Четвертое время
О предстоящем, или предбудущем.
Обычно выделяются три времени: прошлое, настоящее, будущее. Но мне кажется, можно выделить еще одно время, между настоящим и будущим: предстоящее (по отношению к настоящему), или предбудущее (по отношению к будущему). Это время "пред" - предчувствия, предварения, время ожидания и надежды. Это самое интенсивное из времен, в нем происходит основная деятельность воли и духа. Волевые акты обращены не в будущее, а в предбудущее, в тот слой времени, который окружает настоящее и идет ему на смену. Это зона самого активного, бурного времени: хотений, побуждений, стремлений, намерений, желаний. Если будущее - это гладь неизвестного, в которой яснее всего отражаются Бог и судьба, то предбудущее - это ближайшая стремнина и водоворот, в котором все кружится и пенится. Наклониться над ним, чтобы нечто увидеть, - значит в него упасть и в нем понестись. Если будущее - “что будет”, то предбудущее - “чему быть” (или "не быть").
Грамматически предстоящее время может выражаться по-разному:
1. Инфинитив. Быть здесь всем завтра в восемь!
2. Императив. Будь здесь завтра в восемь!
3. Будущее время. Буду завтра в восемь на площади.
4. Настоящее время. Еду завтра в восемь на вокзал.
5. Сослагательное наклонение. Поехал бы завтра в восемь на вокзал, да вставать так рано не xoчется.
Предстоящее - это то завтра, которое совершается с нами уже сегодня, причем порой гораздо более бурно и событийно, чем в том времени, когда оно уже станет настоящим. Об этом Пушкин: "сердце будущим живет, настоящее уныло…" Если разделить будущее вообще на собственно будущее и предбудущее, то здесь имеется в виду именно предбудущее, то время, на пороге которого мы всегда стоим, которое всегда чуть-чуть впереди, как направление следующего шага. Будущее - это перспектива и горизонт, а предбудущее - то, куда мы ставим ногу. Внимание! Осторожно! Не споткнись! Это область предельного напряжения всех сил и способностей. Одна нога упирается в настоящее, а занося другую ногу, мы попадаем в предбудущее - момент неустойчивости и возможного падения. Или отчаянного прыжка.
По своей долготе предбудущее подвижно, оно может сжиматься до секунд или растягиваться на годы. В нас встроена, как в фотоаппарат, диафрагма, которая постоянно пульсирует, наводя на резкость временной объем предбудущего. Для школьника, которому предстоит контрольная, предбудущее - это завтра, а для писателя, работающего над романом, завтра может наступить через несколько лет. Все зависит от того, какой массив будущего вовлекается в предбудущее, становится зоной активного ожидания и самонастройки. Для таких "предстоятельных" натур, как Л. Толстой или А. Солженицын, все будущее становится предбудущим, не остается безмятежной глади грядущих лет и веков, все втягивается в водоворот предстоящих, вплотную подступающих решений и поступков. Может быть, это и есть мера интенсивности жизни: какая доля будущего вовлекается в предбудущее?
Марк Аврелий дает такой совет по мудрому уплотнению времени (третьего в четвертое): "Все следует делать… так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним". Стяжение всего будущего в предстоящее предусматривается и эсхатологией, учением о конце времени. Этот конец начинается с "конца", т.е. все далекое, бескрайне раскинувшееся будущее сжимается в обрывистую тесноту предбудущего. Но и оно перестает быть временем, а становится тем, что и есть по сути: повелительным и сослагательным наклонением. Тем, что может и должно быть, - реальность развоплощается в модальность возможного и необходимого. Как понять это апокалиптическое "времени больше не будет", если не допустить упразднения самой грамматической категории и охваченных ею пластов реальности? "Будет" потеряет всякий смысл, как временнОе и врЕменное обеспечение нашей лени и недеяния: что-ни-будь да будет, время само о нас позаботится… Нет, уже не позаботится. Исчезнет ленивое, равнинное "будет". Останется только крутое, как обрыв, "будь" и "быть". Или "не быть".
Так что четвертое время - это своего рода "пятая", подрывная колонна в стройной шеренге времен. Встраиваясь во время и предельно его ускоряя, оно готовится его взорвать.
Обычно выделяются три времени: прошлое, настоящее, будущее. Но мне кажется, можно выделить еще одно время, между настоящим и будущим: предстоящее (по отношению к настоящему), или предбудущее (по отношению к будущему). Это время "пред" - предчувствия, предварения, время ожидания и надежды. Это самое интенсивное из времен, в нем происходит основная деятельность воли и духа. Волевые акты обращены не в будущее, а в предбудущее, в тот слой времени, который окружает настоящее и идет ему на смену. Это зона самого активного, бурного времени: хотений, побуждений, стремлений, намерений, желаний. Если будущее - это гладь неизвестного, в которой яснее всего отражаются Бог и судьба, то предбудущее - это ближайшая стремнина и водоворот, в котором все кружится и пенится. Наклониться над ним, чтобы нечто увидеть, - значит в него упасть и в нем понестись. Если будущее - “что будет”, то предбудущее - “чему быть” (или "не быть").
Грамматически предстоящее время может выражаться по-разному:
1. Инфинитив. Быть здесь всем завтра в восемь!
2. Императив. Будь здесь завтра в восемь!
3. Будущее время. Буду завтра в восемь на площади.
4. Настоящее время. Еду завтра в восемь на вокзал.
5. Сослагательное наклонение. Поехал бы завтра в восемь на вокзал, да вставать так рано не xoчется.
Предстоящее - это то завтра, которое совершается с нами уже сегодня, причем порой гораздо более бурно и событийно, чем в том времени, когда оно уже станет настоящим. Об этом Пушкин: "сердце будущим живет, настоящее уныло…" Если разделить будущее вообще на собственно будущее и предбудущее, то здесь имеется в виду именно предбудущее, то время, на пороге которого мы всегда стоим, которое всегда чуть-чуть впереди, как направление следующего шага. Будущее - это перспектива и горизонт, а предбудущее - то, куда мы ставим ногу. Внимание! Осторожно! Не споткнись! Это область предельного напряжения всех сил и способностей. Одна нога упирается в настоящее, а занося другую ногу, мы попадаем в предбудущее - момент неустойчивости и возможного падения. Или отчаянного прыжка.
По своей долготе предбудущее подвижно, оно может сжиматься до секунд или растягиваться на годы. В нас встроена, как в фотоаппарат, диафрагма, которая постоянно пульсирует, наводя на резкость временной объем предбудущего. Для школьника, которому предстоит контрольная, предбудущее - это завтра, а для писателя, работающего над романом, завтра может наступить через несколько лет. Все зависит от того, какой массив будущего вовлекается в предбудущее, становится зоной активного ожидания и самонастройки. Для таких "предстоятельных" натур, как Л. Толстой или А. Солженицын, все будущее становится предбудущим, не остается безмятежной глади грядущих лет и веков, все втягивается в водоворот предстоящих, вплотную подступающих решений и поступков. Может быть, это и есть мера интенсивности жизни: какая доля будущего вовлекается в предбудущее?
Марк Аврелий дает такой совет по мудрому уплотнению времени (третьего в четвертое): "Все следует делать… так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним". Стяжение всего будущего в предстоящее предусматривается и эсхатологией, учением о конце времени. Этот конец начинается с "конца", т.е. все далекое, бескрайне раскинувшееся будущее сжимается в обрывистую тесноту предбудущего. Но и оно перестает быть временем, а становится тем, что и есть по сути: повелительным и сослагательным наклонением. Тем, что может и должно быть, - реальность развоплощается в модальность возможного и необходимого. Как понять это апокалиптическое "времени больше не будет", если не допустить упразднения самой грамматической категории и охваченных ею пластов реальности? "Будет" потеряет всякий смысл, как временнОе и врЕменное обеспечение нашей лени и недеяния: что-ни-будь да будет, время само о нас позаботится… Нет, уже не позаботится. Исчезнет ленивое, равнинное "будет". Останется только крутое, как обрыв, "будь" и "быть". Или "не быть".
Так что четвертое время - это своего рода "пятая", подрывная колонна в стройной шеренге времен. Встраиваясь во время и предельно его ускоряя, оно готовится его взорвать.