Что они сейчас делают? Памяти Алексея Парщикова (1954 - 3.4.2009)
Где сейчас Осип Мандельштам? Где Пушкин? Где Л.Толстой? Догадываемся ли мы, в каких пространствах они пребывают? Можем ли мы прочертить в своей душе траекторию их движения от тех стихов, творений, в которых мы их любим, к тому, что сейчас происходит с их душами, выразившимися в бессмертных словах?
Конечно, никому не дано определять посмертную участь души, кроме Творца, но поскольку мы причастны к их творчеству, душой сроднены с ними и живем после них, должны же какие-то слабые отзвуки их нынешних странствий доноситься до нас сквозь загробную вату? Что сейчас делает Мандельштам, кому и какие пути расчищает его слово? Ведь не может остаться без посмертных целей то движение души, которым написалось вот это:
...Чародей мешал тайком с молоком
Розы черные, лиловые
И жемчужным порошком и пушком
Вызвал щеки холодовые,
Вызвал губы шепотком...
Это последнее стихотворение Мандельштама, и конечно, оно содержит в себе ключ к тем действиям, которые могут совершать слова, переходя из этого мира в другой. Я смутно чувствую ту работу, которую и сейчас в невидимых мирах совершают строки Пушкина, Толстого, Мандельштама, точнее, те формы души, которые отпечатались в их строках и которые могут и дальше, в растущих подробностях, лепить то, что в иных мирах предстает лицом, или деревом, или городом, или целой страной, планетой, вселенной. В том, что оставили по себе эти поэты, чувствуется возможность иного бытия, настолько логически и эстетически безупречная, что она не может не осуществиться в одном из возможных миров.
Я думаю о том мире, где дышит сейчас Алеша Парщиков, о тех землях, облаках, водах, которые простираются вокруг него, навеяны его дыханием, а по сути, созданы его словом. Там не мы рождаемся от мироздания, но оно от нас, точнее, от тех из нас, кто способен его родить, о ком можно сказать, что вначале было их Слово. Не знаю, что там происходит вообще, но люди слова, мне кажется, посмертно живут в тех мирах, которые созданы их словом, а потому так сильно и страшно отвечают за эти миры.
Конечно, никому не дано определять посмертную участь души, кроме Творца, но поскольку мы причастны к их творчеству, душой сроднены с ними и живем после них, должны же какие-то слабые отзвуки их нынешних странствий доноситься до нас сквозь загробную вату? Что сейчас делает Мандельштам, кому и какие пути расчищает его слово? Ведь не может остаться без посмертных целей то движение души, которым написалось вот это:
...Чародей мешал тайком с молоком
Розы черные, лиловые
И жемчужным порошком и пушком
Вызвал щеки холодовые,
Вызвал губы шепотком...
Это последнее стихотворение Мандельштама, и конечно, оно содержит в себе ключ к тем действиям, которые могут совершать слова, переходя из этого мира в другой. Я смутно чувствую ту работу, которую и сейчас в невидимых мирах совершают строки Пушкина, Толстого, Мандельштама, точнее, те формы души, которые отпечатались в их строках и которые могут и дальше, в растущих подробностях, лепить то, что в иных мирах предстает лицом, или деревом, или городом, или целой страной, планетой, вселенной. В том, что оставили по себе эти поэты, чувствуется возможность иного бытия, настолько логически и эстетически безупречная, что она не может не осуществиться в одном из возможных миров.
Я думаю о том мире, где дышит сейчас Алеша Парщиков, о тех землях, облаках, водах, которые простираются вокруг него, навеяны его дыханием, а по сути, созданы его словом. Там не мы рождаемся от мироздания, но оно от нас, точнее, от тех из нас, кто способен его родить, о ком можно сказать, что вначале было их Слово. Не знаю, что там происходит вообще, но люди слова, мне кажется, посмертно живут в тех мирах, которые созданы их словом, а потому так сильно и страшно отвечают за эти миры.