - горько сказала мать.
- Говорила почти две недели, - продолжил отец, - хорошо говорила, а теперь опять молчит…
Зуева не было на месте и Замковская, оставив Лилю с семейством у его кабинета, отправилась к себе наверх. Серенька, уже без помощи и вмешательства Матрены, самозабвенно перевозил кубики из одного угла комнаты в другой. Никаких новых действий и занятий Алексей Михайлович пока не назначал, новостей ждали сегодня, и старая женщина просто отдыхала, присматривая за мальчиком.
Ирина села рядом и опять, в который раз попросила Матрену объяснить, почему она в Москве не могла добиться таких простых действий от Сереньки. То, что первые попытки были сделаны здесь, контрабандно, Замковская уточнять не стала.
Матрена покрутила головой:
- Не знаю, что тебе и сказать… - задумчиво проговорила она, - вроде все мы с тобой передумали, а ответа не нашли. Ковер у тебя был похожий, машинка тоже, кубики один в один… Может и правду Алексей Михайлович говорит, что Серенька просто к рукам и голосу моему привык?
- А ты не можешь - вдруг предложила Ирина, - вечером ко мне в гостиницу зайти? Давай там попробуем. Если не получится, значит, дело в тебе, а если выйдет - значит, причина - другая…
- Зуев приехал, Ирина Николаевна… - сказал от окна Гриша. - Вы хотели с ним поговорить…
Разговор с родителями Лили Замковская слушала невольно - дверей в кабинете не было, а занятий в «большом» зале в этот момент не проводилось. Можно было, конечно, встать и уйти, но Алексей Михайлович жестом велел ей остаться, возможно, хотел, чтобы она слышала этот разговор и Ирина сидела на стуле у входа в кабинет. Верный Гриша сторожил вход.
- Я хочу получить ответ, - голос Зуева звучал жестко, - почему в прошлый раз вы меня обманули?
- Я не понимаю, о чем вы… - удивилась Лилина мама, но глаза ее предательски забегали.
- Отлично понимаете. Вы мне сказали, что Лиля никогда не разговаривала, а это - прямая ложь…
- Откуда вы можете знать? - довольно грубо вмешался «папа».
- Ребенок, который никогда не говорил, не может на второй день разговаривать словами и фразами. Он начинает с простых звуков, да и то не всех. А Лиля в первый же день после запуска заговорила осмысленно. Что с ней произошло? Почему она замолчала? Ее кто-то испугал, обидел?
Мама посмотрела на папу, тот отвернулся к окну. Мама перевела взгляд на Зуева, папа начал смотреть на маму.
- Ну, смелее… - подбодрил их Алексей Михайлович, - Если мы не будем понимать, что с ней произошло, то никак не сможем ей помочь…
- Ну, в общем, - мать оказалась порешительней отца, - мы как-то поссорились…
- С девочкой? - уточнил Зуев.
- Нет, мы с Олегом… - мама кивнула в сторону папы. - В общем, крепко поссорились, кричали друг на друга…
- Дрались? - деловито осведомился Алексей Михайлович.
- Не-е-т… - даже обиделась мама, но по интонации было понятно, что точно - дрались.
- И Лиля замолчала? - понимающе кивнул Зуев. - Что произошло сейчас, после того, как вы ее перестали приводить?
- То же самое … - глухо сказал папа.
- То есть вы опять подрались, и она замолчала… - констатировал Алексей Михайлович.
Родители кивнули одновременно, не глядя друг на друга.
- А пока она молчала, вы что тоже все время скандалили?
- Нет… - папа недоуменно посмотрел на жену, - Вроде нет… Сдерживались как-то…
- А вам не приходило в голову, - Зуев встал, прошелся по кабинету, посмотрел на Замковскую и сокрушенно пожал плечами, - что ее немота - это последствия ваших скандалов?
- Не может быть…- женщина отрицательно покрутила головой, - Все семьи скандалят, но дети везде разговаривают…
- Постарайтесь меня услышать. - Алексей Михайлович остановился перед женщиной, протер очки. - Видимо у вашей дочери более тонкая душевная организация, или скандалите вы не как все.
Папу, видимо, все-таки проняло, он коротко глянул на маму, потом отвернулся и покраснел.
- И вот что еще важно, - продолжил Зуев, - мы, конечно, опять попробуем вам помочь и, скорее всего, поможем, но если вы еще раз сорветесь и испугаете ребенка, у нее может выработаться ощущение, что вы ссоритесь из-за того, что она разговаривает и она замолчит навсегда.
- Как это? - испуганно спросило папа.
- Она же еще ребенок, у нее абстрактное мышление не развито. Смотрите, какая перед ней картинка: она молчит - вы миритесь, открывает рот - у вас скандал.
- Господи… - ахнула мама.
- Если у вас хватает терпения держать себя в руках, пока у Лили плохо с речью, - Зуев стоял у порога кабинета, в полуметре от Ирины, - потрудитесь, пожалуйста, делать то же все время, иначе вы ее просто погубите…Нельзя же все время любить и слышать только себя…
Алексей Михайлович внезапно наклонился к Замковской и в полголоса, цитируя анекдот, чтобы юмором смягчить резкость своих слов сказал:
- И вас это тоже касается, Ирина Николаевна…
У подъезда гостиницы Ирину, как всегда, дожидалась нищенка. Слово это в данном случае можно было применить весьма условно, одевалась женщина гораздо лучше, чем многие санитарки в больнице. У ног ее болтались двое детей неопределенного пола.
- Вы меня простите, - затараторила она, поглядывая на Замковскую испуганными глазами, - у нас пятеро детей, а есть нечего, не поможете?
Ирина слышала этот короткий монолог каждую неделю и сильно подозревала, что женщина здесь каждый раз дожидается лично ее. Вряд ли в городе еще кто-нибудь подавал милостыню - самим не хватало. Замковской каждый раз хотелось спросить, зачем нужно было рожать столько детей, если не можешь их прокормить, но она просто давала ей сто рублей, слушать о голодных детях было невмоготу.
Сегодня Зуев обещал дать ей то, что они уже довольно давно в разговорах между собой называли «домашним заданием» и Ирина более-менее представляла, о чем пойдет речь. После возвращения из Москвы она несколько дней терзала сначала Матрену, а потом Алексея Михайловича, почему у нее ничего не получилось с Серенькой. Тот в Москве так и не стал играть в перевозку грузов, максимум, чего ей удалось добиться - сын опять начал катать машинку, а не тупо лежать, обняв ее.
С Тимофеем они все-таки помирились буквально за пять минут до Нового года, помирились по телефону, потому что времени, чтобы добраться друг до друга, уже не было. Потом за какие-то полчаса он домчался до нее, и остатки ночи они провели вдвоем. А наутро муж улетел в Японию, а она собралась в свою «деревню». И как они не старались в ту ночь, осадок остался в душе все-таки горьковатый.
У дверей больницы произошли еще две встречи. Во-первых, к Ирине бросился незнакомый мальчик лет двенадцати:
- Подайте на пропитание… - привычно-заунывно завел он, - нас в семье четверо детей, есть нечего…
Смысл был почти тот же, что и у «нищенки» возле гостиницы, только количество детей разнилось. Гриша хотел, было отодвинуть попрошайку, но Замковская не позволила, велела дать денег.
Пока шли все эти общения, на крыльце обнаружилась «неговорящая» Лиля опять с матерью и отцом. Если быть точным, то это определение к ней давно не подходило, и вообще ее появления в больнице прекратились. После того, как они пообнимались с Ириной, Лиля быстро и довольно хорошо заговорила, и родители больше не стали ее приводить.
Но сейчас они всей семьей стояли на крыльце, и здоровались с Замковской. Сама девочка доверчиво смотрела на нее большими голубыми глазами и молчала.
- Что случилось? - спросила Ирина, входя в вестибюль.
- Она опять замолчала… - горько сказала мать.
- Говорила почти две недели, - продолжил отец, - хорошо говорила, а теперь опять молчит…
Зуева не было на месте и Замковская, оставив Лилю с семейством у его кабинета, отправилась к себе наверх. Серенька, уже без помощи и вмешательства Матрены, самозабвенно перевозил кубики из одного угла комнаты в другой. Никаких новых действий и занятий Алексей Михайлович пока не назначал, новостей ждали сегодня, и старая женщина просто отдыхала, присматривая за мальчиком.
Ирина села рядом и опять, в который раз попросила Матрену объяснить, почему она в Москве не могла добиться таких простых действий от Сереньки. То, что первые попытки были сделаны здесь, контрабандно, Замковская уточнять не стала.
Матрена покрутила головой:
- Не знаю, что тебе и сказать… - задумчиво проговорила она, - вроде все мы с тобой передумали, а ответа не нашли. Ковер у тебя был похожий, машинка тоже, кубики один в один… Может и правду Алексей Михайлович говорит, что Серенька просто к рукам и голосу моему привык?
- А ты не можешь - вдруг предложила Ирина, - вечером ко мне в гостиницу зайти? Давай там попробуем. Если не получится, значит, дело в тебе, а если выйдет - значит, причина - другая…
- Зуев приехал, Ирина Николаевна… - сказал от окна Гриша. - Вы хотели с ним поговорить…
Разговор с родителями Лили Замковская слушала невольно - дверей в кабинете не было, а занятий в «большом» зале в этот момент не проводилось. Можно было, конечно, встать и уйти, но Алексей Михайлович жестом велел ей остаться, возможно, хотел, чтобы она слышала этот разговор и Ирина сидела на стуле у входа в кабинет. Верный Гриша сторожил вход.
- Я хочу получить ответ, - голос Зуева звучал жестко, - почему в прошлый раз вы меня обманули?
- Я не понимаю, о чем вы… - удивилась Лилина мама, но глаза ее предательски забегали.
- Отлично понимаете. Вы мне сказали, что Лиля никогда не разговаривала, а это - прямая ложь…
- Откуда вы можете знать? - довольно грубо вмешался «папа».
- Ребенок, который никогда не говорил, не может на второй день разговаривать словами и фразами. Он начинает с простых звуков, да и то не всех. А Лиля в первый же день после запуска заговорила осмысленно. Что с ней произошло? Почему она замолчала? Ее кто-то испугал, обидел?
Мама посмотрела на папу, тот отвернулся к окну. Мама перевела взгляд на Зуева, папа начал смотреть на маму.
- Ну, смелее… - подбодрил их Алексей Михайлович, - Если мы не будем понимать, что с ней произошло, то никак не сможем ей помочь…
- Ну, в общем, - мать оказалась порешительней отца, - мы как-то поссорились…
- С девочкой? - уточнил Зуев.
- Нет, мы с Олегом… - мама кивнула в сторону папы. - В общем, крепко поссорились, кричали друг на друга…
- Дрались? - деловито осведомился Алексей Михайлович.
- Не-е-т… - даже обиделась мама, но по интонации было понятно, что точно - дрались.
- И Лиля замолчала? - понимающе кивнул Зуев. - Что произошло сейчас, после того, как вы ее перестали приводить?
- То же самое … - глухо сказал папа.
- То есть вы опять подрались, и она замолчала… - констатировал Алексей Михайлович.
Родители кивнули одновременно, не глядя друг на друга.
- А пока она молчала, вы что тоже все время скандалили?
- Нет… - папа недоуменно посмотрел на жену, - Вроде нет… Сдерживались как-то…
- А вам не приходило в голову, - Зуев встал, прошелся по кабинету, посмотрел на Замковскую и сокрушенно пожал плечами, - что ее немота - это последствия ваших скандалов?
- Не может быть…- женщина отрицательно покрутила головой, - Все семьи скандалят, но дети везде разговаривают…
- Постарайтесь меня услышать. - Алексей Михайлович остановился перед женщиной, протер очки. - Видимо у вашей дочери более тонкая душевная организация, или скандалите вы не как все.
Папу, видимо, все-таки проняло, он коротко глянул на маму, потом отвернулся и покраснел.
- И вот что еще важно, - продолжил Зуев, - мы, конечно, опять попробуем вам помочь и, скорее всего, поможем, но если вы еще раз сорветесь и испугаете ребенка, у нее может выработаться ощущение, что вы ссоритесь из-за того, что она разговаривает и она замолчит навсегда.
- Как это? - испуганно спросило папа.
- Она же еще ребенок, у нее абстрактное мышление не развито. Смотрите, какая перед ней картинка: она молчит - вы миритесь, открывает рот - у вас скандал.
- Господи… - ахнула мама.
- Если у вас хватает терпения держать себя в руках, пока у Лили плохо с речью, - Зуев стоял у порога кабинета, в полуметре от Ирины, - потрудитесь, пожалуйста, делать то же все время, иначе вы ее просто погубите…Нельзя же все время любить и слышать только себя…
Алексей Михайлович внезапно наклонился к Замковской и в полголоса, цитируя анекдот, чтобы юмором смягчить резкость своих слов сказал:
- И вас это тоже касается, Ирина Николаевна…