Мат - язык тех, кто ничего не может.

Dec 14, 2009 19:03

Журнал «Огонёк» № 31 (5109) от 14.12.2009. Беседа с Андреем Архангельским

В этом году в России впервые широко проводится международный конкурс "Слово года": 16 декабря будут названы слова - победители 2009 года. Куратор конкурса филолог, философ Михаил Эпштейн прокомментировал его итоги
- Зачем вообще выдумывать новые слова? Нам бы, честно говоря, не забыть хотя бы старые...
- Язык - не готовый продукт, это энергия смыслорождения и словорождения, говорил величайший лингвист В. Гумбольдт. Если в языке не появляются новые слова, его можно считать мертвым. Если новые слова в нем появляются лишь путем заимствования из других языков, его можно считать полумертвым.

Выборы "Слова года" уже с 2007 года проводятся в России экспертным советом. Я предложил провести такой конкурс открытым голосованием уже среди пользователей интернета, и на это откликнулся основатель и руководитель социальной сети Имхонет, культуролог Александр Долгин. В результате возник клуб "Слово" при Имхонете, где и проводилось голосование.

- Новые слова образуются в России, как показывает опыт, только вместе с крупными социальными изменениями. Бывали ли случаи, когда язык сам себя реформировал, менялся снизу, а не сверху, так сказать?
- Одним из победителей конкурса 2008 года было слово "стабилизец". Нетрудно заметить, что неологизмы такого рода компенсируют отсутствие социальных, технических новаций и инициатив в обществе. К сожалению, традиции интеллектуального изобретательства не относятся к числу российских добродетелей. Каждый день в русский язык вливаются порядка 10-15 заимствований. Тогда как русский язык ничего значимого с 1980-х - со слов "гласность" и "перестройка" - на Запад не экспортировал. Американские студенты-лингвисты, которые приезжают в Россию в поисках чего-то нового, обнаруживают все те же "мерчендайзер", "секонд-хенд" и "бодибилдинг", то есть искаженные отзвуки собственного языка. Когда-то Россия прорубила окно в Европу и стала в массовом порядке перенимать немецкие, французские, голландские слова. Но уже во второй половине XVIII века она дала на это достойный творческий ответ в лице Ломоносова, Карамзина, Шишкова, обогативших русский язык производными от исконных русских корней. Тогда суффиксы "-ость" и "-ство" невероятно расширили поле своего применения, прививая русскому языку способность рассуждать, мыслить абстрактными понятиями. Я надеюсь, что сейчас русский язык после периода заимствования и накопления перейдет к собственному творчеству. Некоторые из слов, появившихся в конкурсе этого года, например гуглик - единица измерения популярности в интернете, одного упоминания в Сети, несмотря на международный корень, благодаря уменьшительному суффиксу обнаруживает вполне национальный характер. Оценивая информационный потенциал того или иного деятеля, вполне можно спросить: сколько у него гугликов? Или переиначить пословицу: не имей сто рубликов, а имей сто гугликов. Информационная валюта важнее денежных единиц.

- Русский неологизм зомбоящик (телевизор) тоже мог бы стать интернациональным: зомбируют ведь не только политикой, но и рекламой...
- Zombie-box? Насколько я понимаю, зомбирование в первую очередь все же касается не рекламы, а политической пропаганды. В 1984 году на вопрос: "Как дела?" - отвечали: "Черненко". В смысле - черненько. Фамилия употреблялось как наречие. А сейчас можно отвечать: "Все путем". Само по себе слово "Медвепутия", которое выдвинулось на одно из первых мест в конкурсе, тоже о многом говорит. Вообще большинство слов, выходящих на первые места в "Слове года", имеют сильную эмоциональную составляющую, что отличает российский конкурс, например, от американского. В американском "Слове года" в этом году победило слово "расфрендить". Среди других слов года, по версии Оксфордского словаря: netbook (компик для связи с интернетом), funemployed (безработный, который наслаждается своим досугом, извлекает фан), ecotown (экогород, со строгими регуляциями в защиту среды). В Японии на первое место вышло выражение "смена правительства"". А в нашем голосовании на первом месте, по версии пользователей, - антикризисный. В США про кризис в общем-то уже стали забывать, а у нас слово только набирает обороты. Среди выражений года у нас такие алармистские, как "вторая волна кризиса", "голодообразующее предприятие" (это журналист Антон Орехъ с "Эха Москвы" придумал). На первом месте среди выражений - "дезавуировать народ", оговорка или проговорка министра МВД Рашида Нургалиева, то есть власть как бы отзывает полномочия у народа, хотя, по сути, сама их от него получает.

Наконец, на первом месте в номинации "Словотворчество" - нехоть. Она точнее определяет состояние общества, чем немощь. Может, мы и можем, да не хотим. Барак Обама, как известно, сделал лозунгом своей предвыборный кампании в США: "Да, мы можем!" В России было бы уместно: "Да, мы хотим!" Вот на что нужно поднимать общество: на элементарный акт желания, в том числе и эротического, если трезво оценить ужас демографической ситуации, ежегодную почти миллионную убыль населения. Важно не только мочь то, что хочешь, но и хотеть то, что можешь. Русский язык находится в том же состоянии, что и деторождение. Желание рожать детей и производить слова - сродни друг другу. Где нет воли к рождению новых смыслов, там нет и смыслополагания в форме деторождения. Это вещи взаимосвязанные.

По 4-5 словам-победителям чувствуется состояние общества. Среди жаргонизмов после зомбоящика лидирует объЕГЭрить - в двойном значении: "навязать ЕГЭ населению" и "обмануть при сдаче ЕГЭ". Государство объегэривает народ, а народ в ответ - государство. Высокая позиция и у слова фуфломицин. Заметим, что оба слова обозначают обман, подделку.

- А как вам это громоздкое слово "государственнопредпринимательский", которое тоже вышло в лидеры 2009 года: я вообще не припомню таких длинных слов в русском языке - тут 33 буквы, весь алфавит.
- Да, это абсолютный рекорд. Есть только одно слово, которое длиннее: "противогосударственнопредпринимательский", то есть движение против засилия государства в бизнесе. 40 букв, а если в косвенном падеже - 41. Между прочим, до этого самым длинным словом русского языка считалось "частнопредпринимательский", 25 букв. Новое слово более точно описывает происходящее в российской экономике - слияние государства и бизнеса. Оно интересно и с лингвистической точки зрения: русский язык ведь синтетический, и, по идее, в нем должны быть такие длинные, "гусеничные слова", части которых органически цепляются между собой. Слово "противогосударственнопредпринимательский" может вывести русский язык в рекордсмены. Дело за малым: создать и укрепить соответствующую либеральную платформу в экономике, чтобы слово не осталось сотрясением воздуха.

- А как вы, кстати, относитесь к недавнему скандалу по поводу употребления слова "кофе" в среднем роде?
- Я уже и сам не помню, в каком роде я употребляю кофе. Зависит от настроения, от обстановки, да и какая разница? Удручает мелкота обсуждаемой проблемы. Когда обществу предлагается такой ничтожный вопрос и вокруг него бурлят страсти, мне кажется, это делается с целью отвлечь внимание от насущных языковых проблем. Язык вянет буквально на корню. Сокращается число жизненосных корней, точнее, их ответвлений, производных. Для меня главное слово в любом языке - "любовь". У Даля в корневом гнезде "-люб-" приводятся около 150 слов, от "любиться" до "любощедрый", от "любушка" до "любодейство" (сюда еще не входят приставочные образования). В современных самых полных словарях - максимум 45 слов. Это значит, что в три раза сократился любовный потенциал русского языка. За сто лет корень "-люб-" вообще не дал прироста: ни одного нового ветвления на этом словесном древе, быстро теряющем свою пышную крону (за исключением автоматически образуемых слов типа "автолюбитель", "фотолюбитель"). То же происходит с корнями "добро-" и "зло-". Самый обширный пока по числу слов Большой толковый словарь русского языка (СПб, 2003, 130 тысяч слов) приводит 37 слов с первоосновой "добро-" и 63 с первоосновой "зло-". Для сравнения: четырехтомный Словарь церковно-славянского и русского языка, выпущенный Императорской академией наук в С.-Петербурге в 1847 году, содержал 115 тысяч слов. Но нравственная лексика, а понятия добра и зла составляют основу нравственного сознания, представлена в нем гораздо обширнее. В нем 146 слов с первоосновой "добро-" и 254 с первоосновой "зло-". Иначе говоря, за 150 лет нравственная чуткость языка, его способность различать и артикулировать основные этические понятия сократилась в четыре раза, с 400 до 100 слов. Об этом никто не говорит, а вот чему надо ужасаться - что русский язык редеет, становится "лысым лесом". Это неизмеримо важнее, чем средний или мужской род слова "кофе"; но об этом молчат, а за черный кофе уже пролито столько чернил!

- Вы говорили, что в русском языке нет слов для выражения новых понятий. Вы можете привести примеры?
- Иногда требуются слова для выражения противоречивых понятий. Эти слова я называю оксюморонимы. Наибольший интерес вызвали в этом году слова злобро и думрак. Злобро - это добро, которое оборачивается злом, а думрак - думающий дурак. Это и есть попытка артикулировать двусмысленности. Надо сказать, что оксюморонимы очень редки в любом языке: обычно мы имеем дело с оксюморонами - словосочетаниями типа "горячий снег" или "белая ворона". А здесь одно слово вбирает в себя противоречащие значения. Кажется, первый оксюмороним придумал Салтыков-Щедрин - благоглупость. По тому же образцу создана и "благоподлость" - способность совершать подлости во имя благих целей.

- Слово "злобро" поразительно многое объясняет.
- Да, архетипичное слово. "Злобро" рождено всей моральной динамикой русской культуры, где во имя добра предпринимаются действия, совершено ему противоположные и его уничтожающие. Помните строчку Станислава Куняева "добро должно быть с кулаками"? Это и есть формула злобра: добро должно вооружиться злом, чтобы победить. Это и слово для заочного спора между толстовским "непротивлением злу насилием", и мнением философа Ивана Ильина, который считал, что добро надо защищать насилием. Это слово концентрирует в себе основные нравственные проблемы отечественной интеллигенции. Оно отражено в опыте революции, русского коммунизма, который пытался железной рукой загнать человечество к счастью. Но только спустя много лет эти попытки самосознания кристаллизовались в отдельное слово. В нем обозначено то, что мучило поколения русской интеллигенции.

- Еще одно знаковое слово - "влиятель". Его можно понимать и так: когда в обществе все решает не закон, а знакомство, неофициальные связи, такой влиятель, становится важнейшим звеном в социальной иерархии.
- Я употребил это слово в только что вышедшей книге "Энциклопедия юности", написанной вместе с Сергеем Юрьененом, моим другом и сокурсником по филфаку МГУ. Там есть в статье о собеседниках: "Кто были мои приятели и влиятели того времени?" Влиятель - тот, кто влияет, вливает в тебя что-то свое. Скажем, моими влиятелями в юности были Монтень и Паскаль. Социальный смысл этого слова, обозначенный вами, тоже, конечно, подразумевается. Я бы сказал, что это тип вообще характерен для русского общества. Например, Фамусов из "Горя от ума" типичный влиятель. А между тем само слово только сейчас нарождается, входит в обиход. Таким образом, спустя века в языке появляется слово, обозначающее давно распространенное понятие. Энергия слова позволяет задним числом называть социальные процессы и их участников, артикулировать их.

- А "спасибчивый" - это тот, кто за формальной вежливостью скрывает свои истинные намерения?
- Скорее, это просто хороший, душевный человек. Благодарчивый. Благодарливый. Вообще суффикс "-чив-" обладает в русском языке потенциалом, который еще совершенно не реализован. Есть всего три популярных слова с корнем "-ход-" и суффиксом "-чив-": "находчивый", "доходчивый", "отходчивый". Я как-то попросил аудиторию "Эха Москвы" образовать еще слова с этим суффиксом и корнем. И посыпалось: "входчивый" - вхож в любые двери; "переходчивый" - шахматист, "исходчивый" - израильский народ... "Заходчивый" сосед, "уходчивый" преступник - тот, кому постоянно удается уходить от погони. В суффиксе "-лив-" тоже есть большой потенциал словообразования. Например, "ненавистливый" - склонный к ненависти. Почему "завистливый" есть, а "ненавистливого" нет? Ведь таковыми были Ленин, Сталин, почти все революционные вожди, в которых клокотала ненависть и страсть к разрушению. Или, например, у нас "запретливые" нравы: чуть что - сразу запрещают. "Цитатливый ученый" - злоупотребляющий цитатами, мало вносящий своего. Возможно, для этих суффиксов, их активного вторжения в словообразовательные процессы только сейчас пришло время, чтобы определять людей через склонность к каким-то действиям. В частности, это и тот, кто постоянно спасибкает. Знаю, что в России привычно осуждают казенную улыбку, а я считаю, что она лучше, чем искренний мат-перемат. Общество вообще завязано на условностях. И лучше любезные условности, чем зложелательные. А вы считаете, что мат честнее?

- Считается, что казенному языку официоза можно противостоять только при помощи ненормативной лексики, которая его разоблачает. Такое вот народное средство, для сохранения живой, адекватной реакции.
- Я согласен, матерный диалект был антагонистом диалектического материализма в 1930-1970-е годы. Это было культурным и языковым вызовом, как у Юза Алешковского. Но когда мат становится неощутимым в своем неприличии, просто способом разговора - это другое. Я был недавно во Владимире, бродил рядом с древним Успенским собором, где в свое время народ от ордынцев укрывался, и они этот храм подожгли... Вокруг этого храма толпятся стайки молодых людей и девушек, и каждое второе слово - мат. Это даже не ругня - они так просто общаются между собой. То, что эти слова, предположительно тюркского происхождения, звучат в таком месте - в этом есть грустная символика. Слова, обозначающие священные для меня мужские и женские органы детопроизводства, употребляются ими в безразличном, вялом, циничном контексте. Эти слова утратили даже ту страстность бранного посыла, которая в них когда-то подразумевалась. Я беседовал как-то с одним собирателем русской эротики. Он объяснил мне, в чем отличие отечественной порнографии от западной. Западная рассчитана на то, чтобы возбудить человека, выявить в нем здоровые эротические эмоции. А российское похабство, напротив, глумится над плотью, выставляет ее гнусной, стремится заглушить пылкие эмоции, вызвать к ним отвращение. Российская скабрезность - это скабрезность импотента. И естество не прощает такой постоянной издевки над собой. Матерщина, разлитая в воздухе, - это символическая травма, наносимая российским обществом самому себе. Ведь мы не просто этими словами ругаемся, мы ругаем то, что они обозначают. Когда все самое мерзкое посылается на х... и в п... то они под этой свалкой отрицательных эмоций рушатся: один, простите, загибается, другая зажимается. И это не просто фигура речи. Человек - символическое животное, он живет и управляется символами, прежде всего словесными. И когда его органы непрестанно символически унижаются, смешиваются с грязью, они перестают работать. На уровне индивидов это действует по-разному, а в масштабах общества превращается в грозную социально-демографическую закономерность. Это и ответ на вопрос, почему с таким обилием мата здесь так мало рожают детей.
Беседовал Андрей Архангельский

Так говорят в России
// Топ-10
Победители конкурса Михаила Эпштейна в номинациях:
■ «Слово года - 2009»
■ «Выражение 2009 года»
■ «Словотворчество»
Previous post Next post
Up