ПРЕРЫВИСТОЕ ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ 20
ГЛАВА 21
Они свернули с третьего кольца, и Замковская изумлено открыла глаза. На рекламном щите перед ней была изображена женщина, на груди которой жарилась яичница-глазунья. Только всмотревшись, она поняла, что это такая расцветка шубы, а щит призывает идти в меховой магазин.
Когда сын привык перевозить кубики, взрослые начали строить ему козни. Первой, конечно, попробовала Матрена Григорьевна. На одном из перегонов ее зеленый самосвал вдруг подпрыгнул на заранее подложенном валике и завалился набок. Кубики разлетелись в разные стороны. Старуха села на пол и засмеялась:
- Вот, здорово… Смотри, Серенька, - позвала она мальчика, - как красиво все рассыпалось по ковру.
Через два дня таких непрерывных Матрениных аварий, валик подложили под ковер на маршруте сына. Машина естественно перевернулась, чему немало способствовало движение самого ковра, который по поручению Зуева дернула Ирина. Серенька по примеру Матрены сел на пол и засмеялся.
- Чему мы его учим? - налетела на Алексея Замковская, - Что ломать и разрушать это здорово?
- Меня больше волнует отсутствие или наличие эмоциональных реакций, чем объяснить вашему сыну, что такое хорошо и что такое плохо… - спокойно парировал Зуев, - Создать что бы то ни было - гораздо сложней чем сломать, а пока он не обретет отношения к разным событиям в жизни, вы не сможете объяснить ребенку, что правильно и что нет. Поэтому сейчас для него важнее любая эмоция, чем морализаторство. Вы не согласны?
- У вас на все есть ответ… - Ирина с досадой махнула рукой, - Почему он вообще должен обезьянничать?
- Мы учимся, заимствуя у других. - еще спокойней сказал Алексей, - Если ребенок не видит другого, и не подражает ему, то он не развивается.
- Хорошо. Теперь скажите, когда вы подпустите меня к моему ребенку?
- У вас другая задача. - Алексей Михайлович куда-то заспешил и явно начал тяготиться разговором. - Вы будете работать с Серенькой дома…
- Что мы будем делать?
- По-моему, вы собирались к мужу в Москву?
Показалось Замковской или он произнес слово «мужу» с какой-то особенной интонацией?
- Я вообще-то небольшой сторонник таких перемен, пока не придет некий навык, но вы мать, вам виднее. Давайте поговорим о перспективах после вашего возвращения. - Зуев встал, давая понять, что разговор окончен, - Тем более что ни вы сами, ни Серенька еще не до конца готовы к новой программе.
Замковская скрипнула зубами, но промолчала. Тайно, ни с кем не советуясь, она несколько раз пыталась в гостинице работать с сыном по той программе, которую видела каждый день в больнице.
Только ничего у нее не получалось, вернее, почти ничего. Серенька с удовольствием катал свою пожарную машину, но на все попытки Ирины привлечь его внимание к самосвалу, реагировал слабо. Казалось, что это не он какой-то час назад лихо подавал свой синюю машину под загрузку. Максимум, чего удалось добиться Ирине дома - это то, что Серенька начал катать свою машину более свободно, размашисто, но ни кубиков, ни коробки, ни пандуса просто не замечал. Все внимание и вся игра доставались уважаемой Матрене Григорьевне.
Замковская еще и потому побаивалась этой поездки домой, что никто не знал, как поведет себя сын без своей «любимой» старухи. С другой стороны она еще и потому хотела съездить в Москву, что считала, что Зуев был все-таки неправ, и собиралась взять у него реванш.
У нее был план за эти три дня, найти самосвал нужного цвета и нужной модели, затем не спеша, нежно, пользуясь тем, что Матрена далеко, перевести все стрелки на себя, пройти всю программу, которую прошел Серенька еще раз самостоятельно, с ней в роли ведущей и увести сына от старой медсестры.
Все сделать, все пройти и вот сын любит и играет с ней, а не с замечательной, но все равно такой чужой женщиной. Алексею Михайловичу придется признать свою ошибку.
С самого порога квартиры Ирину взяли в оборот пять женщин. Троих она узнала сразу - это были ее парикмахер, маникюрша и косметолог. Две другие оказались массажисткой и … банщицей.
Все пятеро набросились на нее и со словами:
- Тимофей Семенович велел…
повлекли в ванную комнату. И тут всласть над ней надругались. Сначала они втроем, за исключением двух новеньких, неодобрительно покачивая головами и цокая языками, рассматривали каждая свое будущее поле деятельности. Потом уступили Ирину банщице и массажистке, и те, сменяя друг друга, принялись за работу.
Ее, как почти неодушевленный предмет передавали из рук в руки в течение больше трех часов. Ирина, ничего не понимая, пыталась задавать вопросы, на которые получала один и тот же ответ:
- Тимофей Семенович велел…
Она с ужасом вдруг увидела, как запустила себя и была искренне благодарна мужу за то, что он все это затеял. Умелые женские руки, а Тимофей, наверняка, выбрал и нанял лучших, расслабляли ее и почти убаюкивали.
Единственное, что отвлекало Замковскую во время процедур, это мысль «Как там Серенька?», она пыталась встать и пойти проведать сына, но ее слабые попытки быстро подавлялись, и она так никуда и не собралась.
Тем более что в той неге, в которую ее погрузили, она смутно помнила, что встречающих женщин было шесть и одна из них, полная с миловидной улыбкой, была явно новой няней, потому что, едва поздоровавшись, проследовала за Гришей, который нес Сереньку на руках.
Кроме того, Ирина верила мужу и хорошо понимала, что он не мог не позаботиться о сыне и, даже если она ошиблась, и эта женщина не няня, то все равно Тима что-то придумал, и она может расслабиться. Тем более там, в детской, присутствовал еще и Гриша, которому Замковская последнее время привыкла доверять.
Когда через несколько часов ее выпустили из ванной с готовой головой и руками, Замковская с изумлением обнаружила в своей комнате известного дизайнера, и черное платье на вешалке.
Не смотря на явно нетрадиционную сексуальную ориентацию, выкрашенный в ярко зеленый цвет «вьюнош» вкус имел неплохой. Он взглянул критически на прическу Ирины, но видимо остался доволен, потому что, подойдя ближе, поправил только один локон.
После этого приступили к примерке и всего через час с четвертью выбрали тонкие почти телесные колготки и такие же, только на тон теплее перчатки. Макияж накладывать не стали, (Тимофей этого не любил), только чуть подчеркнули губы. Строгое черное платье оказалось оторочено тончайшим золотым кружевом на рукавах и с большим вырезом на груди. Туфли с таким же кружевом оказались здесь же, а затем по знаку дизайнера горничная внесла большую бархатную коробку.
Только теперь Ирина смогла оценить весь замысел «вьюноша», а, скорее всего не его, а Тимофея. Как она поняла, затеяно все было давно, потому что в коробке лежали золотые с изумрудами и бриллиантами колье, серьги, перстень и браслет эпохи модерн и именно их орнамент был повторен на кружеве платья и туфель.
Когда она надела драгоценности ее проводили в гараж и усадили в машину, которая доставила Замковскую в их с Тимой любимый ресторан. Публики не было, как в фильме «Однажды в Америке», с той только разницей, что с эстрады улыбался двойник всемирно известного итальянского тенора. Но, когда он запел, она вдруг поняла, что это совсем не двойник.
Муж ждал ее в конце зала, за раздвинутой портьерой кабинета.
- Тим, - она была почти пьяна от всей этой роскоши, - что случилось? Тебя выбрали президентом земного шара?
- Нет… - он хитро улыбнулся, - я просто представил себе, как ты соскучилась там, в деревне по всему этому…
Они свернули с третьего кольца, и Замковская изумлено открыла глаза. На рекламном щите перед ней была изображена женщина, на груди которой жарилась яичница-глазунья. Только всмотревшись, она поняла, что это такая расцветка шубы, а щит призывает идти в меховой магазин.
Когда сын привык перевозить кубики, взрослые начали строить ему козни. Первой, конечно, попробовала Матрена Григорьевна. На одном из перегонов ее зеленый самосвал вдруг подпрыгнул на заранее подложенном валике и завалился набок. Кубики разлетелись в разные стороны. Старуха села на пол и засмеялась:
- Вот, здорово… Смотри, Серенька, - позвала она мальчика, - как красиво все рассыпалось по ковру.
Через два дня таких непрерывных Матрениных аварий, валик подложили под ковер на маршруте сына. Машина естественно перевернулась, чему немало способствовало движение самого ковра, который по поручению Зуева дернула Ирина. Серенька по примеру Матрены сел на пол и засмеялся.
- Чему мы его учим? - налетела на Алексея Замковская, - Что ломать и разрушать это здорово?
- Меня больше волнует отсутствие или наличие эмоциональных реакций, чем объяснить вашему сыну, что такое хорошо и что такое плохо… - спокойно парировал Зуев, - Создать что бы то ни было - гораздо сложней чем сломать, а пока он не обретет отношения к разным событиям в жизни, вы не сможете объяснить ребенку, что правильно и что нет. Поэтому сейчас для него важнее любая эмоция, чем морализаторство. Вы не согласны?
- У вас на все есть ответ… - Ирина с досадой махнула рукой, - Почему он вообще должен обезьянничать?
- Мы учимся, заимствуя у других. - еще спокойней сказал Алексей, - Если ребенок не видит другого, и не подражает ему, то он не развивается.
- Хорошо. Теперь скажите, когда вы подпустите меня к моему ребенку?
- У вас другая задача. - Алексей Михайлович куда-то заспешил и явно начал тяготиться разговором. - Вы будете работать с Серенькой дома…
- Что мы будем делать?
- По-моему, вы собирались к мужу в Москву?
Показалось Замковской или он произнес слово «мужу» с какой-то особенной интонацией?
- Я вообще-то небольшой сторонник таких перемен, пока не придет некий навык, но вы мать, вам виднее. Давайте поговорим о перспективах после вашего возвращения. - Зуев встал, давая понять, что разговор окончен, - Тем более что ни вы сами, ни Серенька еще не до конца готовы к новой программе.
Замковская скрипнула зубами, но промолчала. Тайно, ни с кем не советуясь, она несколько раз пыталась в гостинице работать с сыном по той программе, которую видела каждый день в больнице.
Только ничего у нее не получалось, вернее, почти ничего. Серенька с удовольствием катал свою пожарную машину, но на все попытки Ирины привлечь его внимание к самосвалу, реагировал слабо. Казалось, что это не он какой-то час назад лихо подавал свой синюю машину под загрузку. Максимум, чего удалось добиться Ирине дома - это то, что Серенька начал катать свою машину более свободно, размашисто, но ни кубиков, ни коробки, ни пандуса просто не замечал. Все внимание и вся игра доставались уважаемой Матрене Григорьевне.
Замковская еще и потому побаивалась этой поездки домой, что никто не знал, как поведет себя сын без своей «любимой» старухи. С другой стороны она еще и потому хотела съездить в Москву, что считала, что Зуев был все-таки неправ, и собиралась взять у него реванш.
У нее был план за эти три дня, найти самосвал нужного цвета и нужной модели, затем не спеша, нежно, пользуясь тем, что Матрена далеко, перевести все стрелки на себя, пройти всю программу, которую прошел Серенька еще раз самостоятельно, с ней в роли ведущей и увести сына от старой медсестры.
Все сделать, все пройти и вот сын любит и играет с ней, а не с замечательной, но все равно такой чужой женщиной. Алексею Михайловичу придется признать свою ошибку.
С самого порога квартиры Ирину взяли в оборот пять женщин. Троих она узнала сразу - это были ее парикмахер, маникюрша и косметолог. Две другие оказались массажисткой и … банщицей.
Все пятеро набросились на нее и со словами:
- Тимофей Семенович велел…
повлекли в ванную комнату. И тут всласть над ней надругались. Сначала они втроем, за исключением двух новеньких, неодобрительно покачивая головами и цокая языками, рассматривали каждая свое будущее поле деятельности. Потом уступили Ирину банщице и массажистке, и те, сменяя друг друга, принялись за работу.
Ее, как почти неодушевленный предмет передавали из рук в руки в течение больше трех часов. Ирина, ничего не понимая, пыталась задавать вопросы, на которые получала один и тот же ответ:
- Тимофей Семенович велел…
Она с ужасом вдруг увидела, как запустила себя и была искренне благодарна мужу за то, что он все это затеял. Умелые женские руки, а Тимофей, наверняка, выбрал и нанял лучших, расслабляли ее и почти убаюкивали.
Единственное, что отвлекало Замковскую во время процедур, это мысль «Как там Серенька?», она пыталась встать и пойти проведать сына, но ее слабые попытки быстро подавлялись, и она так никуда и не собралась.
Тем более что в той неге, в которую ее погрузили, она смутно помнила, что встречающих женщин было шесть и одна из них, полная с миловидной улыбкой, была явно новой няней, потому что, едва поздоровавшись, проследовала за Гришей, который нес Сереньку на руках.
Кроме того, Ирина верила мужу и хорошо понимала, что он не мог не позаботиться о сыне и, даже если она ошиблась, и эта женщина не няня, то все равно Тима что-то придумал, и она может расслабиться. Тем более там, в детской, присутствовал еще и Гриша, которому Замковская последнее время привыкла доверять.
Когда через несколько часов ее выпустили из ванной с готовой головой и руками, Замковская с изумлением обнаружила в своей комнате известного дизайнера, и черное платье на вешалке.
Не смотря на явно нетрадиционную сексуальную ориентацию, выкрашенный в ярко зеленый цвет «вьюнош» вкус имел неплохой. Он взглянул критически на прическу Ирины, но видимо остался доволен, потому что, подойдя ближе, поправил только один локон.
После этого приступили к примерке и всего через час с четвертью выбрали тонкие почти телесные колготки и такие же, только на тон теплее перчатки. Макияж накладывать не стали, (Тимофей этого не любил), только чуть подчеркнули губы. Строгое черное платье оказалось оторочено тончайшим золотым кружевом на рукавах и с большим вырезом на груди. Туфли с таким же кружевом оказались здесь же, а затем по знаку дизайнера горничная внесла большую бархатную коробку.
Только теперь Ирина смогла оценить весь замысел «вьюноша», а, скорее всего не его, а Тимофея. Как она поняла, затеяно все было давно, потому что в коробке лежали золотые с изумрудами и бриллиантами колье, серьги, перстень и браслет эпохи модерн и именно их орнамент был повторен на кружеве платья и туфель.
Когда она надела драгоценности ее проводили в гараж и усадили в машину, которая доставила Замковскую в их с Тимой любимый ресторан. Публики не было, как в фильме «Однажды в Америке», с той только разницей, что с эстрады улыбался двойник всемирно известного итальянского тенора. Но, когда он запел, она вдруг поняла, что это совсем не двойник.
Муж ждал ее в конце зала, за раздвинутой портьерой кабинета.
- Тим, - она была почти пьяна от всей этой роскоши, - что случилось? Тебя выбрали президентом земного шара?
- Нет… - он хитро улыбнулся, - я просто представил себе, как ты соскучилась там, в деревне по всему этому…