Еще раз о постмодернизме и политкорректности
Недавно британский комик российского происхождения Константин Кисин пожаловался, что перед выступлением в студенческом клубе от него требуют подписать "Поведенческий договор" (behavioural agreement form). [1] Там длинный список тем, которых запрещено касаться артисту разговорного жанра: расизм, сексизм, классовость, возраст, инвалидность и ограниченные способности, гомофобия, бифобия, трансфобия, ксенофобия, исламофобия, антирелигия, антиатеизм... Обо всем этом нельзя шутить, чтобы, не дай Бог, не оскорбить чьих-то чувств по признаку пола, класса, нации, возраста, религии, сексуальной ориентации и т.д. и т.п. Артист возмущается тем, что свободолюбивая Британия, куда бежали его предки из Советского Союза, подальше от КГБ и Гулага, теперь сама начинает вбирать черты оруэлловского "ангсоца". Такая вот шутка история, перешутившей профессионального юмориста.
Сразу скажу: мне глубоко чуждо мышление "идентичностями", предполагающее, что человек сводим к полу, классу, нации, возрасту, конфессии... И что поэтому он может быть оскорблен в соответствующих национальных, религиозных, классовых, возрастных и прочих чувствах. Не надо оскорблять - но не надо и оскорбляться. Не надо провоцировать - но не надо и поддаваться на провокацию. Конечно, марксизм и всяческая левизна несут огромную долю ответственности за то, что классовый подход, редуцировавший личность к социальному происхождению, стал в конце 20 в. распространяться и на другие групповые категории. Так возникла новая идеологическая ортодоксия под названием "политическая корректность". Почему для меня это неприемлемо? Потому что личность неизмерно больше как отдельных своих врожденных или приобретенных идентичностей, так и их суммы, - если, конечно, она остается личностью, а не марксистким чучелом, набитым идеологической трухой.
Можно ли возложить вину за это на так называемый "постмодернизм", который в свою очередь стал козлом отпущения для правых идеологов, обвиняющих его во всем, начиная с путинизма и кончая трампизмом? Нет, нельзя. Потому что "постмодернизм" в таком понимании - это такое же чучело, только набитое уже не левой, а правой ортодоксальной трухой.
Поскольку мне довелось заниматься постмодернизмом долгие годы и написать о нем несколько книг (по-русски и по-английски), я попытаюсь объяснить, почему постмодернизм не сводится к мультикультурализму и политкорректности.
Классический постмодернизм 1980-х - 1990-х гг. сочетал в себе две теоретических составляющих: многокультурие и деконструкцию. Казалось, они мирно уживаются, совместно поощряя политкорректность и левый вызов "западной", "буржуазной" цивилизации. На самом деле, как выясняется, эти две большие системы мысли глубоко противоречат друг другу и взрывают постмодернизм изнутри. Раньше это противоречие почти не вскрывалось и не осознавалось ни одной из сторон именно из страха ослабить свою сплоченность перед общим врагом: истеблишментом, логоцентризмом, европоцентризмом, культурным каноном и т.д..
В чем же противоречие? Многокультурие - утверждение всеобъемлющего детерминизма, который задает каждому культурному действию параметры его изначальной физической природы - расового, этнического, гендерного происхождения. Деконструкция, напротив, восстает против любого детерминизма и даже стирает само представление о первоначалах, о подлиннике, о происхождении. То, что в культурно-генетическом подходе выступает первичным, с позиций деконструкции вторично; то, что мы считаем своим "началом", "истоком", "средой", нами же создается и определяется. Мы становимся собой лишь в той степени, в какой отличаемся от себя. Жак Деррида, создатель деконструкции и классик постмодерна, в присущей ему мягкой манере критикует мультикультурализм, оперирующий замкнутыми культурными идентичностями, предлагая, напротив, рассматривать, чем каждая идентичность отличается не от другой, а сама от себя:
"В наше время мы часто настаиваем на культурной идентичности, например, национальной идентичности, языковой идентичности и так далее. Иногда битвы под знаменем культурной, национальной, языковой идентичности - это благородная борьба. Но в то же время люди, которые борются за свою идентичность, должны обратить внимание, что идентичность не является самоидентификацией, как в случае какой-либо вещи, например, этого стакана или микрофона, но подразумевает разницу внутри идентичности. Идентичность культуры - это способ отличаться от самой себя. Культура отличается от себя; язык отличается от себя; человек отличается от себя. Когда вы принимаете во внимание эти и другие внутренние различия, тогда вы обращаете внимание на другого и понимаете, что борьба за свою собственную идентичность не исключает другую идентичность, открыта для другой идентичности. А это мешает тоталитаризму, национализму, эгоцентризму и т. д." [2]
Так как же быть с двумя трудно сочетаемыми компонентами постмодерна? Нельзя не принять самоочевидный тезис многокультурия о том, что мы разнимся по своим природам и идентичностям, что каждый из нас рожден мужчиной или женщиной, со своим цветом кожи и т.д. Но вектор движения верно указывает именно деконструкция: мы расприродниваем, развоплощаем себя по мере культурного становления и самовыражения. Мы все меньше становимся на себя похожи, и наибольшие культурные прорывы происходят как раз на границах культур, когда представитель одной нации оказывается в области другой, мужчина в области женской культуры - или наоборот. Пересечения границ между языками, этносами и всеми прочими идентичностями - вот источник наиболее "горячего" культурного творчества, которое остывает, переходит в инерцию и тривиальность, как только оказывается в нормативной и корректной середине "своей" культуры, вдали от ее краев. Нельзя забывать, например, что русско-французское и русско-английское культурное двуязычие создало самые блестящие образцы русской словесности, от Пушкина и Лермонтова до Набокова и Бродского. Достоевский и Л. Толстой, Пастернак и Цветаева - все были в разной степени двуязычны и даже многоязычны. Пока же Московская Русь до реформ Петра I оставалась монокультурной и моноязычной страной, никаких культурных прорывов и тем более всемирно значимой литературы в ней не создавалось.
Разумеется, природная идентичность имеет свою культурную ценность, но если в ней оставаться, приковывать себя к ней цепями "принадлежности" и "представительства", она становится тюрьмой. Иными словами, я согласен признать свою идентичность в начале пути, но не согласен до конца жизни в ней оставаться, определяться в терминах своей расы, нации, класса... Культура только потому и имеет какой-то смысл, что она преображает нашу природу, делает нас отступниками своего класса, пола и нации. Для чего я смотрю кино, хожу в музеи, читаю книги, наконец, для чего пишу их? Чтобы остаться при своей идентичности? Нет, именно для того, чтобы обрести в себе кого-то иного, не-себя, познать опыт других существ/существований, пройти через ряд исторических, социальных, даже биологических перевоплощений. Культура - это метампсихозис, переселение души из тела в тело еще при жизни. Да, мы рождаемся в разных клетках, но и убегаем из них разными путями, и это пространство побегов, а также встреч между беглецами из разных клеток и образует культуру. Все большую значимость приобретает фигура отступника, беженца из своей культуры, а также ее подрывника.
Мераб Мамардашвили, на собственном опыте "грузинского философа" познавший прелесть вынужденной идентификации со своей "родной" культурой, отметил угрозу несвободы в таких лозунгах многокультурия: "Каждая культура самоценна. Надо людям дать жить внутри своей культуры. ...А меня спросили?... Может быть, я как раз задыхаюсь внутри этой вполне своеобычной, сложной и развитой культуры?" Мамардашвили отстаивает право человека на независимость от своей собственной культуры, "право на шаг, трансцендирующий окружающую, родную, свою собственную культуру и среду ради ничего. Не ради другой культуры, а ради ничего. Трансценденция в ничто... Это и есть первичный метафизический акт". [3]
Транскультура (transculture) - это и есть область метафизических актов, конституирующих свободную личность, серия ее побегов из "почвенной" культуры. Транскультура есть следующий шаг культуры к выходу за стены собственной языковой тюрьмы, идеологических маний и фобий.
Напомним, что культура освобождает человека от диктата природных зависимостей. Культура еды или культура желания - ритуал застолья, ритуал ухаживанья и т.д. - это освобождение от прямых инстинктов голода и вожделения, их творческая отсрочка, символическое овладение и сознательное наслаждение ими. Но если культура освобождает человека от физических зависимостей и детерминаций природы, то транскультура - это следующий уровень освобождения, на этот раз от безотчетных символических зависимостей, предрасположений и предрассудков "родной культуры", будь это класс, нация, пол или конфессия.
Так возникает и все более ширится область культурных взрывов: транскультура, приходящая на смену многокультурию. Транскультура - это новая сфера культурного развития за границами сложившихся национальных, расовых, гендерных, конфессиональных и даже профессиональных культур. Это свобода каждого человека жить на границах или за границами своей "врожденной" культуры.
Поэтому те фетиши, которые вносит в свой "поведенческий кодекс" реакционно-левый "мультикультизм", - это оскорбление человеческой свободы, права на юмор и трансценденцию.
ДИСКУССИЯ ПО ЭТОЙ СТАТЬЕ В "СНОБЕ".
Примечания
1. Благодарю Алексея Цвелика, который обратил мое внимание на заметку К. Кисина.
2. Jacques Derrida. Deconstruction in a Nutshell: A Conversation. (Roundtable on 2 October 1994, at Villanova University), ed. with Commentary by John D. Caputo. New York: Fordham University, 1997, 13-14.
3. Мераб Мамардашвили. Другое небо, в его кн. Как я понимаю философию. М., Культура, 1992, с. 335-337.