Вся история России есть борьба не только с внешними врагами, но и с самой собой: борьба родины и отечества. Родина - мать. Она раскинулась простором земли, мягкими полями и лугами, плавными очертаниями холмов, кудрявыми лесами, кучевыми облаками - к ее лону хочется прижаться, ласкать эту эту землю и быть обласканным ею. Вся она тиха, светла, туманна, росиста, как утро, полное любовных надежд и томлений. Отечество - начальственно, оно требует и принуждает, оно громоздится крепостями и казармами, топорщится пушками и штыками, оно серое и квадратное, запахнутое в шинели.
Соответственно есть разные типы любви к России. Одни любят в ней родину, ее мягкость, равнинность, текучесть, стихийность, смиренность, ее материнские черты, как они представлены, например, в "Родине" Лермонтова. "Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям..." Или в лирике Есенина. "Ой ты, Русь, моя родина кроткая... В мягких травах, под бусами рос..." Это, условно говоря, русофилы.
Есть и другие - патриоты (от "patria", отечество). Они любят Россию сильную, грозную, покорительную, с ее государством и воинством, - ту, к которой взывал Пушкин: "стальной щетиной сверкая, не встанет русская земля?" ("Клеветникам России"). Маяковский - ярчайшее выражение этого государственнического (партийного, чекистского) патриотизма: "Встанем, штыки ощетинивши, с первым приказом: "Вперед!"" Он славит отечество при полном равнодушии, если не враждебости к родине-матери: "я не твой, снеговая уродина".
У каждого любящего Россию по-своему сочетаются или не сочетаются русофильство и патриотизм. Есть патриоты, которые терпеть не могут своей матери, "размазни" и "юродивой", а чтят только отечество и на него уповают. И есть такие русофилы, которым чужд всякий патриотизм и тяжел гнет государства. Полагаю, что Солженицын был русофилом гораздо больше, чем патриотом, а патриотизм, насаждавшийся в СССР, имел мало общего с русофильством. Конечно, есть и такие люди, которые любят родину-отечество нераздельно, безотчетно, не вдаваясь в двойственность предмета своей любви. И есть такие, для которых эта двойственность - источник трагедии, потому что русофильство и патриотизм у них не в ладу. Их мучит, что, приникая к нежному лону родной земли, они вдруг натыкаются на нечто остро торчащее, штыкообразное... О ужас! Неужели гермафродит?!
Это соединение женского и мужеского в Родине-Отечестве оказывается потрясением для гоголевского героя в "Мертвых душах". Ландшафтный хронотоп соития, рельефно выписанный в лирическом отступлении, как тема открытости-ожидания, неожиданно прерван появлением скачущего из «чудной дали» фельдъегеря, что заставляет героя «придержать» езду перед лицом явной гомоэротической подмены: у фельдъегеря «усы в аршин».
«...Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..
- Держи, держи, дурак! - кричал Чичиков Селифану.
- Вот я тебя палашом! - кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. - Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!»
Само собой напрашивается символическое толкование этой сцены: вместо призывно раскинувшегося пространства родины вдруг является мужеский образ государства с торчащими усами. Государство как бы вторгается во взаимоотношения лирического героя и России и мешает им отдаться друг другу (тем более что и раньше у Чичикова неудачно складывались отношения с законом и государством). Фельдъегерь возникает в момент одержимости героя Россией - как призрак другой, однополой любви, грозящей ударить «палашом»: но этого не происходит, экипажи минуют друг друга. У России не оказывается ни соперника, ни соперницы. Тем самым герой как бы доказывает свое мистическое право довести соитие до конца, и дальше уже ничто не препятствует его быстрой езде - тройка вихрем несется «нивесть куда в пропадающую даль» и «сверлит воздух».
Конечно, и у других стран есть материнская и отеческая ипостаси, motherland и fatherland, но вряд ли где-то еще они так поляризованы, чтобы женское было столь мягко, покладисто, а мужское - грубо, брутально. Равнинная, кроткая природа - и гордынное, гнетущее государство. Восприимчивая, распахнутая душа - и крутой командно-армейский нрав. Народная широта - и властная вертикаль. Оттого и возникает душевная рана в любящих эту страну. Ты к ней подступаешь с лаской, и она отдается тебе, воплощает все твои мечты о льнущей женственности. И вдруг хватает тебя, пригибает и больно всаживает по самую рукоять... Ты не знаешь, кто перед тобой и чего ждать от этого невнятно-коварного существа с пышными млечными персями и острым железом в чреслах. Оно раскрывает тебе свои ждущие недра - и одновременно бьет в упор. Призрак, химера, ошибка природы? Любящие эту страну угнетены тоской смешения и двойной подмены... Родина-Oтечество - гермафродит?
"Гермафродиту снится, что он счастлив, ибо стал таким, как все люди, или перенесся на багряном облаке в мир, который населяют существа, подобные ему. Это сон, только обманчивый и сладкий сон, так пусть продлится он до самого утра..." (Лотреамон. "Песни Мальдорора")