ФУТБОЛ КАК МОЛЕКУЛЯРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В Марадоне цепляла не его «левизна». «Левизна» у него поздняя и достаточно поверхностная. Разлива Зюганова и Макса Шевченко. Будучи на пике славы, Диего не особо заморачивался насчет политики: эффектные любовницы, кокаин и спортивные автомобили были много интереснее. Этот крепкий коротышка с серьгой в ухе, напоминавший цыгана с перестроечной дискотеки, хорошо смотрелся рядом с длинноногими, химически завитыми итало-латинскими девками. С татуировкой Фиделя на голени и татуировкой Че на плече он, сорокалетним мужчиной, смотрелся глупо.
До падения диктатуры Марадона не сказал ни слова против режима военных, хотя к тому времени уже был мировой звездой, выступая за «Барселону». Позднее, его президент - это Карлос Менем, с кем он так любил фотографироваться. Своей пошлостью эти фото, пожалуй, напоминают ельцинскую кампанию «голосуй или проиграешь». К слову, о президентстве Менема и его неолиберальном курсе лучше всего рассказано в документальном фильме «Социальный геноцид» (Memoria del saqueo) великого аргентинского кинорежиссера Фернандо Соланаса, незаметно унесенного коронавирусом в этом несчастливом ноябре.
В определяющем для аргентинского футбола противостоянии тренерских систем Менотти-Билардо Марадона как игрок гораздо лучше вписывался во вторую, то есть в «правый» силовой футбол Билардо (в настоящее время эту линию наиболее последовательно развивает Диего Симеоне). Был атакующим наконечником мускулистой команды-машины, настроенной главным образом на разрушение. Королем дриблинга, нападающим огромного индивидуального мастерства, но не генератором коллективной фантазии. То, что выдающийся футболист вышел из социальных низов, ничего не меняет (для индустрии развлечений подобный сюжет даже желателен). Марадона - это маленький принц, возвышающийся над десятью сержантами. В королевстве вертикального футбола или футбола иерархии. Но не в мире совместного творчества и демократии.
Куда ему до Сократеса, другого латиноамериканца, в середине 1980-х также выступавшего в чемпионате Италии. Не только кудесника мяча, но сложившегося левого интеллектуала, способного к рассуждениям о зависимом развитии и низовой демократии вперемешку с волшебством на футбольном поле.
По приезду в Италию журналисты спросят Сократеса (он выбрал «Фиорентину»): кого из итальянских футболистов он считает более великим - Риверу или Маццолу? Ответ будет удивительным:
- Я их не знаю. Я здесь, чтобы читать Грамши на языке оригинала и изучать историю рабочего движения.
Много ли профессиональных футболистов, способных сказать такое?
Да и футболист ли он в привычном смысле? Или же врач, философ, политик с внешностью рок-звезды, близкий к молодой и радикальной «партии без боссов»? А для кого-то просто алкоголик, умерший от цирроза печени 4 декабря 2011 года… В жизни Сократеса примечателен уход от первейшей капиталистической дефиниции человека, вопроса «кто ты по профессии?» Ключевая идея марксистского гуманизма, стремление к целостному человеку, находила в нём своё выражение.
Второй слева - Сократес, второй справа - будущий президент Бразилии Лула, крайний справа - Адилсон Монтейру
Будучи безработным, я просматриваю записи с Чемпионата мира-1982: играющий из глубины поля Сократес и его Бразилия на голову выше всех остальных, включая Аргентину с Марадоной и Италию с Конти и Росси. Футбол «селесао» тогда приближался к искусству: спорт, движимый коллективной мыслью, все более походил на танец. Пусть команда Теле Сантаны ничего не выиграла, в безразличии к результату была её особая, воздушная красота. «Результат ничего не значит», «футбол - это искусство, а не соревнование, конфронтация или война», «кто ищет только победу, тот конформист». Так говорил Сократес, капитан и «мозг» той команды.
Этико-эстетические идеалы стали определяющими для футбола. Наверное, это было возможно только в Бразилии первой половины 1980-х. Времени освобождения от военной диктатуры и перехода к демократии. Стране, влюбившей в себя Феликса Гваттари.
«Политика, футбол, рок-н-ролл» - сегодня такой лозунг режет ухо. Мы привыкли видеть футбол инструментом манипуляции, посредством которого крупный бизнес и диктаторские режимы управляют желанием масс. Из-за футбола в Латинской Америке даже объявлялись войны. Еще вспоминается «Пиво, футбол, революция», блевотный гимн российских скинов конца 90-х. Противоположный по содержанию первому лозунгу. Футбол как радость освобождения, футбол как молекулярная революция нам неизвестен. Но можно ли переоткрыть футбол, можно ли играть в футбол политически? Бразильцы показали, что можно.
О «коринтианской демократии» 1982-1984 гг. позже будут сниматься фильмы [1]. Началось все с того, что после нескольких лет спортивных и финансовых неудач высший менеджмент футбольного клуба «Коринтианс» «ушел в отпуск», оставив вместо себя левого социолога Адилсона Монтейру Алвеша. Последний, найдя взаимопонимание с лидерами команды (Сократес, Владимир Родригес, Валтер Казагранде), также придерживавшихся левых политических взглядов, запустил социальный эксперимент. Отныне все важные вопросы - от приёма на работу до распределения доходов и проведения сборов - решались путём общего голосования на равных условиях: голос гардеробщика или массажиста имел такой же вес, как голос тренера, игроков или самого Адилсона. Дискуссии и обсуждения приветствовались. Дискриминация по социальному происхождению, профессиональному опыту, расовой или религиозной принадлежности - не допускалась. Капитан команды Сократес полагал, что с учетом огромной популярности футбола в Бразилии, подобная эгалитарная инициатива, запущенная на одном, весьма непривычном, участке борьбы, срезонирует во всей стране, требующей скорейших демократических преобразований.
Так и произошло. Уникальный опыт самоуправления в футбольном клубе вскоре перерос в открытый политической вызов диктатуре. Как вспоминают очевидцы, граница между футбольным матчем и политическим митингом зачастую оказывалась условной. Голы непременно праздновались поднятием вверх руки со сжатым кулаком. Футболисты регулярно ходили на мероприятия тогдашней «партии нового типа» - «Партии Трудящихся». Или пели песни протеста вместе с рок-музыкантами на городских площадях перед сотнями тысяч человек (достаточно сказать, что любимыми исполнителями Сократеса были Виолета Парра из Чили, кубинец Пабло Миланес, соотечественник Шику Буарки и Джон Леннон). Сама надпись на футбольной форме Democracia Corinthiana, стилизованная под логотип «Кока-колы», но с пятнами крови вместо пузырьков газа, станет символом сопротивления длящейся двадцать лет диктатуре. Хотя капитан «черно-белых», повторял, что «политические победы много важнее спортивных», играющий в комбинационный атакующий футбол «Коринтианс» добился в те годы впечатляющих спортивных успехов: клуб дошёл до полуфинала чемпионата Бразилии 1982 года и дважды выиграл чемпионат штата Сан-Паулу в 1982 и 1983 годах, в то время не менее престижный.
Однако за пределы бразильских границ или даже штата Сан-Паулу опыт «коринтианской демократии», увы, не вышел. Мир нуждался в менее образованных героях, нежели Сократес. Герои должны быть проще. В эпоху масс-медийного порабощения демократия и самоуправление - слишком сложные вещи. Как сегодня, чтобы считаться политическим активистом, достаточно делать копипаст в соцсетях или нелепое фото с листом А4. Так и вчера, чтобы считаться левым бунтарем, достаточно было татуировки с Че Геварой. Изобретать ничего не требуется. Правила консервативны, во имя их соблюдения на поле есть судья.
[1] Например, документальный фильм «Демократия в черном и белом»
https://www.youtube.com/watch?v=ydj0Wb4ylLo)
3 декабря 2020