Об исправлении имен и призвании филологии.
В основе самосознания и государственности лежат филология и гуманистика.
Ирина Шлионская.
НГ EX LIBRIS. 22.04.2020
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) - философ, филолог, культуролог,
литературовед, лингвист, заслуженный профессор теории культуры и русской
литературы университета Эмори (Атланта, США). В 1970-е участвовал в
работе ИМЛИ, преподавал литературу в московских вузах. В 1980-е -
основатель и руководитель междисциплинарных объединений московской
гуманитарной интеллигенции: «Клуб эссеистов», «Образ и мысль»,
«Лаборатория современной культуры». С 1990 года живет в США. Автор 40
книг и более 800 статей и эссе, переведенных на множество языков мира.
Основатель Центра гуманитарных инноваций Даремского университета
(Великобритания), член российского и американского ПЕН-центров и
Академии российской современной словесности, лауреат Премии Андрея
Белого (1991), премии Liberty за вклад в русско-американскую культуру и
развитие культурных связей между Россией и США (2000).
Когда у Конфуция спросили «С чего выначнете исправлять государство?» - он
ответил: «С исправления имен». Неизвестный художник. Конфуций. 1770.
Коллекция Грейнджер, Нью-Йорк
Имя Михаила Эпштейна хорошо известно во всем мире. 21 апреля мэтру исполнилось 70 лет. В книге «Homo
Scriptor. Сборник статей и материалов в честь 70-летия М. Эпштейна»,
выходящей в России, составитель, литературовед Марк Липовецкий пишет:
«Эпштейн - единственный подлинно ренессансный мыслитель в современной
русской культуре. Спектр научных, а также культурных и философских
интересов Эпштейна практически необозрим». С Михаилом
ЭПШТЕЙНОМ побеседовала Ирина ШЛИОНСКАЯ.
- Михаил Наумович, исходя из широты ваших профессиональных интересов, вы себя все-таки кем
больше считаете - философом, культурологом или литературоведом?
- Гуманитарием в широком смысле этого слова. Я обращаюсь и к литературе, и
к языку, и к философии, и к культурологии, и вообще считаю во многом
искусственным разделение этих предметов. В Америке есть
междисциплинарная образовательная программа, известная под аббревиатурой
SТЕМ («стебель, основа»): это первые буквы английских слов «наука»,
«техника», «инженерия», «математика». Но столь же необходима и другая
программа, которую я пытаюсь обосновать: PILLAR («столп, опора»):
«философия», «интеллектуальная история», «язык», «литература»,
«искусство», «религия», то есть комплекс основных гуманитарных
предметов. Если их объединить, ускорятся процессы формирования
образовательного курса, сочетающего элементы всех этих дисциплин.
- Давайте поговорим о литературоведении. Ведь внутри него тоже есть разные направления. Какое из них вам наиболее близко?
- Литературоведение традиционно делится на теорию литературы, историю
литературы и литературную критику. История литературы изучает ее
прошлое, критика обращена к настоящему, теория изучает законы литературы
вообще. A где же будущее? Должен быть еще один раздел, пока не
обозначенный. Многие деятели культуры, например русского Серебряного
века - Дмитрий Мережковский, Вячеслав Иванов, Андрей Белый, были не
только писателями и исследователями, но и открывателями новой
художественной эпохи - символизма; не только литераторами и
литературоведами, но и своего рода «литературоводами». Это можно назвать
футурологией, эвристикой литературы. Такая трансформативная филология
не столько исследует прошлое и настоящее литературы, сколько
прокладывает ее пути в будущее, способствует зарождению новых жанров и
методов письма. Вот, собственно, этим я и стал заниматься после
университета, в конце 1970-х - начале 1980-х.
- То есть вы прогнозируете, какой станет литература в будущем?
- Это не отстраненный прогноз, а участие теоретической мысли в движении
литературы, иногда с попыткой опережения. Постмодернизм или такие его
направления, как метареализм и концептуализм, возникли не только в
искусстве и литературе 1970-1980-х, но одновременно или даже раньше - в
теории в виде манифестов, программных статей, очерчивающих движение
культуры в «постсовременность».
- Вы давно живете и работаете в США. Наверное, у вас за это время была возможность сравнить - есть ли
какое-то существенное различие между русским и американским подходом к
литературе?
- Если брать базовый уровень, то кажется, что литература и чтение занимают в американской культуре меньшее место, чем в русской. Когда я в 1990 году оказался в США, меня удивило содержание
анкет, которые дали в школе заполнить моим детям. Там в перечне хобби
чтение указывалось наравне с автомобилями, динозаврами, кулинарией. Но
на самом деле в американских университетах изучают литературу на
высочайшем уровне, и слависты делают для изучения русской литературы не
меньше, чем российские филологи. Где самые выдающиеся набоковеды? В США.
Пушкинистика, изучение Достоевского, Серебряного века…
- Как, по-вашему, влияет на литературу и литературоведение наша технологическая эпоха?
- Литература все меньше прикована к бумаге и все больше конвертируется в
другие формы коммуникации: чтение вслух перед аудиторией (слэм),
спортивные состязания (рэп-баттлы), сетература, электронные блоги...
Если автор публикует свои стихи в сети «Фейсбук» по мере их написания,
то что это за жанр: пост, стихотворение, хроника жизни, дневник? Переход
от печатных текстов к электронным создает небывалые возможности и для
цифровой филологии - «текстоники» (textonics, соединение слов «текст» и
«электроника»). Разница не только в предмете, но и в подходе. Если
традиционную филологию можно уподобить ботанике, изучающей свойства
растений, то электронную филологию уместно сравнить с лесоводством и
садоводством, возделыванием почвы и выращиванием новых пород. Изучая
электронные тексты, мы не просто комментируем их, а по-новому
организуем. Раньше, чтобы изучить, например, мотив березы в русской
поэзии, нужно было затратить месяцы (чем я и занимался в свое время), а
теперь это можно сделать несколькими кликами в поисковике.
- Недавно вышла ваша книга «От знания - к творчеству. Как гуманитарные науки
способны изменить мир». А если вкратце, то какие именно сферы нашей
жизни они могут изменить и какими путями?
- Гуманитарные науки в наш технический век находятся в некотором кризисе. По сравнению,
скажем, с 1970-1980 годами их доля в университетском образовании
сократилась примерно вдвое. Но даже с утилитарной точки зрения, какие
качества больше всего сейчас ценят работодатели в потенциальных
сотрудниках? Опросы показывают: искусство коммуникации, грамотность,
способность понять собеседника и ту культуру, к которой он принадлежит,
умение связно, логично и критически мыслить, соотносить профессиональные
проблемы с этическими и т.д. И всему этому обучают именно гуманитарные
науки. Если посмотреть, скажем, на правящую элиту в западных странах, то
у большинства именно гуманитарное образование.
Другое дело, что сами гуманитарные науки должны измениться. В ХХ веке они сосредоточились
на себе, на текстуальности как предмете изучения, и «забыли» о том, что
они гуманитарные, то есть посвящены человеку. Их задача - самопознание и
самореализация человека как уникального, творческого, мыслящего и
чувствующего существа.
Филология - наука о слове. Мир создан и продолжает твориться словом. Когда у Конфуция спросили: «С чего вы
начнете исправлять государство?» - он ответил: «С исправления имен.
Когда имена неправильны, суждения несоответственны - когда суждения
несоответственны, дела не исполняются». Иначе говоря, филология, как ни
удивительно, лежит в основании даже государственных дел.
Каждая гуманитарная дисциплина нуждается в практическом развитии, чтобы
преобразовать знание в конструктивное мышление и деятельность. Лингвисты
могут расширять словарь и грамматику живого языка, дополнить его новыми
концептами и лексемами, обосновывать новые грамматические конструкции,
которые сделали бы мышление более гибким, точным и многомерным.
Литературоведы могут создать новые литературные направления,
провозглашать новое мировидение, как Фридрих Шлегель вдохновил
романтиков, Виссарион Белинский - реалистов, Андре Бретон -
сюрреалистов…
Гуманитарные науки учат нас сознавать и выражать
себя; понимать другие культуры и эпохи; строить свою личность во
взаимодействии с другими индивидами и культурами... А следовательно,
быть человеком в полном смысле слова. Гуманистика - это не просто набор
дисциплин, это новый уровень самосознания, это вочеловечивание как
рефлексивно-волевой акт. «Я сознаю себя человеком и ставлю свою
человечность выше всех своих групповых принадлежностей». Гуманистика
поднимает человека не только над природными идентичностями (раса, этнос,
пол), но и над социальными (класс, религия, идеология и т.д.). Человек
как гуманитарий преодолевает эти границы в той мере, в какой они
отделяют его от других людей.
Ирина Шлионская.
НГ EX LIBRIS. 22.04.2020
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) - философ, филолог, культуролог,
литературовед, лингвист, заслуженный профессор теории культуры и русской
литературы университета Эмори (Атланта, США). В 1970-е участвовал в
работе ИМЛИ, преподавал литературу в московских вузах. В 1980-е -
основатель и руководитель междисциплинарных объединений московской
гуманитарной интеллигенции: «Клуб эссеистов», «Образ и мысль»,
«Лаборатория современной культуры». С 1990 года живет в США. Автор 40
книг и более 800 статей и эссе, переведенных на множество языков мира.
Основатель Центра гуманитарных инноваций Даремского университета
(Великобритания), член российского и американского ПЕН-центров и
Академии российской современной словесности, лауреат Премии Андрея
Белого (1991), премии Liberty за вклад в русско-американскую культуру и
развитие культурных связей между Россией и США (2000).
Когда у Конфуция спросили «С чего выначнете исправлять государство?» - он
ответил: «С исправления имен». Неизвестный художник. Конфуций. 1770.
Коллекция Грейнджер, Нью-Йорк
Имя Михаила Эпштейна хорошо известно во всем мире. 21 апреля мэтру исполнилось 70 лет. В книге «Homo
Scriptor. Сборник статей и материалов в честь 70-летия М. Эпштейна»,
выходящей в России, составитель, литературовед Марк Липовецкий пишет:
«Эпштейн - единственный подлинно ренессансный мыслитель в современной
русской культуре. Спектр научных, а также культурных и философских
интересов Эпштейна практически необозрим». С Михаилом
ЭПШТЕЙНОМ побеседовала Ирина ШЛИОНСКАЯ.
- Михаил Наумович, исходя из широты ваших профессиональных интересов, вы себя все-таки кем
больше считаете - философом, культурологом или литературоведом?
- Гуманитарием в широком смысле этого слова. Я обращаюсь и к литературе, и
к языку, и к философии, и к культурологии, и вообще считаю во многом
искусственным разделение этих предметов. В Америке есть
междисциплинарная образовательная программа, известная под аббревиатурой
SТЕМ («стебель, основа»): это первые буквы английских слов «наука»,
«техника», «инженерия», «математика». Но столь же необходима и другая
программа, которую я пытаюсь обосновать: PILLAR («столп, опора»):
«философия», «интеллектуальная история», «язык», «литература»,
«искусство», «религия», то есть комплекс основных гуманитарных
предметов. Если их объединить, ускорятся процессы формирования
образовательного курса, сочетающего элементы всех этих дисциплин.
- Давайте поговорим о литературоведении. Ведь внутри него тоже есть разные направления. Какое из них вам наиболее близко?
- Литературоведение традиционно делится на теорию литературы, историю
литературы и литературную критику. История литературы изучает ее
прошлое, критика обращена к настоящему, теория изучает законы литературы
вообще. A где же будущее? Должен быть еще один раздел, пока не
обозначенный. Многие деятели культуры, например русского Серебряного
века - Дмитрий Мережковский, Вячеслав Иванов, Андрей Белый, были не
только писателями и исследователями, но и открывателями новой
художественной эпохи - символизма; не только литераторами и
литературоведами, но и своего рода «литературоводами». Это можно назвать
футурологией, эвристикой литературы. Такая трансформативная филология
не столько исследует прошлое и настоящее литературы, сколько
прокладывает ее пути в будущее, способствует зарождению новых жанров и
методов письма. Вот, собственно, этим я и стал заниматься после
университета, в конце 1970-х - начале 1980-х.
- То есть вы прогнозируете, какой станет литература в будущем?
- Это не отстраненный прогноз, а участие теоретической мысли в движении
литературы, иногда с попыткой опережения. Постмодернизм или такие его
направления, как метареализм и концептуализм, возникли не только в
искусстве и литературе 1970-1980-х, но одновременно или даже раньше - в
теории в виде манифестов, программных статей, очерчивающих движение
культуры в «постсовременность».
- Вы давно живете и работаете в США. Наверное, у вас за это время была возможность сравнить - есть ли
какое-то существенное различие между русским и американским подходом к
литературе?
- Если брать базовый уровень, то кажется, что литература и чтение занимают в американской культуре меньшее место, чем в русской. Когда я в 1990 году оказался в США, меня удивило содержание
анкет, которые дали в школе заполнить моим детям. Там в перечне хобби
чтение указывалось наравне с автомобилями, динозаврами, кулинарией. Но
на самом деле в американских университетах изучают литературу на
высочайшем уровне, и слависты делают для изучения русской литературы не
меньше, чем российские филологи. Где самые выдающиеся набоковеды? В США.
Пушкинистика, изучение Достоевского, Серебряного века…
- Как, по-вашему, влияет на литературу и литературоведение наша технологическая эпоха?
- Литература все меньше прикована к бумаге и все больше конвертируется в
другие формы коммуникации: чтение вслух перед аудиторией (слэм),
спортивные состязания (рэп-баттлы), сетература, электронные блоги...
Если автор публикует свои стихи в сети «Фейсбук» по мере их написания,
то что это за жанр: пост, стихотворение, хроника жизни, дневник? Переход
от печатных текстов к электронным создает небывалые возможности и для
цифровой филологии - «текстоники» (textonics, соединение слов «текст» и
«электроника»). Разница не только в предмете, но и в подходе. Если
традиционную филологию можно уподобить ботанике, изучающей свойства
растений, то электронную филологию уместно сравнить с лесоводством и
садоводством, возделыванием почвы и выращиванием новых пород. Изучая
электронные тексты, мы не просто комментируем их, а по-новому
организуем. Раньше, чтобы изучить, например, мотив березы в русской
поэзии, нужно было затратить месяцы (чем я и занимался в свое время), а
теперь это можно сделать несколькими кликами в поисковике.
- Недавно вышла ваша книга «От знания - к творчеству. Как гуманитарные науки
способны изменить мир». А если вкратце, то какие именно сферы нашей
жизни они могут изменить и какими путями?
- Гуманитарные науки в наш технический век находятся в некотором кризисе. По сравнению,
скажем, с 1970-1980 годами их доля в университетском образовании
сократилась примерно вдвое. Но даже с утилитарной точки зрения, какие
качества больше всего сейчас ценят работодатели в потенциальных
сотрудниках? Опросы показывают: искусство коммуникации, грамотность,
способность понять собеседника и ту культуру, к которой он принадлежит,
умение связно, логично и критически мыслить, соотносить профессиональные
проблемы с этическими и т.д. И всему этому обучают именно гуманитарные
науки. Если посмотреть, скажем, на правящую элиту в западных странах, то
у большинства именно гуманитарное образование.
Другое дело, что сами гуманитарные науки должны измениться. В ХХ веке они сосредоточились
на себе, на текстуальности как предмете изучения, и «забыли» о том, что
они гуманитарные, то есть посвящены человеку. Их задача - самопознание и
самореализация человека как уникального, творческого, мыслящего и
чувствующего существа.
Филология - наука о слове. Мир создан и продолжает твориться словом. Когда у Конфуция спросили: «С чего вы
начнете исправлять государство?» - он ответил: «С исправления имен.
Когда имена неправильны, суждения несоответственны - когда суждения
несоответственны, дела не исполняются». Иначе говоря, филология, как ни
удивительно, лежит в основании даже государственных дел.
Каждая гуманитарная дисциплина нуждается в практическом развитии, чтобы
преобразовать знание в конструктивное мышление и деятельность. Лингвисты
могут расширять словарь и грамматику живого языка, дополнить его новыми
концептами и лексемами, обосновывать новые грамматические конструкции,
которые сделали бы мышление более гибким, точным и многомерным.
Литературоведы могут создать новые литературные направления,
провозглашать новое мировидение, как Фридрих Шлегель вдохновил
романтиков, Виссарион Белинский - реалистов, Андре Бретон -
сюрреалистов…
Гуманитарные науки учат нас сознавать и выражать
себя; понимать другие культуры и эпохи; строить свою личность во
взаимодействии с другими индивидами и культурами... А следовательно,
быть человеком в полном смысле слова. Гуманистика - это не просто набор
дисциплин, это новый уровень самосознания, это вочеловечивание как
рефлексивно-волевой акт. «Я сознаю себя человеком и ставлю свою
человечность выше всех своих групповых принадлежностей». Гуманистика
поднимает человека не только над природными идентичностями (раса, этнос,
пол), но и над социальными (класс, религия, идеология и т.д.). Человек
как гуманитарий преодолевает эти границы в той мере, в какой они
отделяют его от других людей.