Летит полёт без птиц... К 70-летию поэта Ивана Жданова.
Ваня родился на Алтае, одиннадцатым ребенком в семье раскулаченного крестьянина. Вместе с тем, как мне кажется, он родился в Петербурге Серебряного века, младшим современником А. Блока, Н. Гумилева, О. Мандельштама. Самое загадочное: как хромосомы сочетаются с хроносомами, с генами культурной памяти?
Иван Жданов. Фото Екатерины Дробязко, 2005
Книга стихов Ивана Жданова "Портрет", вышедшая в 1982 г., сразу стала точкой сборки нового поэтического поколения, которое через головы двух предыдущих поколений (послереволюционного и послевоенного) обращалось к тому, Серебряному. Но это был уже не символизм и не акмеизм, а что-то другое, столь же прекрасное, получившее имя "метареализма" - метафизического и вместе с тем метафорического реализма.
Приведу несколько отрывков из стихотворений Ивана со своими комментариями того времени, начала 1980-х. Может быть, они не покажутся лишними в понимании этой сложной и вместе с тем цельно-живой поэзии, которую хочется сравнить и с узорчатой тканью, и с мощным дуновением ветра.
А там, за окном, комнатенка худая,
и маковым громом на тронном полу
играет младенец, и бездна седая
сухими кустами томится в углу.
(Портрет отца)
Сквозь примелькавшийся, стертый быт ("комнатенка худая") вдруг проступает реальность иного могущества и значения: ребенок, как бог-громовержец, восседает на "тронном полу" и играет яркой погремушкой, сыплющей громовые раскаты. Кто из нас не испытал эту царственность детства? Жданов не выводит на поверхность текста тех конкретных мифологических имен и сюжетных схем, которые напрашиваются при его истолковании: младенец Зевс, его отец Кронос - "седая бездна", всепоглощающее время. Все эти образы остаются в той глубине общекультурной памяти, где читатель на равных встречается с поэтом, не подвергаясь ассоциативному принуждению.
И. Жданов. Из фотоцикла "Алтай"
Вот стихотворение о любви:
Любовь, как мышь летучая, скользит
в кромешной тьме среди тончайших струн,
связующих возлюбленных собою.
...Задело их мышиное крыло,
теченье снегопада понесло,
в наш домик залетела окон стая.
Но хороша ошибками любовь.
От крыльев отслоились плоть и кровь,
теперь они лишь сны обозначают.
Любовь, как мышь летучая, снует,
к концу узор таинственный идет -
то нотные значки для снегопада.
И черно-белых клавишей полет
пока один вполголоса поет
без музыки, которой нам не надо.
(Любовь, как мышь летучая, скользит…)
Тут в невидимую работу над смыслом вступает древний миф о крылатой любви, о мальчике Эроте, на лету поражающем влюбленных стрелами. Поэт одновременно и отсылает к прообразу, и преобразует его. Тоньше и сложнее склад любви, пережитой ждановским лирическим героем: в отличие от Эрота, она не резва, и не розовощека, и не разит прямо в сердце, вселяя неистовство, но скользит в потемках, легкими взмахами крыльев задевая переплетения сердец. Восходя к исконному мотиву крылатой любви, образ летучей мыши неожиданно, даже дерзко обновляет его, сродняет с тончайшей тканью чувств, настроенных на совместное звучание - не на военный (колчан, стрелы), а на музыкальный (струны, клавиши) лад.
И. Жданов. Из фотоцикла "Вид из окна" (Крым)
Мир Ивана Жданова метареален, простерт в область прозрачного, где выявляются чистые прообразы вещей. Ветер, зеркало, память, веянье, таянье, отраженье - мотивы, проходящие через всю его книгу и последовательно развоплощающие субстанцию предметов:
Умирает ли дом, если после него остаются
только дым да объем, только запах бессмертный жилья?
Как его берегут снегопады,
наклоняясь, как прежде, над крышей,
которой давно уже нет,
расступаясь в том месте, где стены стояли...
Умирающий больше похож на себя, чем живущий.
(Дом)
Жданов - мастер изображать формы, уже как бы лишившиеся субстанции, но обретающие себя в памяти, ожидании, в глубине зеркала или оболочке тени. Часто эта выделенность сущности, пережившей свое существованье, дается в чеканной формуле: "Ты вынут из бега, как тень, посреди /пустой лошадиной одежды" ("Прощай"). "Ты падаешь в зеркало, в чистый,/ в его неразгаданный лоск. /На дне его ил серебристый,/ как лед размягченный, как воск" ("Портрет").
Мы привыкли к тому, что река имеет глубину, а предметы - тяжесть; у Жданова "плывет глубина по осенней воде, /и тяжесть течет, омывая предметы" - свойства вещей более изначальны, чем они сами, "летит полёт без птиц". Поэтическая интуиция Жданова пробуждается на грани исчезновения вещей, уводя нас в мир чистых сущностей, - зато сами эти сущности обретают зримые очертания.
Ты рябью роешь зеркала,
тебя рисует, как игла,
перемещенье веток.
И если зеркало падет,
оно лицо мое прольет,
и в жилы смертные войдет
предощущенье света.
(Ода ветру)
Здесь таянье вещества описано почти с непреложностью физического закона: ветки "перемещением" обнаруживают плоть ветра, ветер рябью обнаруживает плоть зеркала, зеркало отраженьем обнаруживает плоть лица, лицо смертью обнаруживает плоть света. Некая плоть входит во что-то более бесплотное, на грани своего развоплощения обнаруживая уже иную, как бы воскресшую плоть тех сущностей, в которых она умирала. Поэзия Жданова рисует вполне зримое, объемное бытие вещей, ушедших в свое отраженье, или тень, или память, или ожиданье - и там нашедших себя с большей очевидностью, чем то текучее бытие, из которого они изошли. Тем же самым актом, каким вещь тонет в глубине своей сущности, эта сущность всплывает на поверхность и является нам: умирание равно воскресению...
Мы с Ваней не встречались с 1980-х гг., когда нам доводилось выступать вместе на вечерах новой поэзии в Москве. Слышал, что он уже давно, с 1990-х, живет в Крыму и переключился со стихов на фотографию. Как полёт может лететь без птиц, так и поэзия - без стихов.
Отсылаю к сайту, где представлены все жанры его творчества.