"Бедным верующим" тесно в церкви
Журнал "Огонёк", №40 (5300), 14.10.2013
"Бедным верующим" тесно в церкви
Елена Кудрявцева беседует с философом Михаилом Эпштейном
Филолог и культуролог Михаил Эпштейн, автор только что вышедшей книги "Религия после атеизма. Новые возможности теологии", рассказал о новых русских верующих
- Михаил Наумович, последние 30 лет вы изучали религиозность нашего общества. Много ли в России людей, которые в бога верят, но никакой религии не исповедуют?
- Такое явление сейчас принято называть "бедной верой" или "бедной религией". "Бедным верующим", для того чтобы ощущать свою связь с Богом, не нужны ни храмы, ни священники, ни обряды, ни догмы, ни вероучительные книги. Обычно, описывая религиозное возрождение России последних десятилетий, исследователи игнорируют этот важнейший факт рождения нового, универсалистского типа веры.
В прошлом году были объявлены результаты самого масштабного социологического опроса, проведенного службой "Среда" в рамках проекта "Атлас религий и национальностей России" ("Огонек" писал об этом в N 34 за 2012 год). Это самый массовый из всех подобных опросов, его участниками стали 57 тысяч человек почти из всех российских регионов. Согласно этим данным, к РПЦ себя относит 41 процент населения, а не 80, как считалось раньше. На втором месте - 25 процентов - оказались люди, которые просто верят в Бога и при этом не исповедуют никакую конкретную религию. К ним можно добавить 4 процента экуменистов, то есть христиан, не относящих себя ни к какой конфессии. Именно такие "бедные верующие", а вовсе не "тоталитарные секты", не сайентологи и не мунисты, являются сегодня основным соперником традиционных религий в России.
- Откуда они взялись, причем в таком количестве? 25 процентов - это 36 млн человек. Каким образом сформировался этот "бедный верующий"?
- "Бедная вера" - последствие 70-летнего атеизма. Воинствующий атеизм, отрицая все конфессии сразу, создал благоприятную среду для зарождения "религии вообще". Именно безверие советских лет сформировало тип человека, о котором нельзя определенно сказать: ни православный, ни иудей, ни мусульманин - он просто верующий. В западных странах это понятие употребляется реже, как лишенное определенного смысла. Верующий во что? Но на родине массового атеизма все верующие были уравнены по отношению к господствующему неверию. И эта отрицаемая со всех сторон вера вдруг стала наполняться каким-то новым и глубоким содержанием. Первые свидетельства нового религиозного мироощущения можно найти в СССР в 1970-е годы.
- Почему именно тогда? Не раньше, не позже?
- В 1950-е - начале 1960-х еще была жива религия коммунизма. Жирный крест на ней поставлен брежневским режимом, особенно когда в 1968-м советские танки вошли в Прагу. 1970-е - это период политической безнадежности, тупика и попыток углубиться в себя, понять сверхисторический смысл бытия. Это время религиозно-философских исканий, которые впервые возобновились в России после Серебряного века. В 1917 году эти чаяния свободы, в том числе свободы совести, религиозного самоопределения, были растоптаны эпохой коммунизма, который разрушил их именно тем, что воплотил в карикатурной форме.
Так что в поздние 1960-е и особенно в 1970-е годы начинается новая глава в истории российской души. Например, когда Булат Окуджава пел "Молитву Франсуа Вийона", все понимали, что это его собственная молитва: "Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня". Все понимали, что у Венички Ерофеева есть свои личные отношения с Богом: "Господь, вот ты видишь, чем я обладаю. Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует моя душа?" Но, конечно, ни Окуджава, ни Ерофеев не были православными или вообще церковными людьми. Это была вера и надежда ниоткуда, из бездны, из грязной, серой, заплеванной повседневности. Как выяснилось позже, Окуджава вообще был атеистом, а Ерофеев уже в 1980-е крестился в католичество. Но в 1960-1970-е всем духом своего творчества они были "бедными верующими".
- Когда же этот феномен выступил наружу, обрел социальное звучание?
- Социологически значимой эта категория верующих стала к 1990-м годам. С 1989 по 1992 год количество таких стихийно верующих выросло в два с половиной раза, как отмечали тогда социологи Людмила Воронцова и Сергей Филатов: по их наблюдениям (в статье 1994 года) быстрее всего росла категория людей вне конфессиональной принадлежности - "просто христиан". Из атеизма уходило намного больше людей, чем приходило в церковь. И сегодня каждый четвертый житель нашей страны относится именно к этому внеконфессиональному типу.
В Советском Союзе от религиозных традиций были отрезаны три поколения, поэтому новообращенному, услышавшему призыв свыше в своей душе, идентифицировать себя в рамках существующих конфессий было непросто. Он испытывал потребность веры, вхождения в мир абсолютных смыслов, но ему трудно было войти и признать своей церковь с определенной исторической структурой, системой обрядов, основанную на ряде культурных, этнических и социальных условностей. Впоследствии "бедные верующие" могли примкнуть к какой-то из церквей, но многим из них все равно было тесно в ее пределах.
- Если "бедная вера" возникла из-за незнания, из-за насильственного отрыва от каких-либо культурных, религиозных корней, почему же сейчас, когда информация доступна, количество "бедных верующих" все еще растет?
- В советское время был образ церкви распятой, страдающей. Митрополит Антоний Сурожский, живший в эмиграции, объяснял свое вхождение именно в Русскую православную церковь в конце 1920-х годов тем, что тогда она была гонимой, разделяла судьбу Христа и первых христиан. Другое дело - постатеистический период, когда вдруг явилась церковь господствующая, карающая, стремительно богатеющая и громко провозглашающая свое право на мирскую власть и роскошь. Духовно чутких людей смущает, а порой и отталкивает сращение религии и политики, религии и бизнеса.
- Кто является носителями "бедной веры"? И что лежит в ее основе? В кого верит такое гигантское количество людей?
- Нужны серьезные дополнительные исследования. Российское религиоведение, к сожалению, к этой проблеме не подступало, в отличие от социологов, которые ее зафиксировали. Недавно я выступал на кафедре религиоведения в МГУ и был удивлен, что там даже не слышали о "вере вне конфессий" и о том, что к ней принадлежит четверть взрослого населения России. Этот феномен наименее изучен, видимо, еще и потому, что не поддается традиционным методам исследования, какие приложимы к церковным организациям и сектам. "Бедные верующие" не образуют никакой социальной и вероучительной общности. Многих из них ошибочно относили к православным, которые почему-то не ходят в храм, не участвуют в обрядах. По-видимому, это вера в значительной мере людей образованных: среди студенчества доля "неконфессионалов" наиболее высока - 46 процентов. "
Бедная вера" почти ни в чем конкретном себя не выражает, но чуть-чуть присутствует во всем. В ней нет ничего сформированного, определенного, она проявляет себя как повседневность огромного количества людей, которые мало знают друг о друге. Для таких людей очевидно, что жизнь не кончается вместе со смертью. Что есть дух, который переживает плоть, что человек не принадлежит только к царству природы, в нем есть глубинный источник внутренней жизни, который не зависит от физических или социальных условий.
- Правильно ли я поняла, что "бедный верующий" - это человек, который гуляет сам по себе? В отличие от христиан, которые несут ответственность за церковь как за некий богочеловеческий организм, "бедная вера" - не об этом? Не является ли она тогда частью философии потребления: когда человеку удобно, он обращается к Богу и тихонько верит сам для себя.
- Потребительство прекрасно уживается с традиционными конфессиями. Мы знаем о коммерческой деятельности патриархии и о благосостоянии церковных иерархов, о том, что в истории православной церкви "стяжатели" (Иосиф Волоцкий) взяли верх над "нестяжателями" (Нил Сорский). "Бедный верующий" никаких доходов из своей веры не извлекает, ювелирных изделий в церковных лавках не продает и не получает налоговых льгот на торговлю табачными изделиями. Я не вижу, почему выполнение обрядов должно автоматически означать силу веры и духовное превосходство. Фарисеи все делали, как положено,- и постились дважды в неделю, и десятину в храм отдавали; а мытарь ничего этого не делал и только каялся, не смея поднять глаз. Вот ему-то Иисус открывает путь в Царство Небесное, а фарисеям закрывает. Почему? Да потому что спасает не обряд и даже не праведность, а личное предстояние перед Богом.
Кстати, вышеупомянутый опрос выявил, что "бедные верующие" отличаются от конфессионалов стремлением верить больше, чем они верят сейчас. "Желание верить больше" - это признак живой души. Она и любить хочет больше, и сострадать больше, то есть недовольна собой. А именно довольство собой, своей верой отличает фарисеев, к каким бы церквям они ни принадлежали. Возможно, что принадлежность к определенной конфессии отчасти успокаивает верующего, создает иллюзию духовного благополучия, гарантии спасения на проторенном пути.
- Но духовно наполненное соблюдение обрядов входит в существо религии.
- Никакой обряд не может вместить в себя полноту духовной жизни. Обряд отсекает дурное, но творческие силы личность получает от Бога, от прямого общения с ним. В Евангелии есть притча о талантах: Господь каждому дает определенные дары и требует умножить их и вернуть сторицей. Это главное дело человеческой жизни не вмещается ни в какой обряд и не подлежит учету ни в каком приходе. Ни одна церковь не спрашивает у своих прихожан, насколько они умножают таланты, данные им Богом, насколько хорошо писатель пишет, врач лечит, певец поет, философ мыслит, дворник метет. Это остается вне церкви, в прямом предстоянии человека, малого творца - большому Творцу.
Об этом хорошо писал Николай Бердяев: "Официальные люди Церкви, профессионалы религии, говорят нам, что дело личного спасения есть единое на потребу, что творчество для этой цели не нужно и даже вредно... Простая баба, говорят нам, спасается лучше, чем философ, и для спасения ее не нужно знания, не нужна культура и пр. Но позволительно усомниться в том, что Богу нужны только простые бабы, что этим исчерпывается план Божий о мире".
В церкви человека принимают за то, что он НЕ сделал: не убивал, не прелюбодействовал, не крал. А то, что он сделал: создал, написал, открыл, изобрел, то есть собственно приумножение талантов, полученных от Создателя,- об этом в церкви не спрашивают, это вне ее интересов. Но именно за это мы напрямую отвечаем перед Богом, и в этом смысле притча о талантах может считаться ключом к пониманию "бедной веры".
- Церковь в своем идеале пытается в предельно разобщенном мире собрать людей для общения в некое единство, а "бедные верующие" получаются такими одиночками. Мне кажется, что именно этого и добивалась советская власть, последовательно лишая человека подлинных настоящих связей, отбивая к ним всякую охоту.
- "Бедная вера" остается бедной именно постольку, поскольку это неорганизованная религия. Как только начнет создаваться нечто вроде общины "бедных верующих", со своими обычаями, вероучением, это уже не "бедная вера", а еще одна церковь, пусть протестантская и нонконформистская. Но при этом "бедная вера" вовсе не исключает общения. В Новом Завете сказано, что где двое или трое соберутся во имя Господне, там с ними будет сам Господь. Не сказано: сто, или двести, или тысяча, но только двое или трое - речь идет о глубоко личной духовной общности. Кроме того, это всегда общение по горизонтали, без иерархов, без начальствующих.
- То есть именно эти верующие готовы выстраивать некие горизонтальные человеческие связи? То, что называется гражданским обществом?
- Совершенно верно. Сегодня не видно большого интереса церковных руководителей к развитию гражданского общества. Они гораздо более заинтересованы в сотрудничестве с властью, с государственными органами и даже с силовыми структурами.
- Если "бедная вера" - порождение атеистического прошлого, откуда тогда она взялась в США? Согласно вашей книге там таких верующих - около 12 процентов, это тоже немало.
- Советский атеизм облегчил становление "бедной религии" и сделал ее более массовой на территории нашей страны. Но рост надконфессионального сознания - это тенденция общемировая. В США с 1990 по 2008 год число экуменистов, то есть внеконфессиональных христиан, выросло в 40 раз (!) и достигло 8 млн. Это обусловлено разочарованием в традиционных конфессиях, проявляющих склонность к догматизму, обрядоверию, фарисейству. Вообще же наблюдаются две тенденции. С одной стороны, усиление опасных, агрессивных - но именно поэтому и саморазоблачительных - форм конфессионализма, клерикальных и фундаменталистских движений, которые стали факторами глобальной политики. С другой - рост экуменизма, "бедной веры" и других форм надконфессионального сознания, способных объединять людей не в группы и организации, а поверх всех барьеров.
Беседовала Елена Кудрявцева
http://www.kommersant.ru/doc/2314182