Жизнь против жира. Опыт биософии
В августовской "Звезде" вышла моя маленькая статья "О живом". Воспроизвожу здесь ее последний фрагмент.
Как ни удивительно, в большинстве библейских справочников, комментариев к "Новому Завету" есть понятие "жизни после смерти" или "загробной жизни", но нет "жизни" как таковой. Между тем это центральное понятие и слово Нового завета, и жизнь вечная только потому и заповедана, как цель спасения и всего земного существования, что она наследует свойства жизни вообще. Вечной жизни удостаиваются только те, кто были живыми при жизни. Им-то она нужна, а зачем она ходячим мертвецам? Собственно, вечная жизнь потому и является вечной, что она не "потом", а уже здесь и сейчас, хотя и не ограничена земным сроком.
Если проследить основную смысловую линию Евангелий: о чем же, собственно, это Благовестие? - то мы увидим один всеобъемлющий и всенарастающий мотив: как обрести вечную жизнь, как овечнить свою жизнь и ожизнить свое бытие. Если вырывать из контекста отдельные заповеди, притчи и действия Иисуса, можно подумать, что он чему-то учит, наставляет, что он создает свод правил, которому нужно следовать во всех случаях жизни. Так обычно и толкуются Евангелия: нужно делать то-то и не делать того-то. Но благовествование - это не школьный урок, который нужно зазубрить и быть готовым отбарабанить по первому требованию. Это жизнь, прожитая сполна, на пределе жизненности, - до того болевого и смертного порога, где она переливается в вечную жизнь. Если попытаться оценить, почему в одном случае Христос говорит одно, а в другом случае другое, то мы увидим общую логику движения жизни против всего, что останавливает, умерщвляет ее и что можно назвать "жиром" (слово, производнoе от того же корня, что "жизнь").
Жизнь против Жира - так можно обозначить сверхтему Евангелия. Жир - это и богатство, и забота о благополучии, и страх перед внешними опасностями, и убиение духа буквой, и, главное, мертвая праведность. Фарисеи безупречны в соблюдении всех законов, данных Моисеем. В эпоху всеобщего нравственного падения они держат на своих плечах всю тяжесть Закона. А между тем именно в них видит Иисус главных противников своего благовестия. Скажи мне, кто твои враги, и я скажу тебе, кто ты. Из всех Евангелий ясно выступает, что главные противники Иисуса - не грешники, не заблудшие, не одержимые страстями, не нарушители закона, а именно те, кто строже всех его соблюдает. Не грешные, а праведные. Чем же они вызывают возмущение Иисуса? Тем, что утратили чувство жизни. Они достигли вершины и остановились в своем росте.
Главная тема Евангелий - самодовольство, пошлость добродетельного человека, который знает себя добродетельным и считает, что он уже всего достиг, что он уже заслужил награду Бога, как бы вынудил Его к награде своим примерным поведением. Мытарь или грешник, который знает себя неправым и молит Господа о милости к себе, грешному, жив изнутри, поскольку способен к раскаянию. Своеправый праведник мертв изнутри и полагает, что не нуждается в милости Бога: он сам, своими добродетелями, уже как будто заслужил себе Царство Божие. Он не сомневается, что билет на вход у него в кармане. И тем самым он отрезал себя от Бога, от Жизни в душе того, кто верит, кается, любит, надеется, грустит, прощает, молит о прощении. Именно через эту слабость Бог дает силу человеку, и он не порывает с Богом, пока нуждается в Нем. Он готов прильнуть к источнику Жизни, тогда как самодовольный праведник - запечатанный сосуд, в который уже не вольется ни капли Божьего милосердия, ибо он до краев полон собой.
Многим увещаниям Иисуса нельзя следовать напрямую. Никому не удалось верой сдвинуть гору (на что упирает Смердяков у Достоевского как на тезис своего неверия). Мало кто даже из святых вырывал себе соблазняющий его глаз или отрубал себе искушающую руку - членовредительство не поощряется в христианстве, это шаг к самоубийству. (Отец Сергий, который, чтобы избежать соблазна прикоснуться к женщине, отрубает себе палец в одноименной повести Л. Толстого, - это, как потом высняется, есть именно образ гордыни, утверждающей себя в образе святости). Для чего же даются эти неисполнимые заповеди, в отличие от исполнимых Моисеевых? Для того, чтобы показать: заповедь не буква, а дух, который движет человеком, животворит его, обращает зрачками вглубь собственной души. Заповедь дана для внутренней жизни, как источник постоянного усилия и покаяния. Исполняя заповедь буквально, легко утратить ее дух, болящий, волнующий, обращенный к надежде и вере, а не к данности свершения: выполнил, поставил галочку, войди в Царство Небесное. Нет, не войдешь, потому что входит лишь идущий, находящийся в дороге, ждущий приближения Бога, ищущий Его милосердия. Тот, кто предъявляет лишь послужной список своих добродетелей, умирает для вечной жизни. И поэтому Иисус постоянно тревожит дух своих учеников неисполнимостью заповедей, превышением человеческой меры: и для того, чтобы они усиливались их соблюсти, и для того, чтобы чувствовали невозможность их соблюдения для себя, свою слабость перед лицом Бога. Эти заповеди и увещания даются не для исполнения, т.е. приведения в соответствие с буквой, а для воспламенения духа, для возрастания внутренней жизни. Вера может сдвигать горы, но не должна этим заниматься (иначе ее успешно заменил бы экскаватор).
Каждым своим шагом Иисус нарушает то представление о Мессии, которое сложилось в народе и приобрело власть стереотипа. Он приходит не во власти, а в безвластии. У него и вокруг него нет никакого мертвого нароста, физического или социального жира в виде силы, богатства, государственной опоры, воинской защиты, - он есть сама Жизнь в своей открытости, уязвимости и неистребимости. И каждым своим шагом и словом он защищает жизнь и пополняет ее запасы, готовит ее торжество, исцеляет больных, воскрешает мертвых, изгоняет торгующих из храма, обличает богатых и фарисеев как "жирных" - обладателей мертвого духовного капитала. Что же он проповедует? Приумножение жизни, энергию возрастания. Если дан тебе талант, прирасти его. Рассевай семена, умножай хлебы, превращай воду в вино, приноси плоды, пускай в рост все свое достояние, твори из данного тебе бытия прибыток и избыток. В этом и состоит учение Христа, точнее, пример его собственной жизни и воскресения: быть живым и только, производить избыток жизни, сеять и жать и снова сеять. Если семя упадет в землю и умрет, то даст всход. Тайна приплода, прибытка. И единственное, что в Евангелиях проклинает Иисус, - это смоковница, не приносящая плода.
Наталья Леонидовна Трауберг, которую я выше упоминал как воплощенное живосердечие, была православной прихожанкой и католической монахиней в миру, сестрой Иоанной. Женщиной церковной и даже сверхцерковной… Но это означало только то, что она постоянно воинствовала со всякой церковью, в том числе и с той, которой принадлежала, - кротко воинствовала против омертвения веры, превращаемой в приходской уют, в обрядовую привычку, в догматический сон. Едва ли не главной темой Натальи Леонидовны было фарисейство, вырастающее уже на почве самого христианства. Суть христианства для нее - в непрекращающейся борьбе с постным "праведничеством", с опошлением жизни и веры, с этой "антизакваской", которая подавляет всякое брожение духа. В послесоветскую эпоху "возрождения религия" она видела много признаков того, что христианство падает жертвой того самого фарисейства, над которым, казалось бы, раз и навсегда одержало евангельскую победу.
* * *
Живое существует не только в природе. Живыми бывают не только растения и животные, но и мысли, произведения, характеры, отношения между людьми. Живое сердце, живой ум, живая вера, живое лицо, живая душа, живой разговор… - все это проявления вездесущей и всепобеждающей жизни. Поэтому нельзя сводить понимание жизни только к биологии, естественнонаучной дисциплине, которая ограничивается изучением жизни в материальной природе. Нужна более широкая дисциплина, биософия (буквально - "жизнемудрие", от греч. bio, жизнь, и sophia, мудрость), которая изучала бы жизнь во всех ее проявлениях: как материальных, так и духовных; как в природе, так и в культуре. Биософия рассматривает признаки и возможности живого во всей совокупности человеческих чувств и действий: эмоциональную, интеллектуальную, общественную, нравственную, духовную, творческую жизнь. Что отличает живое от мертвого? Почему одни мысли, слова и дела живут долго, а другие рано умирают или рождаются мертвыми? Что придает жизненность нашим отношениям и установкам?
Глагол "жить" может употребляться как фактический и оценочный. "Березы обычно живут до 120 лет" или "Иван живет в Москве" - фактические утверждения. "Я не живу, а существую". "Он какой-то неживой". "Наконец-то он зажил полной жизнью" - оценочные, где "жить" означает не просто "существовать", но "проявлять полноту жизненных сил", "утверждать живое и преодолевать мертвое". Можно жить по факту (биологически) и при этом не жить по существу, по назначению, не быть воистину живым. Жить во втором смысле - значит нечто прибавлять к первичному факту жизни, усиливать свою жизненность. У жизни есть способность ожизнивать себя, возрастать на несколько порядков, а тем самым и переступать порог природной жизни и входить в жизнь вечную.