Фрагменты политического
Эмиграцию нельзя считать изменой родине. Это все равно как считать семяизвержение изменой своему организму.
Есть такой особый коэффициент - со-историчность человеческой жизни: насколько ее темп соизмерим с темпом исторического процесса в данной стране. Может ли человек, посеявший в почву зерно, дождаться на этой земле его созревания и плодоношения?
Страна сейчас падает в такую историческую бездну, что вот-вот ударится о свое метафизическое дно. Политика перестает быть только политикой, поскольку задевает уже метафизический нерв существования страны, тот, где коренятся начальные и последние смыслы: отчего, куда, зачем?
Если гигантский корабль империи попадает в водоворот и идет ко дну, не стоит цепляться за него. Найдите свой бочонок и, как герой рассказа Э. По "Низвержение в Мальстрём", крепко привяжите себя к нему.
Россия привыкла исторические вопросы решать географически; ей принадлежит столь большое место в пространстве, что не так уж легко найти свое место в истории. Чем обширнее становилась Россия, тем медленнее текло в ней историческое время - и, наоборот, сокращаясь в пространстве, она убыстрялась во времени.
Витальность часто путают с агрессивностью, но это явления разные, по сути противоположные. Витальность - это полнота жизненных сил, которая ищет свободного проявления. Агрессия - напротив, проявление внутренней пустоты. У человека не хватает внутренних побуждений и стимулов действия. Он мертв, но ему хочется быть живым. И тогда он хватается за живых и пытается перелить в себя их энергию, спровоцировать конфликт - или сам вторгается на чужую территорию, потому что на своей ему нечего делать.
Путь, пройденный за четверть века, можно обозначить так: от совка - к бобку. Совок был существом наглым и хамоватым, но его уши еще были полны отголосками добрых увещеваний и посулов равенства, братства и великого будущего. Совок в простоте душевной полагал, что вселенная должна по-матерински его любить и опекать, восхищаться даже его хамством как проявлением ребячливой резвости. Бобок - разочарованный совок, который вдруг осознал свое сиротство. Вселенная никогда не даст ему той любви, на которую он рассчитывал. Бобок - агрессивно-депрессивный совок, который ничего хорошего не ждет от мира. А потому готов первым нанести сокрушительный удар - и, разлагаясь в могиле, грозит "бобокалипсисом"…
ОТ СОВКА К БОБКУ. ПОЛИТИКА НА ГРАНИ ГРОТЕСКА. КИЕВ: ДУХ I ЛIТЕРА, 2016. 312 С.
Эту книгу, вышедшую пять лет назад в издательстве Дух i Лiтера, теперь можно бесплатно прочитать или скачать в библиотеке Imwerden. Ее содержание - не публицистика, а метафизика, культурология, этика и эстетика политического, как оно раскрывается в новейшей истории. Приведу еще несколько наугад выбранных фрагментов.
Главная трагедия России: за тысячу лет она так и не смогла себя полюбить. Той спокойной, домовитой любовью-заботой, которая и создает домашний уклад. У нее случаются припадки любви горячечной, неистовой, которая быстро остывает и сменяется обычной нелюбовью, страхом и раздражением. У Гоголя в "Мертвых душах" видно, насколько он не любит Россию, не любит животно, утробно всех этих Собакевичей, Ноздревых, Плюшкиных и Коробочек, Петрушек и Селифанов, всю это заскорузлую плоть, мертвость, неподвижность, похабность и разухабистость, не любит до тошноты и тоски - и вдруг, как бы в отместку себе за 300 страниц нелюбви разражается двумя страницами лирических отступлений : любви припадочной, сумасшедшей, бесовски-одержимой.
Таких евреев, которые держат своих соплеменников за фалды и пейсы и не пущают, я бы назвал гиперсемитами. Это семиты, которые строят черту оседлости изнутри. Гиперсемитизм - это такое раздувание еврейства, которое обессиливает его изнутри, превращает в местечковость, туземность, этнографию. Гиперсемиты действуют вольно или невольно заодно с антисемитами. Любой еврей, выходящий за пределы своей этничности, раньше или позже почувствует на себе этот контролирующий взгляд: назад! куда высунулся?! Гиперсемиты сами "осели" и других осаживают. О чем бы они ни говорили: о физике или литературе - они говорят только о евреях-физиках, евреях-писателях. Ничего, кроме этничности, их не волнует, и любой разговор с ними сразу сморщивается до национального вопроса.
В магии власти нет ничего собственно политического, такая воля к заклинанию даже острее проявляется у художников, писателей, мыслителей, ученых, изобретателей. Власть над партией или государственным аппаратом им представляется слишком мелкой и суетной, - им подавай власть над целым мирозданием, над вселенной идей, знаков, полей, энергий. Их честолюбивые притязания идут гораздо дальше, чем у политиков или военных.
Когда одна из властей начинает господствовать над обществом в целом, оттесняя все другие, это приводит к тоталитаризму, причем не обязательно политическому. Если религия приобретает всецелую власть над обществом, то это фундаментализм; если все сводится к науке или технике, это сциентизм или технократизм: если к морали - морализм; если к искусству - эстетизм... Все эти "измы" - виды тоталитаризма, гегемония одной власти, опасная для общества в целом.
Одним из первых поразительную черту народного двоедушия подметил А. Пушкин в "Дубровском" - в "набожном" кузнеце Архипе, который людей сжигает, а кошку спасает из огня. Архип не кривит душой. Он двоедушен. Это примитивный дуализм, когда человек ведом двумя импульсами, не отдавая себе отчета в их несовместимости. Варварская мораль не исключает идеалов - племенных, патриотических, религиозных, но вместе с тем допускает любое злодейство и подлость по отношению к чужим. У такого общества есть свои идеалы и свои пороки, но между ними отсутствует связующее звено, а именно работа совести. Одна душа, "святая", не со-ведует другой, "звериной".
Теперь страна воспринимается не как мост между Европой и Азией, а как огромная расщелина или пропасть, над которой Западной Европе и Восточной Азии, все теснее смыкаясь, придется когда-нибудь самим наводить мосты, заполнять встречей своих цивилизаций пустеющий промежуток.