Интуиция живого. К 110-летию Арсения Тарковского
Поэт Арсений Тарковский (25 июня 1907, Елисаветград - 27 мая 1989, Москва) далеко уступает в известности своему сыну, кинорежиссеру Андрею. Но сегодня, когда исполняется 110 лет с рождения Арсения Таровского, стоит вспомнить, что это один величайших поэтов ХХ в., который был вынужден несколько десятилетий носить на себе маску переводчика. Лишь в 1962 г., когда ему было уже 55 лет, Тарковский выпустил первую книгу собственных стихов с горьким автобиографическим заглавием "Перед снегом".
Через Тарковского проходят многие магистральные, многовековые линии русской поэзии, и дальше я пунктиром прочерчу одну из них: неожиданную образную и ритмическую перекличку Тарковского с Пушкиным. Их объединяет необычайно острая интуиция живого.
У Арсения Тарковского есть стихотворение "Слово", из которого приведу первые два четверостишия, особо значимые для нашей темы:
Слово только оболочка,
Пленка, звук пустой, но в нем
Бьется розовая точка,
Странным светится огнем,
Бьется жилка, вьется живчик,
А тебе и дела нет,
Что в сорочке твой счастливчик
Появляется на свет....
("Слово", 1945)
Смысл, кажется, ясен: внутри слова мерцает нечто загадочное, его душа, его жизнь. Точно так же и родившийся в сорочке (оболочке) потому и счастливчик, что в нем мерцает нечто маленькое и живое: "бьется жилка, вьется живчик..."
На волне ритмической памяти к этим строкам Тарковского приплывают другие, пушкинские стихи (1828):
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит -
Всё же мне вас жаль немножко,
Потому что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой.
(Город пышный, город бедный…, 1828)
Размер тот же самый - четырехстопный хорей, что и у Тарковского. Можно контаминировать одни строки в другие, получая центон, даже с частичным сохранением рифм, пусть неточных, но с общим опорным гласным звуком "о" :
Всё же мне вас жаль немнOжко,
Потому что здесь порOй
Бьется розовая тOчка,
Странным светится огнЁм...
Но главное - не ритмо-рифмическая, а структурно-смысловая общность. В обоих стихотворениях говорится о некоей оболочке, внешнем окружении, антураже, внутри которого находится нечто подвижное, ярко окрашенное и составляющее притягательный центр, единственный смысл и радость этого пустого объемлющего мира:
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой.
Бьется розовая точка,
Странным светится огнем...
Поражает структурное сходство этих двустиший: семантическое, грамматическое, интонационное. В каждой строчке по три слова, причем они одинаково распределяются по частям речи: глагол - прилагательное - существительное (и никаких других слов, включая служебные). В первой строчке каждого двустишия выдержан именно этот одинаковый порядок. Во второй допускается инверсия: глагол - существительное - прилагательное; прилагательное - глагол - существительное. Задается одинаковый ритм сменяющихся частей речи и динамика смены самого этого ритма.
Совпадает и семантика всех трех частей речей. Морфологически сходные глаголы "вьется", "бьется" обозначают быстрое, прихотливое, импульсивное движение, направленное в разные стороны, но при этом обращенное на себя. "Виться" - описывать круг вокруг себя, наматываться на себя. "Биться" - двигаться взад и вперед или наружу и внутрь, при этом удаляясь от себя и возвращаясь к себе. Таков образ жизни, ее упругой динамики и самоцентричности. Глагол "ходит" также выделяет динамику движения как многократного, повторяющегося, "самовозвратного" действия ("ходить" туда и обратно).
Существительные "ножка" и "точка" обозначают нечто маленькое, что подчеркивается уменьшительным суффиксом "к" (таково и происхождение слова "точка" от "ткнуть", "ткать"). "Ножка" и "точка" - центры этих больших миров, в которых сосредотачивается весь их смысл и ценность. У Тарковского эта малость предмета и интенсивность его пульсации-самодвижения подчеркиваются в следующей строке (начале второй строфы), где повторяются те же глаголы "бьется, вьется" и существительные с уменьшительными суффиксами и с корнем "жи-" (жить): "бьется жилка, вьется живчик".
Наконец, прилагательные: "золотой (локон)", "розовая (точка)" - яркий цветовой эпитет, который контрастно выделяет маленький предмет на фоне большого, очерчивает его место внутри, в центре. И "золотой", и "розовый" - это светлые и теплые цвета, которые резко контрастируют с холодным, "бледно-зеленым" цветом Петербурга и отсутствием цвета у слова, о котором только сказано "оболочка, звук пустой".
Заметим, что функции малой размерности, яркой цветности и живой подвижности у обоих поэтов не закреплены только за существительными (ножка, точка), прилагательными (золотой, розовая) и глаголами (вьется, бьется) соответственно, но перераспределяются между всеми этими частями речи. Наряду с цветными прилагательными ("золотой", "розовый") и уменьшительными существительными ("ножка", "точка"), мы находим "уменьшительное" прилагательное "маленькая" (ножка) и цветовое существительное "огонь", а также цветовой глагол "светится". Существительное "локон" (от немецкого Locke, буквально "сгиб, завиток") вторит семантике глагола "вьется" и усиливает, удваивает ее почти тавтологическим словосочетанием "вьется локон". Эпитет "странный" ("странным светится огнем"), не будучи ни цветовым, ни размерным, подчеркивает контраст между окружающим и окруженным, привычным антуражем и странно светящимся центром.
Таким образом, значения цветности, малости и подвижности распределяются по всем трем частям речи, хотя и выявляются наиболее устойчиво в прилагательных, существительных и глаголах, соответственно. Именно эти три свойства контрастно выделяют подвижно-цветно-малое среди неподвижно-бесцветно-большого, точечное - среди оболочечного. У Тарковского большое - это слово, оно "только оболочка, пленка, звук пустой". Петербург у Пушкина тоже обозначен как тусклое, неподвижное окружение, эпитету "пустой" соответствует "бедный". "Город пышный, город бедный". Пленочности слова соответствуют "свод небес зелено-бледный, скука, холод и гранит". "Свод" и "гранит" особенно подчеркивают качество неподвижности, которое составляют фон маленькой ножки и вьющегося локона.
Общая интуиция живого у Пушкина и Тарковского выявлена и смысловой структурой, и общим интонационно-ритмическим узором обоих стихотворений. Жизнь теснится в наименьшем, ее вообще мало в этом огромном мире, но именно минимум величины являет максимум жизненности, подвижности, смысла, красоты. Живое пульсирует, бьется, светится изнутри теплым, золотым и розовым светом, освещая и "осчастливливая" собой и Петербург, "город бедный", и слово, "звук пустой".
Подробнее - в кн. "Поэзия и сверхпоэзия. О многообразии творческих миров".