Записки бойца Поискового отряда

Sep 14, 2015 18:13



Хочу познакомить вас с человеком, с которым я сам познакомился совсем недавно. Александр Мазин - активный участник Поискового движении России, боец Поискового отряда Тверской области "Поколение".. Ему есть что рассказать о пройденном пути. Ещё мы  все вместе строим Воинский храм во имя святого праведного князя Дмитрия Донского в деревне Астапово Дальнее. Он знает про Бессмертный полк гораздо больше многих из нас. А здесь - его фотографии с прошедшего 6 сентября праздника у Солдатского креста. Рассказ Александра я читал не отрываясь.



«КОПАЙ ДАЛЬШЕ, БРАТОК!»

Записки бойца Поискового отряда
Потери, история, память,  жертвы, героизм, мучения, слава, предательство, самоотверженность, бесславие… Как много слов приходит на ум при мыслях о Великой Отечественной! И как редко мы возвращаемся к ним после Дня Победы!

Но 9 Мая все чувствуют себя патриотами. Гордятся Победой, почитают ветеранов. Вешают ленточки на антенны и дворники автомобилей, клеят наклейки. «Я помню! Я горжусь!»…

Каждым маем командиры поисковых отрядов получают вал писем с просьбой найти дедов - пропавших без вести, убитых, но неизвестно где захороненных. Меня многие после майских праздников спрашивают: как стать поисковиком? Я отвечаю: «Адрес сайта «Поисковое Движение России» доступен всем». И добавляю:  «Слишком многие пропадают без вести при переходе от слов к делу»… Некоторых это даже обижает. Но большинство все равно ограничивается только посещением сайта. Потом проходит май. Вместе с ощущениями победной весны 1945-го уходит и память. Интересующиеся пропадают без вести. До следующего 9 Мая.

Память! Такая короткая штука…



Александр Мазин

Мне 36 лет, война кончилась 70 лет назад. Это кажется так давно! Но только кажется. Всего-то почти 2 раза мой возраст, а я не чувствую себя древним. Значит, война была ТОЛЬКО ЧТО. Только что были уничтожены отцы, матери, сестры, братья и дети. Только что убиты лучшие люди страны. Только что выжжены тысячи деревень.

Посмотрите на старые карты - вся земля западнее Москвы была заселена. Сплошь и рядом деревни и поселки на картах! А теперь даже наметанным взглядом, проходя по лесам, выросшим на месте бывшей пашни, - в поисках бойцов, - ты с трудом можешь определить, что тут были дома и жили люди. Забытая, нежилая земля на многие километры - всего в 200-300км от Москвы.

Память…
Помнить - тяжело. Помнить - утомительно. Зачем? Мы же помним 9 Мая - достаточно! Сухие строчки сводок и данных о количестве потерь? Так это неинтересно. Это далеко и так нестрашно… Ум человека не может вместить в себе цифры больше 50-100 человек. 50 - это 2 класса школы, 100 - количество людей в набитом вагоне метро. То, что больше 100 - просто много. А гибли по 200-300 человек за один день. Всего-навсего у одного села.

Надо просто осознать, как это много! Осознав и поняв, как недавно это было, и было, по историческим меркам, рядом с тобой, ты по-другому начинаешь смотреть на войну. Как минимум, ты понимаешь, почему фронтовики почти не смотрели фильмы о войне.
***

В село Холмец я начал ездить примерно 25 лет назад - еще школьником. Вместе с отцом, который приезжал на место гибели моего деда, Мазина Александра Алексеевича, рабочего завода ЗИС. Он погиб в начале 1942 года - как и всё почти московское ополчение -  во время Ржевско-Вяземской операции. Отец мой, тогда - директор московского завода «Грамзапись» (кстати, первый русский CD- диск был выпущен именно здесь), очень помогал холмецкой школе. На момент гибели деда отцу было 4 года.

Мне тогда казалось, что вот под этими плитами братской могилы лежат все защитники, погибшие под Холмецом. И что на плитах - ОГРОМНОЕ количество имен. Что Холмец -  исключительное место по числу павших...

Как я ошибался! Но что-то тянуло меня в те края вновь и вновь. Что? Не знаю до сих пор.

Как-то раз я уговорил отца сходить вниз, к умирающей ныне деревне Подсосенки, где погиб и был, судя по сведениям из «похоронки», захоронен мой дед. Именно этот момент я считаю началом Моего Поиска.

Тогда удалось поговорить с бабушкой, пережившей войну и выжившей в тех местах. Она рассказала, как, будучи еще девчонкой, видела наступавших наших. Один из них был ранен, когда бежал через поле. То самое, у которого мы сейчас стояли. Показала бабушка, откуда и куда бежал боец. Его принесли позже в деревенский дом. Солдат был ранен в живот. Положили на печку отогреваться - стоял февраль 1942-го. Потом была бомбежка, и солдата убило.

Позже отец - из разговора с сослуживцем деда, из других отрывочных воспоминаний -  узнал, что «вроде бы, Сашка (мой дед) был ранен в живот». Совпадение?..

Проходит несколько лет, и несколько поездок туда, в Холмец. Возложение венков к памятнику на братской могиле. Возвращение в Москву.

Но опять тянет меня в те места! И опять я еду, уже с племянником и сыном. Уже без отца. Он жив и здоров, но тяжело ему приезжать на то место - и физически, из-за возраста, и морально.

С сыном и племянником мы идем на линию обороны немцев. Я, мыском кроссовка пнув по горке земли (бывшая пулеметная точка), отгребаю кучку гильз. На сувениры детям. Или - на память?! Я рассказываю, как страшно тут было: бежать по белоснежному снегу, с низинки - на покрытый льдом и накрытый минами склон! И пулемет при этом стрелял в тебя не переставая. Вот они, те самые горы гильз. В феврале 1942-го каждая из них выпустила свою смертельную пулю…



Справа - Илья Мазин с фотографией деда, солдата Ржевской битвы

Проходит еще пара лет, и я снова еду в Холмец, Уже со всей семьей - жена, сын, дочь. Нас, как всегда, принимают душевно. Мы идем в местный музей. По ходу разговора выясняется: у завуча холмецкой школы в Подсосенках погибла тетя, когда она с родственниками и соседями, и еще двумя ранеными солдатами пряталась в подполе от бомбежки. А на печи тогда лежал раненый в живот боец, который отказался спускаться в подпол - из-за раны. Попадание бомбы оказалось настолько точным, что даже в подполе убило несколько человек. А то, что осталось от солдата наверху, протекло в подпол…
Какое совпадение…

Позже, в тот же день, Наталья Назарова и ее ребята из тверского поискового отряда «Поколение» (тогда еще не знакомые мне), открыли при нас найденный ранее медальон. В медальоне - записка-смертник. Ее оказалось возможным прочесть. И это - обыкновенное чудо. Потому что часто медальоны были пустыми: солдаты Великой Отечественной считали заполнение вкладышей-записок плохой приметой.
Я посмотрел на этих молодых ребят и… решил им помогать.  Снаряжением.

Очень скоро меня посетила мысль: если тверские ребята, - школьники и вчерашние выпускники, могут заниматься Поиском, то почему не могу делать этого я? И, договорившись с Натальей Назаровой, я приехал на Вахту. Тогда и познакомился с поисковым отрядом Тверской области «Поколение».

Дальше была работа по подъему останков бойцов в деревне Морщиково. Люди, солдаты были закопаны в буквальном смысле вперемешку с конями. Я думаю, эти бойцы и «подарили» мне тогда «саперку» - знаменитую малую пехотную лопатку, МПЛ-50. «Саперку» я поднял в отличном  состоянии, несмотря на ее 73 года в земле.

Я просто снимал слой земли недалеко от центра раскопа. И вдруг появилась лопатка. Как будто лежала тут и ждала меня.

«Копай дальше, браток!» - если бы могли, наверное, сказали бы лежавшие рядом солдаты… И я копаю дальше. Этой самой «саперкой».



Та самая "сапёрка" у Солдатского креста

Разведка в лесах. Идем вместе с Сергеем Виноградовым (заместителем командира поискового отряда «Поколение»). Цель - найти незахороненных бойцов. Наш с Сережей лагерь - на высотке. Ночами морозно. И я, вылезая из обледенелой палатки, с трудом представляю себе, как те солдаты, у которых не было современного непромокаемого спальника, нескольких слоев пенки под спиной, машины в 15 метрах,  могли всё это выносить.
Хотя у нас в лагере сейчас всего-то -3. А они воевали при -25…

Но это не война. Это работа, это легко. Я просто копаю. Или наматываю по лесу многие километры, проверяя щупом «странные» ямки. Бывает, это не ямки, а место гибели бойца. Просто со временем органика разлагается, и земля в этом месте проседает. Опять копаю. И опять иду.

Тяжело хоронить найденных бойцов. Их хоронят каждый год. 7 мая этого года тоже было захоронение. И я понимал, что отправляю в последний путь убитых героев. Героев, может быть, даже не успевших сделать ни одного выстрела. Они всё равно стали героями, защищая свою землю. Героями и мучениками.

Тяжело понимать, что так мало их найдено и вырвано из небытия, хоть теперь они и захоронены с почестями. Правильно. Одни - по-христиански. Другие (а мусульман среди павших бойцов очень много) - в соответствии с канонами ислама. Ты отправляешь их в могилу, а не оставляешь в присыпанной землей ямке, как считают нужным некоторые приверженцы «покоя мертвых».

Мы начали закапывать могилу лопатами. Потом в дело вступил трактор. И тут…  В месте, где 100 раз все перекопано, - у сельского кладбища, в земле, где, слава Богу, не было никаких окопов, - трактор  буквально кладет на могилу еще одну «саперку»...
«Копай дальше, браток!», - если бы могли, сказали бы солдаты…

Потом была июньская Вахта Памяти - в Тверской области. Я приехал на Вахту вместе с 13-летним сыном. Он тоже ощущает себя полноценным поисковиком и понимает важность того, что делает - для себя и своих сверстников. Потом - лагерь  «Волховский Фронт» под Питером. Сюда съехались около 700 поисковиков из многих стран.

Но все это время меня посещали мысли: правильно ли я поступаю, копая могилы? Ведь многие же уверены: лежат себе спокойно солдаты там, где их положила война. И чего ради их трогать? Все это давно было. Зачем теребить мертвых? Война прошла, и наши победили…

Я гоню от себя такие мысли! Я знаю, почему я ищу павших - безвестных, оставленных на поле боя. Или сваленных в бездонные ямы так называемых «санитарных захоронений».

Отношение мое к поиску - как к чему-то, возможно с трудом передаваемому словами. Но Поиск - великая честь для меня. И тошнит меня от некоторых «коллег» по поиску, для которых это - всего лишь уикенд на природе с шашлыками и спиртным. И с последующим гордым извещением соседей и знакомых: «Я был на раскопе!».

Отношение моё к поиску никогда не втиснуть в рамки любознательности - «по истории» или «по железу», когда человек пренебрежительно выбрасывает найденные  кости. Как что-то «попутное», «лишнее», «мешающее». Поиск для меня - дело, позволяющее остро чувствовать хрупкость мира и его ценность.




Та самая берёза. Май 2015                                            Июль 2015

А символы - вот они, перед глазами. Я не страдаю экзальтированностью. Я просто знаю - «саперки», пролежавшие 70 с лишком лет в земле и ни на минуту не утратившие своего предназначения - это знак мне: «Копай дальше, браток! Нас еще много, забытых. Ненайденных». Вот корни - в виде крестов сросшиеся в могилах Синявинских высот. Вот березка, которую я срубил весной для установки звезды на раскопе в Морщиково. Срубил, зачистил и вкопал чистый ствол. К июню березка… проросла живыми листьями. Вот капля дождя на обелиске в Холмце, стекающая по лицу Бронзового солдата. Она стекает слезой.



Бронзовый солдат. Та самая слеза. Мемориал в селе Холмец Тверской области

Вот случайно назначенное место встречи в Мясном Бору с остальными бойцами нашего отряда. Договариваясь накануне, я просто ткнул в карту в районе Великого Новгорода. Приехали, встретились. Оказалось, точка эта - обелиск, под которым захоронены тысячи павших бойцов 2-й Ударной армии, преданных Власовым.  К стыду своему, до этого я даже не знал о существовании обелиска.
Надо ли искать павших? Я знаю точно - надо!
Не мы нужны этим солдатам. Они нужны нам!

Они свое уже отдали - стране, земле, нам. И нам нужно помнить о них, об их подвиге и мученической смерти. Нам - отдавать долги.

И все-таки… Слышу иной раз мнение людей, среди которых есть и священники, и бывшие поисковики: не стоит трогать их, солдат той войны. Лежат и лежат. Вот такая у них солдатская доля,  дескать. Значит, все в прошлом?
Значит, мы бежим по дорожке беспамятства? Значит, и генералиссимуса Суворова с его словами о том, что война заканчивается, когда погребен последний солдат, туда же, на дальнюю запыленную полочку?!

Эта полочка называется «Небытие»… Оставить в небытии свою память? Пусть так и лежат, сваленные в кучу вперемешку с конями, с формулировкой в донесении «не вынесен с поля боя», как в Морщиково?

Или лежат и дальше, но аккуратно - с немецкой педантичностью уложенные «валетом»,  ровными рядами, как в Пустошке? Пусть прорастают лесами в четкой, словно по линеечке выкопанной немцами могиле, с нашенской формулировкой «пропал без вести»?

Пусть так и ездят машины на шашлыки  мимо «верхового» бойца, найденного Сергеем Виноградовым, поисковиком от Бога, в пяти метрах от дороги, у самого села Холмец?  Боец лежал в снаряжении, с винтовкой. Он погиб тут зимой 1942-го. Его просто присыпало февральским снегом, а по весне прикрыло нанесенным ручьями грунтом.

Оставить в безымянных санитарных ямах на Синявинских высотах боле 500 бойцов, которых туда хоронили на протяжении всех почти трех лет попыток прорвать блокаду Ленинграда? А почему нет, ребята? Ведь мимо этих бойцов 70 с лишним лет постоянно ходили грибники…

Продолжать верить, - как я в детстве, - что списки имен на плитах обелисков отражают истинное количество захороненных, а не фиктивное, по документам, протоколирование фамилий из донесений о безвозвратных потерях? Так это постоянно подтверждается при нахождении  бойцов, которые, якобы, захоронены, и их имя высечено на плите. А на самом деле они всё еще лежат в лесу у безымянного ручья…



Где именно покоится солдат Великой Отечественной Александр Мазин, пока не известно. Но сегодня его имя - у Солдатского креста

Оставить так? Оставить их в темноте нашего беспамятства, лени и гордыни?

Но это были прекрасные люди! Их лица, - я знаю точно, - были прекрасны. Я смотрю на фотографии павших в ту войну. Все красивы! А это значит, что пали, что брошены, забыты лучшие люди страны.

Плюнуть на себя и постараться забыть их, а, значит, и свою честь? Прокладывать дороги через захоронения в 200-300 человек, как это сделано в Оленинском районе Тверской области? Стараться не волновать себя «трудными» и неприятными мыслями о «давно прошедшем»? Считать, что твоим детям достаточно нацепить ленточку (как, кстати, правильно ее называть - «георгиевской»? Или все-таки гвардейской?) на 9 Мая, чтобы знать и помнить о той Войне? И искренне верить, что хватит увидеть пару художественных фильмов, чтобы всеми силами не допустить новой войны?

Откреститься от этой страшной памяти? От этих черепов и костей? Отвернуться от них и от себя? Лечь на диванчик и включать ура-патриотизм к 9 Мая, а выключать уже 10-го?

Нет! Не хочу быть родства не помнящим. Я продолжаю свой Поиск. Поиск себя.



Есть в книге Прилепина «Обитель» - о соловецком лагере особого назначения - слова мусульманина: потому и сильны мы, что помним и чтим свои кладбища и своих предков. А вы, русские, готовы к мертвым относиться как к мусору. Прав этот литературный герой, тысячу раз прав. Как ни больно понимать, что под словом «русские» он понимал православных.

Сам я не делю найденных бойцов ни по какому признаку. Все они для меня - русские солдаты. А, значит…
«Копай дальше, браток»!

Группа "Солдатский храм"

воинский храм, солдаты, Великая Отечественная, война, память, солдатский крест

Previous post Next post
Up